— Ну, пока…
* * *
В тусклом свете, который давала запылившаяся старая люстра, Аркадий выглядел почти стариком. Под глазами черные круги, трехдневная щетина, мутный взгляд… Света с тоской смотрела на супруга, который все-таки сумел открыть дверь и вошел, но в результате совершенно обессилел. Он несколько раз попытался сунуть ключ в скважину, плюнул на эти попытки, припер дверь своим телом и решил расшнуровать ботинки, но потерял равновесие и едва не упал.
Около полуночи в доме все стихло. Пьяный супруг сначала долго обнимался с унитазом, потом потребовал обед, заснул над тарелкой и в практически бесчувственном виде был уложен на узком кухонном диванчике. Завершив возню с Аркадием, Светлана, глотая слезы, пошла стирать — весь день руки не доходили до тазов, а оставлять было уже нельзя, белье и так мокло вторые сутки. Наконец можно было лечь спать. Но даже на это у Светы не осталось сил. Она сидела в кресле рядом с детской кроваткой, а по щекам у нее катились слезы. Все ее надежды посоветоваться с мужем, вместе решить, как лучше поступить, в очередной раз разбились вдребезги. Тоска комом стояла в горле, хотелось пореветь в голос, кому-то пожаловаться, да некому. Маму она жалела — ей и так хватало проблем, так что Свете опять предстояло самой обо всем думать…
«Я боюсь эту бабу… Мне просто страшно идти работать в школу под ее начало. Павлик маленький, все время болеет. Эта сука меня сожрет после первого же бюллетеня… Аркадий не помощник, он скоро будет пропивать больше, чем зарабатывает… Где искать работу? Неужели придется на базар идти торговать? Я там свихнусь…»
Светлана уронила голову на руки и разрыдалась. Павлик заворочался во сне. Она вздохнула, погладила лоб мирно сопящего сына, поправила на нем одеяло и скинула старый байковый халат. Стараясь не скрипеть, она легла на диван, который, казалось, был набит битыми кирпичами и комьями земли. Сон все не шел…
Вот уже третий год каждое утро Светлана просыпалась с единственной мыслью: сегодня выходной или рабочий день? Утро понедельника наступало неумолимо — она вела в сад хныкающего сына и брела по знакомой до боли дороге. Прекрасно зная, что ждет ее через пятнадцать минут: зрелище стоящей на школьной лестнице Надежды Александровны. Никакие катаклизмы не могли поколебать новой традиции — каждое утро директор школы сама наблюдала за суетой в школьной раздевалке. Но если ученики давно не обращали внимания на эту фигуру Командора в юбке, то большинство учителей всходили по школьной лестнице, как на Голгофу. Надежда Александровна считала, что только страх может заставить людей честно работать.
«…Я все-таки когда-нибудь повешу на дверь ее кабинета новую табличку». Светлана улыбнулась, представив, как напишет на листе ватмана черным фломастером:
«Погодите, не спешите,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую».
Только умение видеть смешное во всех ситуациях помогало ей справляться с обстоятельствами. Но после развода с мужем оно стало ее подводить.
Глава 7
— Мамуль, я все никак не соберусь тебе сказать…
Сергей забежал к родителям после работы, чтобы предупредить о предстоящем официальном визите. Катерина торопила его, надувала губы и говорила, что он очень ее огорчает. При этом она многозначительно клала его руку на свой упругий смуглый живот. Живот был хорош, но Сергей ничего не мог с собой поделать — предстоящий разговор с родителями сильно его пугал. Наконец он решил, что двум смертям не бывать, а одной не миновать — вечно прятать беременную невесту невозможно, и чем дальше, тем более дурацким выглядит его поведение.
И вот он дома. Отца еще нет, мама, разумеется, сразу усадила его за обеденный стол, уставленный таким количеством блюд, что можно было предположить, что трапеза готовилась на дюжину лесорубов.
Отдав должное тушеным баклажанам, маринованной по собственному рецепту скумбрии, домашним пирожкам с ливером, ароматному куриному бульону и воздушному картофельному пюре с киевской котлетой, истекавшей маслом, Сергей наконец решил перейти к цели своего визита.
— Так вот… Да ты не волнуйся, ничего страшного…
После этих слов Марина Васильевна охнула и грузно опустилась на табуретку.
— Мамуль, да перестань же ты… Просто я собираюсь познакомить вас с Катей. Катя — моя хорошая знакомая.
Марина Васильевна была женщиной небольшого ума, но обладала хорошей интуицией.
— Кто, прости, эта Катя? Твоя хорошая знакомая? Или все-таки что-то большее?..
Сергей ерзал на стуле. Он до сих пор прекрасно помнил те времена, когда подвергался психологическим атакам из-за неправильной профессиональной ориентации. Похоже, его матримониальный выбор повлечет еще более серьезные последствия. Вдруг он решил взроптать.
— Мам, хватит. Я — взрослый мужчина. У меня есть личная жизнь. Рано или поздно я захочу жениться, создать семью, у нас родится ребенок…
Марина Васильевна не позволила ему закончить фразу:
— Эта Катя уже беременна? Какой срок?
— Откуда я знаю? — Сергей чувствовал себя, как в восьмом классе ненавистной физико-математической школы, когда классная руководительница застигла его в школьном подвале с сигаретой в руке. — Да, Катя беременна. — И жалобным голосом добавил: — Не говори, пожалуйста, папе…
* * *
«Мне всегда шел этот цвет…»
Катерина стояла перед зеркалом в расстегнутой алой блузке на голое тело. Она собиралась на «смотрины» и прекрасно понимала, как много зависит от первого впечатления, которое она произведет на Сережиных родителей.
Важно понять, кто у них в семье главный… На кого ориентироваться?.. Если на папу, то идти нужно в этой блузке — ни один мужик не устоит. Сразу потеряет голову и начнет завидовать сыну черной завистью… А вот будущая свекровь обязательно возненавидит… Нет, так дело не пойдет.
Блузка вернулась в шкаф. Катерина решила начать с белья. Ей всегда нравилась собственная нагота, нравилось и тонкое, кружевное, изысканное разноцветное белье. Даже во времена тяжелого безденежья она не могла устоять перед искушением купить какой-нибудь необыкновенный комплект. В Сережиной квартире, куда она перебралась не так давно, один из ящиков гардероба уже заполнился ее исподним.
Алый цвет прочно завладел Катиным подсознанием. Она отыскала трусики-стринги и тонкий бесшовный лифчик самого яркого оттенка — именно такими были пионерские стяги в ее школьном прошлом. Но теперь этот цвет вызывал у нее совсем иные ассоциации — с дорогими интерьерами огромных спален, где главное место занимает кровать. Постельное белье в ее мечтах всегда было или черным, или, опять же, алым… Настоящая Ассоль нашего времени…
В конце концов Катерина предстала перед Сергеем вся в черном — тонкая водолазка подчеркивала прекрасную форму тяжелой, но упругой груди, узкая юбка открывала идеально круглые колени и позволяла любоваться совершенной линией ножки с высоким подъемом и тонкой щиколоткой. На лице минимум макияжа — только бежевые тени на веках, немного коричневатых румян и вишневый блеск на губах. Сергей залюбовался.
— Кать, я все никак не привыкну, какая ты у меня красавица…
Он подошел к будущей жене, обнял за плечи, потом наклонился, чтобы чмокнуть в щеку, но, ощутив пряный запах ее духов, потерял голову. Поцелуи становились все более жаркими, его руки опускались все ниже, дыхание становилось прерывистым. Резким движением он стянул тонкую водолазку.