Таких в каждой
местности и до революции-то были единицы, а революция вовсе лишила их почвы для деятельности. - Затем, уже после 17-го года, по переносу
значения кулаками стали называть (в официальной и агитационной литературе, отсюда вошло в устный обиход) тех, кто вообще использует труд наемных
рабочих, хотя бы по временным недостаткам своей семьи. Но не упустим из виду, что после революции за всякий такой труд невозможно было не
уплатить справедливо - на страже батраков стояли комбеды и сельсовет, попробовал бы кто-нибудь обидеть батрака! Справедливый же наем труда
допускается в нашей стране и сейчас.
Но раздувание хлесткого термина кулак шло неудержимо, и к 1930-му году так звали уже ВООБЩЕ ВСЕХ КРЕПКИХ КРЕСТЬЯН - крепких в хозяйстве,
крепких в труде и даже просто в своих убеждениях. Кличку кулак использовали для того, чтобы размозжить в крестьянстве КРЕПОСТЬ. Вспомним,
очнемся: лишь двенадцать лет прошло с великого Декрета о Земле - того самого, без которого крестьянство не пошло бы за большевиками, и
Октябрьская революция бы не победила. Земля была роздана по едокам, РАВНО. Всего лишь девять лет, как мужики вернулись из Красной армии и
накинулись на свою завоеванную землю. И вдруг - кулаки, бедняки. Откуда это? Иногда - от счастливого или несчастливого состава семьи. Но не
больше ли всего от трудолюбия и упорства? И вот теперь-то этих мужиков, чей хлеб Россия и ела в 1928 году, бросились искоренять свои местные
неудачники и приезжие городские люди. Как озверев, потеряв всякое представление о "человечестве", потеряв людские понятия, набранные за
тысячелетия, - лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдье, в тундру и
в тайгу.
Такое массовое движение не могло не осложниться. Надо было освободить деревню также и от тех крестьян, кто просто проявлял неохоту идти в
колхоз, несклонность к коллективной жизни, которой они не видели в глаза и о которой подозревали (мы теперь знаем, как основательно), что будет
руководство бездельников, принудиловка и голодаловка. Нужно было освободиться и от тех крестьян (иногда совсем небогатых), кто за свою удаль,
физическую силу, решимость, звонкость на сходках, любовь к справедливости были любимы односельчанами, а по своей независимости - опасны для
колхозного руководства <Этот крестьянский тип и судьба его бессмертно представлены Степаном Чаусовым в повести С. Залыгина>. И еще в каждой
деревне были такие, кто ЛИЧНО стал поперек дороги здешним активистам. По ревности, по зависти, по обиде был теперь самый удобный случай с ними
рассчитаться. Для всех этих жертв требовалось новое слово - и оно родилось. В нем уже не было ничего "социального", экономического, но оно
звучало великолепно: подкулачник. То есть, я считаю, что ты - пособник врага. И хватит того! Самого оборванного батрака вполне можно зачислить в
подкулачники! <Хорошо помню, что в юности нам это слово казалось вполне логичным, ничего неясного>.
Так охвачены были двумя словами все те, кто составлял суть деревни, ее энергию, ее смекалку и трудолюбие, ее сопротивление и совесть. Их
вывезли - и коллективизация была проведена.
Но и из деревни коллективизированной полились новые потоки:
- поток вредителей сельского хозяйства. Повсюду стали раскрываться агрономы-вредители, до этого года всю жизнь работавшие честно, а теперь
умышленно засоряющие русские поля сорняками (разумеется по указаниям московского института, полностью теперь разоблаченного.
Да это же и есть те
самые не посаженные двести тысяч членов ТКП!) Одни агрономы не выполняют глубокоумных директив Лысенко (в таком потоке в 1931 году отправлен в
Казахстан "король" картофеля Лорх). Другие выполняют их слишком точно и тем обнажают их глупость (в 1934 году псковские агрономы посеяли лен по
снегу - точно, как велел Лысенко. Семена набухли, заплесневели и погибли. Обширные поля пропустовали год. Лысенко не мог сказать, что снег -
кулак, или что сам дурак. Он обвинил, что агрономы - кулаки и извратили его технологию. И потянулись агрономы в Сибирь). А еще почти во всех МТС
обнаружено вредительство в ремонте тракторов (вот чем объяснялись неудачи первых колхозных лет!)
- поток "за потери урожая" (а "потери" сравнительно с произвольной цифрой, выставленной весною "комиссией по определению урожая")
- "за невыполнение государственных обязательств по хлебосдаче" (райком обязался, а колхоз не выполнил - садись!)
- поток стригущих колоски. Ночная ручная стрижка колосков в поле! - совершенно новый вид сельского занятия и новый вид уборки урожая! Это
был немалый поток, это были многие десятки тысяч крестьян, часто даже не взрослые мужики и бабы, а парни и девки, мальчишки и девчонки, которых
старшие посылали ночами стричь, потому что не надеялись получить из колхоза за свою дневную работу. За это горькое и малоприбыльное занятие (в
крепостное время крестьяне не доходили до такой нужды!) суды отвешивали сполна: десять лет как за опаснейшее хищение социалистической
собственности по знаменитому закону от 7 августа 1932 года (в арестантском просторечии закон семь восьмых).
Этот закон от"седьмого-восьмого" дал еще отдельный большой поток со строек первой и второй пятилетки, с транспорта, из торговли, с заводов.
Крупными хищениями велено было заниматься НКВД. Этот поток следует иметь в виду дальше как постоянно текущий, особенно обильный в военные годы -
и так пятнадцать лет (до 1947-го, когда он будет расширен и осуровлен).
Но наконец-то мы можем и передохнуть! Наконец-то сейчас и прекратятся все массовые потоки! - товарищ Молотов сказал 17 мая 1933 г.: "мы
видим нашу задачу не в массовых репрессиях". Фу-у-ф, да и пора бы. Прочь ночные страхи! Но что за лай собак? Ату! Ату!
Во-ка! Это начался Кировский поток из Ленинграда, где напряженность признана настолько великой, что штабы НКВД созданы при каждом
райисполкоме города, а судопроизводство введено "ускоренное" (оно и раньше не поражало медлительностью) и без права обжалования (оно и раньше не
обжаловалось). Считается, что четверть Ленинграда была расчищена в 1934-35-м. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст
ее. (Впрочем поток этот был не только ленинградский, он достаточно отозвался по всей стране в форме привычной, хотя и бессвязной: в увольнении
из аппарата все еще застрявших где-то там детей священников, бывших дворянок, да имеющих родственников за границей.)
***
В таких захлестывающих потоках всегда терялись скромные неизменные ручейки, которые не заявляли о себе громко, но лились и лились:
- то шуцбундовцы, проигравшие классовые бои в Вене и приехавшие спасаться в отечество мирового пролетариата;
- то эсперантисты (эту вредную публику Сталин выжигал в те же годы, что и Гитлер);
- то - недобитые осколки Вольного Философского Общества, нелегальные философские кружки;
- то - учителя, несогласные с передовым бригадно-лабораторным методом обучения (в 1933 г.