Где она? Что с ней? Слава богу, комната освещена лишь чем-то неярким, вроде настольной лампы, потому что от света у Тани ломит глаза. Наверное, это тоже последствия наркоза. В ее ограниченном поле зрения находится завешенное плотной портьерой окно, сервант с разнокалиберными рюмками и угол круглого обеденного стола (на нем лежат какие-то предметы, но какие в точности, не разглядеть, потому что они прикрыты старой газетой). Судя по обстановке, она находится не в тюрьме, не в казенном доме, а где-то на частной квартире. Непонятно почему, но данное обстоятельство наполняет ее оптимизмом. Наверное, потому, что из тюрьмы выбраться практически нереально, а из квартиры еще возможен побег.
Хотя как сказать… Это зависит от того, кто и зачем ее похитил. Она не видит своих похитителей, но они находятся здесь же, в комнате, за ее спиной. Странно, но она не чувствует перед ними страха. Она вообще сейчас с трудом способна и мыслить, и чувствовать.
И тут в поле ее зрения вплывает мужчина. Таня не сомневается: это один из тех, кто ее похитил. Он уже без маски, и, хотя этот человек одет в черные водолазку и джинсы, а не в белую рубашечку и наглаженные брючки, как в прошлый раз, Таня без труда узнает его. Это опер капитан Комков, так грубо допрашивавший ее в райотделе и запечатленный на пленке Леонида. Таня почему-то даже не удивляется, увидев его. Кажется, она и не ждала ничего другого. Или ее одурманенная наркозом голова разучилась удивляться.
– Да, открыла глазки наша красавица, – язвительно констатирует Комков, вглядевшись в ее лицо.
В поле зрения Татьяны входит второй собеседник. Его лицо тоже кажется ей знакомым. Где она его видела? Ведь они явно ни разу не встречались, разве что мельком… Мельком… Ах ну да, именно мельком… Но где?.. И через секунду, во многом благодаря тому, что второй одет в черную рубашку и джинсы, она вспоминает, где его видела. Кассета. Пленка. Человек в черном. Пистолет в вытянутой руке. Это именно он стрелял в детишек.
– Ну что, приступим к оперативным мероприятиям? – хмыкает убийца, вглядываясь в лицо Тани. Голос его звучит буднично и почти дружелюбно. И вообще он выглядел бы даже симпатичным, когда бы не бледный, мучнистый цвет лица и стеклянные, ничего не выражающие глаза.
И не знание того факта, что три дня назад он хладнокровно убил двоих детей.
– Давай приступим, – соглашается с товарищем опер Комков. Он вытягивает откуда-то из-за спины Татьяны стул и садится на него верхом. Его тело оказывается совсем рядом с ней. Она чувствует, как от опера припахивает несвежим: ношеной одеждой, водочным перегаром, застарелым потом. Странным образом этот запах помогает ей отчасти стряхнуть с себя морок наркоза.
Мужчина в черном уходит в этот момент за ее спину. Наверное, это ментовская тактика, чтобы Таня чувствовала себя неуютно и в любой момент ждала удара сзади.
– Итак, гражданка Садовникова, – буднично начинает Комков, – в настоящий момент вы являетесь задержанной по делу гражданина Шангина, обвиняемого в трех убийствах. Мы с коллегой вынуждены допросить вас…
– Покажите ордер, – выдавливает Таня: не потому, что она такая смелая, а потому, что чувствует после наркоза полное ко всему безразличие.
– Я говорю, что вы задержаны, а не арестованы, – досадливо роняет Комков, – а чтоб задержать гражданина, никакого ордера не требуется.
– Вы меня похитили, – упрямо говорит Таня.
– Ты, Садовникова, задержана, – терпеливо поправляет Комков, сбиваясь на более ему привычное «ты».
– А почему я нахожусь на частной квартире? – упорствует Татьяна.
– А ты что, коза, в ментовку захотела? – ощеривается Комков. – В подвалы «большого дома»?.. В общем, слушай давай сюда. И не перебивай. У нас с коллегой к тебе есть пара вопросов. И ты ответишь на них. Даже если не захочешь отвечать – все равно ответишь. Рано или поздно. Здесь, в этом кресле, и не такие, как ты, начинали говорить. Мужики вот с такими кулачищами, бандиты-отморозки звали тут маму, плакали кровавыми слезьми и норовили нам ноги целовать. А знаешь, Садовникова, почему они мамочку звали и плакали? А?! – повысил он голос.
Она промолчала, только глаза отвела, и тогда Комков ответил себе сам:
– А случалось это, Татьяна Валерьевна, потому, что мы с моим коллегой делали им больно. Очень больно. Мы, с этим вот товарищем, – кивок за ее спину, – умеем делать больно. Хорошо умеем.
– И любим это делать, – хрипло хохотнул невидимый убийца.
– Так что, если ты хочешь, Садовникова, выйти отсюда живой и невредимой, – продолжал глумиться Комков, – советуем тебе сразу и откровенно все рассказать. А ежели ты все-таки собираешься упорствовать, прошу обратить внимание на наш богатый ассортимент подручных средств.
И Комков жестом фокусника сорвал со стола газету. Под ней лежали разнообразные инструменты: скальпель, ланцет, кусачки. Рядом притаились резиновый жгут и большой шприц без иглы, уже наполненный какой-то белесой жидкостью. И тут же помещался автомобильный аккумулятор, на клеммы которого были нацеплены провода-«крокодилы». Красный и черный провод свернуты, контакты – в опасной близости друг от друга.
– Ну, киска? – хохотнул Комков. – Будем говорить?
– Ну, допустим, будем, – сказала хрипло Таня. Она не партизанка, не Зоя Космодемьянская. Она упорствовать не станет, все им расскажет.
Только… Ну, положим, она расскажет. Только вот что потом?
– Ну, допустим, – продолжила она, – я вам все расскажу, что знаю. И даже то, чего не знаю. А что дальше? Вы меня убьете?
– Ну, зачем нам тебя убивать? – Комков произнес такие сладкие для нее слова, но она не поверила в них, потому что чувствовалось: он и сам в них не слишком верит. – Отпустим мы тебя, Танюха, с богом домой, к твоему любимому отчиму. И валите вы вместе с ним в свою Москву.
– А гарантии?
– Какие, на хрен, тебе гарантии? Ты че, не поняла: мы не даем никаких гарантиев. Мы тебе – вопросы задаем, ты на них отвечаешь. Такие вот у нас здесь гарантии. На все сто процентов.
Таня вдруг отчетливо поняла, что спасти ее может только чудо. Или великолепная игра, для которой ей понадобятся вся ее воля, терпение и вдохновение. И сразу же голова стала ясной, словно и не было совсем никакого наркоза. И она перестала бояться. Вообще. Она приготовилась дать подонкам бой.
Они, конечно, сильные. Их – двое мужчин, а она – одна и, как говорится, без оружия. Но мозги у нее – и в этом Таня не сомневалась даже сейчас, будучи совершенно беспомощной и связанной, – работают лучше, чем у обоих выродков, вместе взятых. А уж хитрости ей тем более не занимать.
– Что вас интересует? – спросила она.
– Вопрос номер раз. Ты получила кассету от Шангина?
– А вопрос номер два будет?
– Естественно.
– Задавайте, сразу. И я на все вопросы отвечу.
Комков хмыкнул. Он, при молчаливой поддержке напарника, чувствовал себя хозяином положения.
– Вопрос номер два. Где кассета находится сейчас? И кто еще, кроме тебя, ее видел?
Из-за Таниной спины выдвинулся второй бандит. Или милиционер? Или, что верней всего, бандит-милиционер?
Он встал рядом с Комковым, начал напряженно всматриваться в Танино лицо.
– Знаете, мальчики, – снисходительно проговорила она (откуда только силы у нее взялись для этой снисходительности?), – а ведь вам надо сматываться. Обоим. И как можно скорее.
– Чего? – Комков угрожающе придвинулся к ней еще ближе, однако в его глазах промелькнула тень испуга.
– Дело в том, мальчики, – продолжала Татьяна, даже сама удивляясь наглости своего тона, – что вы оба очень хорошо получились на той кассете. Лица ваши – и твое, и твое! – там прекрасно видны. И то, чем вы заняты – тоже. Как вы оружие на теплоход грузите. А главное, как детей убиваете. Двоих детей – мальчика и девочку.
Мужчины непроизвольно переглянулись.
– Пока эту кассету видела я одна, – сказала Татьяна. Тут она вступала на скользкую дорожку блефа. – Я да еще мой отчим. Пока только двое. Но если вы меня не отпустите, мой отчим – он, между прочим, полковник ФСБ, если вы не знаете, передаст кассету на Лубянку. И в Управление собственной безопасности МВД – тоже. И вам, юноши, обоим хана петровна придет.
– Отчим твой уже никуда ничего не передаст, – ухмыльнулся Комков.
Татьяна на секунду запнулась: он, что – тоже блефует, как и она? Или нет? Или… Возможно, напав на особняк ГЗ, застрелив хозяина, они захватили и Валерочку тоже? Или даже убили его?
– Значит, кассету передаст в ФСБ другой человек, – быстро нашлась Таня, хотя реплика Комкова наполнила ее страхом: «Что они сделали с Валерочкой?!»
– На Глеба Захаровича намекаешь, любовничка своего? – хмыкнул Комков. – Так ведь ему тоже кирдык пришел, как и толстяку твоему.
– Да ведь она врет, – вдруг убежденно сказал второй, который все это время напряженно всматривался Тане в зрачки.
– Врет, – согласился Комков.
– Почему вы решили?! – закричала Татьяна.
– А вот сейчас мы проверим, – ухмыльнулся Комков.
– Угу, – поддержал его убийца.
Он взял со стола тянущийся от аккумулятора электрод с черным проводом. Комков схватил второй – с красным. В том, как четко оба они действовали, чувствовалась слаженность, которая достигается годами упорных совместных тренировок. Левой рукой Комков, не глядя, ухватил шприц с мутной жидкостью. Прыснул из него Тане сначала на левое запястье, потом на правое.
– Солевой раствор, – буднично пояснил он. – Повышает электропроводность.
Когда вода попала Тане на руки, она от неожиданности дернулась, и второй мотнул в ее сторону головой: «Боится!» – и обидно рассмеялся.
– Три, четыре, – скомандовал Комков, и они разом приложили к мокрым Таниным рукам по электроду.
Всю ее пронзила дикая боль. Тело свело судорогой. Шея выгнулась. Кажется, она закричала. Потом боль вдруг отступила, и Таня сквозь красный туман увидела ухмыляющуюся рожу Комкова.
– В следующий раз я один электрод тебе в рот засуну, – деловито сообщил он, – а второй… Ну, сама знаешь, куда. – Его коллега по пыточному цеху довольно загоготал. – Ну, будешь еще морочить нам мозги, мочалка?
– Я… я… говорю… правду…
– Кто еще, кроме тебя и отчима, видел ту кассету?
– Слушайте меня, мальчики, внимательно… – выдохнула она. Уверенности у Тани поубавилось, голос слегка подрагивал. – Вам надо бежать. Обоим. Срочно. И если вы меня отпустите, мой отчим поможет вам. Он сделает вам липовые документы. Он даже перебросит вас через границу. Только отпустите меня. Он многое может и все для вас сделает!
Комков с убийцей переглянулись, а потом он вперился ей прямо в зрачки.
– Почему это нам надо бежать? – холодно спросил он.
– Да потому что мы уже передали кассету! – выкрикнула Таня. – В Москву, в Центр передали!
И она заплакала от унижения и обиды на себя, оттого что так легко и быстро выдала свою «военную тайну».
Комков выразительно посмотрел на второго и покачал головой:
– Не врет.
– Да, вот сейчас похоже на правду, – деловито откликнулся убийца в черном.
И тут у кого-то из них запиликал мобильный телефон. Комков вытащил из кармана трубку:
– Я слушаю.
На противоположной стороне линии кто-то его о чем-то спрашивал. Дело касалось Тани, она была уверена, но непонятно, кто звонил, и непонятно, о чем шла речь, потому что Комков односложно и однообразно отвечал в мобильник: «Да… Да… Да… Да». А потом вдруг сказал: