Цвет боли: красный - Хансен Эва 33 стр.


Даг наблюдал за этим красавцем, пытаясь понять секрет. Красив? Да, красивые, мужественные черты лица, разлет бровей, высокий лоб, хорошие волосы… но бывает и красивей. И глаза не синие или голубые, а серые, хотя радужка словно обведена черным ободком, что делает их неотразимыми.

И все равно эффект производила не столько внешность, сколько сопутствующее ей обаяние. Женщины таяли и стекали на пол, как оплывшие свечи. Он мог вить веревки из любой.

О себе Юханссон рассказывал, ничего не скрывая, как и о том деле с торговлей наркотиками. По поводу гибели Кайсы снова выразил сожаление, Дагу показалось, что искренне.

— Как вы думаете, чего может бояться Бригитта Ларсен?

Юханссон вскинул на инспектора чуть удивленные глаза:

— Бояться? Не знаю, я очень давно ее не видел. После того, как распалась наша группа, встречал мельком, разговоры были о погоде, о природе, о видах не лето… Возможно, у Бригитты были свои проблемы, но я ее не очень хорошо знал и тогда, когда мы все дружили.

— Вы верите в то, что Кайса Стринберг повесилась сама?

— Я уже говорил прошлый раз: нет. Даже если Кайса не забыла то, чем мы занимались раньше и сейчас в Теме, кончать жизнь вот так нелепо. Она не могла настолько потерять осторожность, чтобы забыть об опасности.

Вангер с деланным безразличием чиркал в своем блокноте, он так поступал часто, если не смотреть в лицо свидетелю, тот чувствует себя свободней и говорит больше. Кроме того, деланное безразличие к показаниям подхлестывает у людей желание удивить еще чем-то, и они частенько говорят то, о чем собирались молчать. Но с Юханссоном этот номер не прошел. Он с таким же безразличием смотрел в лоб самому Догу.

Тот хмыкнул:

— Почему вы в этом уверены, если давно с ней не виделись?

— Вы умеете ездить на велосипеде или лыжах? Плавать? Кататься на коньках?

Пришла очередь Ватера изумляться, а Юханссон продолжил:

— Вас научили этому в детстве, и сколько бы лет ни прошло, вы будете помнить основные приемы, если даже не движения рук и ног, то безопасности обязательно. И действовать будете на уровне инстинктов. Так и в БДСМ, если человек осознал, что из-за ошибки своей или чужой может попасть в беду, он никогда больше такой не допустит и постарается не подставить себя.

— Почему вы перестали заниматься БДСМ? — вопрос в лоб, взгляд глаза в глаза, интуитивно Даг почувствовал, что именно здесь кроется загадка, не понял, какая, но уверен, что есть.

Юханссон взгляда не отвел.

— Именно поэтому.

И все, как отрезал. Спокойно глядя своими стальными глазами на Вангера, он словно говорил: это убитой не касается, и отвечать я не обязан.

Даг подумал, как богаты оттенками эти глаза, когда Юханссон смотрел на порхающих вокруг него женщин, они были светлыми, какими-то ласковыми, а теперь словно два клинка.

— У Кайсы есть родные?

— Да, в Бодене. Отец, мать…

— Сестра…

Было заметно, что Ларс удивлен этим добавлением.

— Сестра?

— Ну, да, такая серая шепелявая женщина.

— А… Может быть, я не знаю.

Что-то показалось Дагу странным в его реакции, но придраться не к чему, в конце концов, Юханссон не обязан знать, да и просто помнить всю родню бывших подружек.

— Где сейчас Паула Якобс?

Снова удивленный взгляд:

— Не знаю, она давно уехала из Швеции.

— Благодарю, спасибо.

— Я ничем не могу вам помочь, я действительно очень давно не встречался с Кайсой, как и с остальными.

— Кроме Оскара?

— Кроме него, с Оскаром мы остались приятелями.

Разговор не дал ничего, кроме подтверждения уверенности, что это убийство.

Но когда Юханссон уже был у двери, Даг бросил ему вслед:

— Кайсу сначала придушили, потом повесили.

Ларс обернулся, чуть прищурил глаза:

— Поэтому она не осознала опасности…

*

— Я в Стокгольм.

Вот и все, словно я вообще не существую. Не мешало было спросить и у меня, может, мне тоже туда нужно? И о вчерашнем тоже никаких разговоров.

Но я тут же осаживаю сама себя: это даже хорошо, что Ларса целый день не будет, я смогу поговорить со Свеном, с Жаном, Мари и может еще с кем-то, кто бы подтвердил, что Ларс был дома в день убийства девушки.

Некоторое время сижу в библиотеке, якобы занимаясь викингами, а в действительности пытаясь придумать повод, который позволит мне разузнать как можно больше обо всем происходящем в этом замке. Повод находится сам собой. Свен, который решил подложить дров в камин, со вздохом замечает:

— Испугалась ночью? Ларс сказал, что Жаклин тебя перепугала. Не стоило выходить из своей комнаты без надобности.

Конечно, мне страшно хочется спросить, кто такая Жаклин, но я задаю другой вопрос, возможно странный для того же Свена:

— Что за человек Ларс Юханссон?

Свен некоторое время молча смотрит на меня. Потом вздыхает:

— Не бойся его, тебе он не сделает ничего плохого.

— А есть те, кому может сделать?

— О, да! Есть те, кому Ларс мог бы свернуть шею, не задумавшись.

— Что останавливает?

— Только то, что у него есть голова.

Теперь уже я некоторое время смотрю на Свена, пытаясь понять, что можно спросить, а что нет.

— Ларс настолько разный, что я не могу понять, какой же он в действительности.

— Так просто не поймешь, нужно узнать его получше… Но он хороший.

— Вы его любите?

— Его любят все, кто знает больше пяти минут. — Вдруг Свен усмехается. — Нет, не все. Есть и те, кто ненавидит. Это взаимно.

— Чем больше слушаю, тем больше загадок.

— Хочешь посмотреть фотографии?

— Да…

— Сиди, сейчас принесу.

Увидеть семейные снимки — один из лучших способов понять человека. Детские лица открыты, дети не умеют прятать душу за подходящей маской, перед объективом чаще всего они такие, как есть. И хотя с детских лет человек может сильно измениться, что-нибудь подскажет, что именно у человека глубоко внутри.

Свен принес несколько толстенных альбомов.

— Смотри, это дед Ларса. Это его родители, они погибли, когда он был совсем мальчишкой. Воспитал дед, который ему и мама, и папа, и учитель, и наставник, и нянька. А ещенастоящий друг.

Ларс действительно везде с дедом. На лошади… играют в снежки… Оба со скрипками… Ларс со скрипкой, дед за фортепиано… с мечами… Снимков очень много. Ларс взрослеет…

Он всегда был красивым, от первых детских снимков, лет семи-восьми, более ранних нет.

Мы добираемся до снимков где-то пяти-семилетней давности. Ларс уже красивый молодой человек. Рядом с ним девушки, тоже красивые… Ларс на горных лыжах. Ларс выходящий из моря. Ларс за роялем. Ларс у штурвала яхты… на лошади… на мотоцикле… со скрипкой, лицо не просто задумчиво, он парит где-то в своем собственном небе…

Господи, что же это за человек?!

И вдруг одна из фотографий заставляет меня буквально замереть. На снимке Ларс и, если я не путаю, Оскар и три девушки. Две стоят лицом к камере, одна почти спиной, но именно ее легко обняла сильная рука Ларса. Но не это объятие поражает меня. Одна из стоящих лицом девушек — та самая погибшая Кайса! Она рядом с Оскаром, и парень держит девушку рукой за шею, словно пытаясь согнуть, подчинить себе. Это явно шутка, потому что она смеется.

Свен замечает мой интерес, замер в ожидании. Хорошо, что в кадре Оскар, это дает мне возможность ткнуть в него пальцем:

— Это Оскар?

— Ты знаешь Оскара?

— Не знаю, просто видела в кафе, когда нас с Ларсом познакомили. Он так представился.

— Да, это Оскар, Кайса, Бригитта и Паула. И, конечно, Ларс.

— Друзья?

Свен вздыхает:

— Нет, они уже давно не дружат. И слава богу.

— Почему, они же с Оскаром общались вполне по-дружески.

— С Оскаром — да, а с остальными… У Ларса немало грехов на душе, только, знаешь, ты его не расспрашивай, он хороший, но замкнутый, можно годами общаться и не узнать, что у него на душе. Если захочет, сам расскажет.

— Я ничего не спрашивала… Только то, что вы сами показали, — я киваю на альбомы с фотографиями.

— Вот и не спрашивай. А за альбомы мне попадет.

Да что же все его так боятся?! Я слегка натянуто смеюсь:

— Ларс такой страшный и кровожадный? А мы не скажем, что я что-то видела.

— Ты врать не умеешь, на лице все написано. И то, что он тебе нравится, и то, что интересует куда больше твоих викингов, тоже.

Я мысленно ахаю и нелепо бормочу:

— Что, так видно?

Свен как-то очень по-доброму смеется:

— Линн, это хорошо, что он тебе нравится. Ты не такая, как эти, — теперь уже кивает на альбомы. — И у Ларса что-то щелкнуло. Не разочаруй.

— Кого?

— Хотя бы меня. Есть в тебе что-то настоящее, — в глазах Свена хитринка, заставляющая меня улыбнуться.

— Ну, спасибо…

— Ты слышала, как он играет?

— Да, нечаянно. Играет он великолепно.

— Дед хотел, чтобы он стал музыкантом, но это не для Ларса. Вот так изводить себя скрипкой или роялем — это, пожалуйста, а для кого-то играть нет. Только сам для себя.

Назад Дальше