Но людям надоело жить в прошлых измерениях. Им вдруг захотелось выведать, что сулит новая жизнь, коли они теперь не обладатели гигантской коллективной собственности? Им захотелось узнать, каково это — жить не только политическим, но и реальным бомжем?
Ну, и подскажешь кому-нибудь об этой глупой сделке народа, выслушают тебя десять человек из тех, кто когда-то нанес себе ущерб, а дальше что? Где найдется тот, кто способен на действия? Когда даже полиция исправно уже служит лишь Сундуку… Любому единоличному халифату, тому, кто заплатит.
Но… думай — не думай… Автор не может помочь всем ротозеям. Они к тому же ругаются, когда им что-то подсказывают. Мол, кто тебе за это платит, признавайся! Такие ошибок, как правило, не признают. Сними и умирают. Безропотно. Страну никогда не могут отнять у въедливых и дотошных. Государство отнимают лишь у бездумных тараканов.
Обреченное поколение, которое на невероятные трудности обрекло себя само, пожелав вдруг хапнуть и отвернуться, чтобы в одиночку съесть украденный на столе кусок. Не догадываясь вовсе, что утащен этот шмат у себя же.
Остается надежда: вдруг нашим детям захочется двинуть к иным Созвездиям… Вдруг и они пожелают узнать, что это за жизнь такая, когда между людьми лишь равенство и братство? И тогда, скорее всего, не будут увозить глупых девчонок из края имени Рытхэу в далекие регионы на продажу.
А тогда, вдруг и наши внуки построят свой Ферганский канал! И Днепрогэс, и вновь перегородят Саяны! И отправятся на Марс за веткой сирени! А может, и дальше… Прямиком к планете Нибиру, на которой, как и на Земле, утверждают астрономы, можно жить, а коли трудиться, то, конечно, с точки зрения умного общества, трудиться сообща!
Не веками же, упрятавшись в Сундук, жевать мелкий прожект, по которому помнить нужно только о себе, лавочку мастерить лишь для себя и суп в тарелку наливать только себе.
Но пока перед Анной — примитивная явь. В которой уже почти не читают газет. Ни в метро, ни в автобусах. Не получают ордеров на бесплатные квартиры. Не летят по улицам высунувшиеся из окон автобусов пионерские горны, радостно трубившие всему миру о том, что дети — есть лучшее на земле. Это и впрямь надежда! У всех поколений. На лучшую мысль. На большую чуткость и справедливость. И на огромные открытия! Не только технологические. Но и в области человеческих отношений… целой цивилизации!
— Надо идти домой! — напомнил о себе Рахман, и сгорбился, будто уходил в склеп.
Конечно, в его душе напрочь теперь поселилась безысходность. В стране, которую он так любил, надругались над дорогой ему идеей, вырвали из него, впрочем, как и из миллионов, стержень, на котором держалась вся его жизнь.
По улице уходил человек, из кармана которого уже торчала… бутылка. И прикладывался он к ней теперь и от баловства, и от настоящего мужского горя, из-за ощущения, что у него уже в судьбе отнято все.
По улице, не торопясь, уходил человек, которому Анна, несмотря на все к нему уважение, ничем не могла помочь, потому что не было между ними… любви, а было только понимание. Очень глубокое, но товарищеское…
А любовь… она как-то иначе, в каких-то иных мирах зарождается, то ли ветерок меж дубами особый нужен, то ли чтоб улыбнулся кто-то рядом иначе. И чтоб звезды ниже опустились, чтоб шепнули они такое… Попробуй тогда догони их намерения и мысль!
— Погоди, Рахман, подожди минутку… — остановила она его и, потупившись, тихо спросила:
— Скажи, как там Хади?
Какое-то время ветви берез привлекали внимание Рахмана.
— Вы что, сговорились? — наконец-то произнес он и, улыбнувшись, внимательно глянул на Анну. — Когда Хади увидел меня в Хартуме, тоже в первую очередь спросил о тебе.
— Вот как…
Дорожка опять начала шириться между ними, вот уже и до саженца около газона дотронулся Рахман.
— Набери в интернете его фамилию на английском, и все узнаешь, — как всегда, дал он разумную подсказку и заторопился: — Скоро свадьба у Кати, я тебя приглашу.
На эту свадьбу они не попали оба. Боясь, что Рахман в день торжества ляпнет что-то неподходящее, съязвит по какому-либо поводу или, что еще хуже, начнет защищать уже умершее государство (с точки зрения жены — наконец-то сдохшее) и не в меру напьется, Лена под предлогом лечения почек через своих родственников устроила супруга в больницу, адрес которой никому не дала. И никто не принес больному в палату его любимых газет, ни одного бутерброда.
Хотя нет… Однажды в больницу пришла жена. Посидела рядом, поговорила, а когда медсестра вызвала пациента на процедуру, обшарила его постель и унесла последние крохи, которые больной заработал своей аналитикой на какой-то арабской радиостанции, где его не забыли, где еще ценили не утраченное им мастерство.
Сама Лена, вернувшись из Хартума в Москву, ни одного дня не работала, считая, что всегда и везде ее должен содержать муж.
Обчищенный карманниками всех типов, от домашних до политических, Рахман вскоре умер. Но зато с какой помпой, будто самая преданная и любящая жена, на деньги, собранные его друзьями, повезла Лена прах мужа в Нубию, в которую ему нельзя было ни на минуту вернуться домой живым.
Интернет — великая деревня, радость для миллионов людей в эпоху, когда неподъемные цены на поезда, самолеты, телефонные звонки и телеграммы кому угодно вывернут карман наизнанку. Интернет — это как тропки по лугу меж деревнями, дороги к неведомым прежде городам и, что когда-то было неслыханно, доступная трасса даже меж континентами.
Интернет сократил расстояния, сблизил эпохи, объяснил чьи-то поступки, помог поговорить мужчине и женщине, не отпустил лишний раз на улицу озорника, рассказал о клеродендруме, подсказал, как найти редкую книгу о древнем Востоке, в один миг отнес, как джинн, к излучине Нила.
На сайте «Анекдоты» кто-то опубликовал утверждение, что Интернет подобен автомобилю, может отвезти в библиотеку, может и в кабак. Однако от человека зависит, куда ляжет его ближайший путь.
Анну больше тянуло к заповедникам, неведомым рекам, к горам, по которым будто сама бродила, к океанам, на песках которых будто бы когда-то жила. В далеких снах, в каких-то неведомых жизнях. Как жаль, что наяву такие полеты над земными пространствами мало кому доступны. Но океан мыслей, к счастью, доступен каждому.
Домой или в кабак? Анна спешила к столу, за которым хоть что-то можно узнать о родине Хади. А там… по-прежнему Север презирает Юг, который до сих пор, видите ли, равнодушен к исламу. Юг ненавидит север. Южане напали на Омдурман и Хартум, бомбили города. Людей скашивали пулеметные очереди на улицах и в огородах. Вечером суданское телевидение объявило о полном разгроме боевиков и об убийстве руководившего нападением Мохаммеда Салеха Гарбо и командира разведывательной службы южан-повстанцев.
Налетчики — арабы с севера — в свою очередь захватили в рабство тысячи черных южан народности Динка. Женщин и детей после тяжелой работы в полях заставляли жить в загонах для коз. Продажа рабов, как и в древности, вновь стала прибыльным делом.
На другом сайте Анна увидела страшное зрелище: на центральной площади Хартума, в огороженным глиняным забором закутке, с чахлыми вокруг него кустами, огромные верзилы в тщательно отглаженных голубых униформах с мощными бичами в руках, которыми, как правило, яростно щелкают по хребтам быков, хлестали высокую девушку, одетую в какие-то смертные, черные с головы до пят, одежды.
Как же кричала эта чернокожая девушка, уползая поближе к машине, как отчаянно хваталась за хлыст в надежде, что поймает его и хоть чуточку смягчит свою боль! Но огромные мужичины, похожие скорее на скот, нежели на людей, только смеялись…
За кого, объясните, в этой стране выходить женщинам замуж? Кто может быть таким вот избранником, чтобы девушка искренне ему сказала: «Я тебя люблю! Как ветерок в поле, как цвет на лугу, как жеребенка в пойме! Ты мой самый прекрасный!..»
«Прекрасный»… с бичом в руках… И с животным гоготом из глотки! При виде женского отчаяния и боли…
За что же девушку наказывали, отчего еще девять жертв в этот день перенесли такую же экзекуцию? По Шариату, который приобрел в Судане государственность, девушек истязали лишь за то, что в двадцать первом веке посмели они придти в ресторан в… брюках!
— О, небеса! — схватилась за голову Анна при виде этого мерзкого средневековья. — Как можно целому государству докатиться, опуститься до такого?
«А впрочем, если бы тогда, в далеком 1971 году, в борьбе с мусульманином Нимейри победили бы коммунисты, кто посмел бы нынче истязать этих девочек, праздновал бы Шариат в наши дни свою подлость по отношению к беззащитным? Кто своим давним безучастием, пусть хоть и косвенно, виноват в беде этих девчонок?
Значит, правы все-таки южане, коль не хотят, чтобы их жен и дочерей вот так же прилюдно били огромными бичами, предназначенными для скота…»
Но и южане, о чем рассказывал далее Интернет, между собою после победы не ладили. Шесть тысяч воинов племени Нур в Южном Судане напали на город Пибор, где живет враждебное им племя Мерл. Здания подожжены, в том числе и больница.
После трех дней осады войска Северного Судана заняли столицу нефтеносного региона город Абьей. Благотворительная организация «Врачи без границ» обеспокоена судьбой более 130 своих сотрудников в Южном Судане. Потом войска Южного Судана освободили район Абье. Войска Северного Судана опять отбили этот драгоценный район.
Так что война в этой стране гремит не только на компьютерном экране. В итоге поднялась плата за образование, поднялись цены на хлеб и отопление, полиция окружила университеты в Хартуме, Омдурмане, пустила слезоточивый газ и била возмутившихся студентов дубинками.
На официальном экране российского телевидения — ни слова об этих кровавых событиях в центре Африки. С болью в душе откликнулся на происходящее лишь один неведомый поэт с Урала — Сергей Сероухов.
Людская глупость неустанна,
От колыбелей до седин.
Теперь на свете два Судана,
А раньше — был всего один.
И как-то сразу стало жутко
Народам прочих, дальних стран.
Ведь это все-таки не шутка,
Ведь это все-таки Судан
Планета трауром укрылась,
Поналетело воронье.
И курс рубля заметно вырос,
К Суданской, этой… как ее?
Перемешались в общей массе
И детский плач, и женский стон.
А в беспокойном Гондурасе,
Свернули миссию ООН.
Сломалась графиков прямая,
Поник хваленый «Доу Джонс».
Все вспомнили народность майя,
И майский метеопрогноз.
Пусть станут узы — крепче стали,
Судан, как водится — един.
В селе далеком, на Урале
Авось откроют магазин…
Какой-то скромный неведомый поэт с Урала мечтал об объединении далекой страны, переживал за нее, а позволь ему, тут же кинулся бы к двум Нилам святым миротворцем. И, вероятно, сказал бы людям разных культур такие слова, прочитал бы им такие стихи, что дула автоматов у многих жителей тамошних стран мгновенно опустились бы к земле. Но Россия посылала во многие страны своих посланников уже только в составе ООН, лишь как второстепенную незначащую силу, и об этой своей подчиненности чужакам у себя дома помалкивала, лишь бы собственные народы еще не догадались о роли политической и человеческой никчемности, какую отвели им в мировом сообществе.