Вдруг одна медсестра толкнула в бок своего подопечного:
— Глядите, Василий Иванович, вон девочка, как на вас похожа!
Лейтенант оглянулся, присмотрелся к девчушке, воскликнул:
— Так это же моя дочь! Зина!
Как же они на глазах всего госпиталя обнимались, как плакали от радости врачи и медсестры!
Бывшая жена не пришла в госпиталь ни разу. С дочерью потом Василий встречался еще несколько раз в доме у тещи. Семилетняя девочка не могла сама добираться до больницы.
Отец вновь прощался с ребенком, ибо написал в штаб армии, что опять, несмотря на ранение, должен быть на фронте, так как хорошо знает азбуку Морзе и рацию. Напомнил, что родители в доме частенько разговаривали по-польски и по-немецки (батрачили в Польше у немецкого бауэра), он их понимал, да еще в школе учил немецкий, значит, может сгодиться и как переводчик.
Василий Разумов получил направление радистом в партизанский отряд, расположившийся в лесах Закарпатья, севернее Перемышля. Много групп в поддержку партизанам засылала тогда Москва в Западную Украину. Советская Армия наступала, и нужна была точная информация о передвижении немецких войск.
Заброска прошла благополучно. Бойцы оказались в том отряде, где и должны были быть. Партизаны на просеке разложили горящие бревна, и Василий, несмотря на хромоту, благополучно вместе с рацией прибыл на место дислокации. Около догорающих костров, они, обнявшись, долго еще пели в ночи советские песни.
Потом — рутина исполнения партизанских заданий. Но вот удивительно, стоило какому-нибудь бойцу отбиться в лесу от группы хоть на несколько метров, он тут же исчезал. Навсегда. Будто сквозь землю проваливался. И никто уже потом его не видел.
Однажды в соседней группе Василия Веревкина пропал радист. Группы тогда решили объединиться. И опять по дороге пропадали люди. А когда партизаны встретились, то услышали самое зловещее в своей жизни:
— Хенде хох, русские собаки!..
Отряды Василия Разумова и Василия Веревкина были окружены фашистами. Позднее Кристина Разумова получила вначале похоронку, но затем бумагу о том, что брат ее пропал без вести.
Первые националистические украинские вооруженные отряды ОУН появились после начала войны между Германией и СССР в Полесье, в районе г. Олевск и на Ровенщине… Они уничтожали советские воинские части, которые в условиях окружения создавали партизанские базы.
Две партизанские группы, которые шли навстречу друг другу, выдали фашистам пробравшиеся в партизанский отряд бандеровцы. Это они душили в лесу отставших солдат, это они навели на них врага, когда группы встретились около стыка границ Польши, Венгрии и Чехии. Партизаны только вошли в дом, хотели было по рации передать в Центр, что встретились, что все пока идет благополучно…
Не успели. Фашисты закидали дом гранатами. Потом начали подбирать оглушенных и раненых бойцов. Немцы с пленниками уже уходили, когда вдруг увидели, что один из покойников зашевелился. Это был истекающий кровью Василий Разумов. Прихватили и его.
В плену опять встретились командиры двух групп Василий Веревкин и Василий Разумов. Теперь их обоих таскали на допросы, били по голове, выкручивали руки-ноги, выбивали зубы, ломали ребра. Фашисты войну уже проигрывали и тоже хотели знать о передвижениях Красной армии и многочисленных партизанских отрядов…
Общаться же пленники не могли, чтобы не выказать, что знают друг друга. В лагере было много «зайцев», доносчиков из бывших русских, ненавидевших свою Родину так, что готовы были объединиться хоть с чертом, но только бы во всем быть против своего же государства. Попавшие в концлагеря энтээсовцы выслеживали советских людей, пытавшихся хоть как-то сгруппироваться, и выдавали их фашистам. Поэтому Василий Разумов и Василий Веревкин обменивались взглядами лишь в течение нескольких секунд, когда одного тащили на допрос, а другого тащили с допроса. И только лишь один раз Василий Веревкин тайком ночью пробрался в барак к Василию Разумову, поднес ему к губам флягу с водой, когда узнал, что днем с тела Василия фашисты выдрали, вырезали два куска кожи с татуировкой.
Потом судьба их вновь разъединила. Шел 1944 год, немцы с пленными уже осторожничали, слишком много к тому времени было случаев, когда пленные советские люди прорывались на вышки, хватали пулеметы и беспощадно косили лагерную охрану.
Теперь фашисты гнали больных, голодных, мокрых от дождей пленных из лагеря в лагерь через каждые три-четыре прошедших дня, чтобы люди не успевали познакомиться и сплотиться, чтобы не сложилось среди них никаких подпольных групп. В этих печальных колоннах с трудом вышагивал искалеченный Василий Разумов. А другими, но параллельными дорогами — гнали по Европе Василия Веревкина.
Им довелось встретиться еще раз. В местности, где ни одной травинки, ни одного деревца, а вокруг только глыбы камней… Пленным сказали, что они должны кайлом выламывать гранит, перетаскивать его с места на место — этот рабский, выматывающий труд теперь выпадал им с утра до вечера. И никто не имел права помогать друг другу. Иначе расстрел. Часовые на вышках, стоящих вокруг разработок, внимательно наблюдали за работающими. И хотя Василий Разумов не очень-то управлялся с глыбами гранита, его не расстреливали, ждали, что будет он таки работать радистом на германскую разведку.
Пленные не могли понять, где же они находятся?
Однажды Василий Разумов, знавший немецкий, вдруг услышал разговор между охранниками, что эта каменоломня — около французского городка Морли на побережье, в районе Армориканских гор.
И еще пленник из разговора встревоженной охраны понял, что завтра, 6 июня 1944 года, на северо-западное побережье Франции высадятся союзнические войска… и наконец-то откроется долгожданный Второй фронт....
«В ночь на 6 июня 2 тыс. бомбардировщиков подвергли сильному воздействию оборонительные линии врага. Утром на пяти участках побережья Нормандии началась высадка морских десантов. К 12 июня плацдарм составлял 80 км по фронту и 12 км в глубину. Во второй половине июня и в июле бои стали носить затяжной характер. К 25 июля, то есть за 49 дней, плацдарм увеличился лишь до 100 км. Недостаточные темпы продвижения войск (в сравнении с наступлением Красной Армии) вызвали беспокойство правящих кругов Англии и США Новое наступление началось 25 июля». («Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945», Военное изд-во Мин-ва обороны СССР, М. 1967).
Но пленники из каменоломни на французском полуострове этих событий не видели. За день до этого, 5 июня 1944 г., рабов, которые могли еще работать, вдруг погнали пешком на аэродром, где стоял самолет. Без опознавательных знаков. Охрана тут же начала раздавать пленным парашюты, однако их не хватало, охранники побежали на склад, но выскочившие из самолета летчики отняли парашюты, бросили их на землю, сами же спешно затолкали пленников в салон, и, не дожидаясь возвращения надсмотрщиков, срочно взмыли в небо.
В салоне оказались славяне всех национальностей и один немец у люка. С автоматом в руках.
Люди изумленно глядели в иллюминаторы и видели одно:
— Вода… вода… как много воды… Куда ж мы летим?...
«Тяжелые потери транспортной авиации Германии и изменение характера войны выдвинули на первое место поставки в люфтваффе… Уже был подготовлен довольно большой задел для производства Ju252. Поэтому решили закончить 11 самолетов. Хотя они назывались Ju252A-l, при поставке в люфтваффе в конце 1942 г. они получили номера ферзух (V5-V15) и официально не числились в составе транспортной авиации. Легкость загрузки, большая вместимость, относительно высокие летные характеристики позволили использовать Ju252 для выполнения специальных заданий. Так Ju252-V5 (DF+BQ) вошел в состав эскадрильи четырехмоторных самолетов при ее формировании 2 января 1943 г., оказавшись единственным тримотором в ее составе. Эскадрилья довольно скоро была переименована в 290-ю воздушно — транспортную эскадрилью. Ju252 также действовали в так называемой группе Гартенфельда, забрасывавшей агентов в Северную Африку. В ней на момент переименования в I/KG200 еще числилось два самолета данного типа.
Эта группа действовала в составе центрального разведывательного департамента рейха.
Тактико-технические характеристики Ju252A-l: тип — многоцелевой транспортный самолет. Максимальная скорость — 435 км/ч. на высоте 5800 м. Крейсерская скорость — 385 км/ч на высоте 5800 м. Наивыгоднейшая скорость — 332 км/ч. Дальность полета: с максимальной нагрузкой — 4000 км с грузом 2 т — 6500 км» («Крылья Люфтваффе. Перевод Андрея Фирсова, 1993 г»).
Самолет летел уже много часов. Пленники гадали, когда же и где будет конец этого пути? Но вокруг лайнера по-прежнему была вода, очень много воды…
Около охранника сидел Василий Разумов. Немец все время молчал. Потом ему тоже надоел океан, и он проворчал самому себе под нос:
— О, майн гот, как же далеко эта проклятая Аргентина…
— Герр капитан, мы летим в Аргентину? — удивленно спросил Василий Разумов по-немецки.
Надсмотрщик удивился, что раб говорит по-немецки, но промолчал. Однако и среди агрессоров наступает минута, когда они не выдерживают бремени своего превосходства. И им иногда хочется быть просто людьми, потому уставший охранник снизошел до унтерменша и пробурчал:
— Не беспокойтесь, в вашей жизни уже ничего не изменится. Каменоломни есть везде. Вы и там будете служить интересам фатерланда.
— Германия проиграла войну, и вы перебираетесь в другую страну?
— Германия никогда не проиграет, а вот вы… — фашист надменно обвел взглядом пленников в салоне, — уже точно проиграли. Навсегда.
— Как понять?
Немец сконфуженно умолк.
— Мы будем и в Аргентине строить аэродромы?
Охранник молча потянулся к автомату.
Василий откинулся в кресле, на какое-то время закрыл глаза. Теперь он понял, что никогда больше не увидит любимую дочь Зину, не обнимет мать. И друзья, знакомые, братья никогда не узнают, где и как погиб он, старший лейтенант Советской Армии Разумов, в каких джунглях сгинул, где покоятся его кости.
«Не хочу быть рабом! — чуть ли не закричал он в своей душе. — Не хочу, чтоб опять выкручивали ноги, вырезали кожу, ежедневно убивали прикладом мою память. Не хочу ежедневно терять достоинство. Там, в Европе, еще была надежда на Победу, на Великую Победу, на возврат домой, а что выпадает нынче? Гнить до тех пор, пока не вобьют вниз лицом в болотную жижу сельвы? Как все это одолеть, как вернуться домой? В чем тут может быть победа над обстоятельствами?».
Заметив, что немец дремлет, Василий, изображая недержание, пошел в конец салона, в туалет, однако наклонился над тезкой Веревкиным и спешно шепнул:
— Летим в Аргентину, чтобы удирающим из Германии фашистам строить в джунглях дома, подземные бункеры. Возможно, будем работать в шахтах и подземельях. Потом нас все равно расстреляют. Тихонько расскажи об этом по цепочке другим, чтоб не услышал и не увидел наши перешептывания охранник. Надо спастись. Прямо сейчас. Это как Третий фронт, на котором мы нынче одни. Пусть не будет по-ихнему. А на этот раз — только по-нашему. Солдаты мы или нет? За счет наших костей устраивать им сказочную жизнь?. Это наше с тобой, Вася, последнее задание Родины… Чтоб не таскали на этом же самолете в джунгли других рабов.