Особенно сильно взволновали ее обрывки серебристо-голубой бумаги, которые она все еще находила на ковре. Обертки от жвачек Грега… он оставлял их везде, где бывал. Она в шутку говорила, что он таким способом метит свою территорию, как это делают животные.
По мере того, как уборка продвигалась вперед, ей становилось все грустнее. Совсем недавно она ходила здесь, исполненная восторга; осколки той радости были везде. Какой бы предмет она ни трогала, он уводил ее в странствие по миру прошлого, хотела она того или нет.
Ей было очень трудно сосредоточиться на том, что нужно было сделать.
В конце концов она выключила радио, надела ночную рубашку и халат и подогрела себе ужин. Она смотрела Мэрфи Брауни медленно жевала… медленно, потому что игрушечный енот никак не выходил у нее из головы — и потому что она дала себе слово, что не станет звонить Грегу раньше, чем после ужина.
Она не успела доесть несколько кусочков, когда зазвонил телефон.
* * *
— Пожалуйста, не надо.
— Грег, я должна.
— Ты не должна. Боже, у нас все только начиналось. Мы подходили друг другу. Я знаю, что ты это чувствовала. Ты сама это говорила.
— Я была слишком импульсивна.
— Ты знаешь, где я? Я в машине в Малибу. Около ресторана «У Джеффри». Где мы с тобой познакомились. Ты помнишь тот вечер?
Линн молчала.
— Поговори со мной, Линн. Ты молчишь.
На безмолвном экране Майлс Силверберг тяжелыми шагами пересек комнату отдела новостей, чем-то возмущаясь. Линн наблюдала за ним, сжимая телефонную трубку влажными пальцами. Это оказалось гораздо тяжелее, чем она ожидала.
Она специально была кратка в своих словах. Это был еще один урок, вынесенный ею из «Шоу Линн Марчетт»,урок о том, как надо сохранять контроль над ситуациями, которые были непредсказуемы: не позволять человеку втянуть тебя в обсуждение.
— Это не поможет, Грег. Лучше прекратить это…
— В зародыше. Ты уже говорила это. Но это ничего не объясняет. Давай поговорим о том, как я снова могу сделать тебя счастливой. Что для этого нужно?
— Ничего, — мягко сказала она и услышала грустное молчание, последовавшее за ее словами.
Грег опустил стекло в машине, чтобы выветрить запах еды. На площадку въехала еще одна машина, в которой громко работало радио; он поморщился и снова поднял стекло.
— Это звучит так равнодушно, — сказал он.
— Думаю, да. Но…
— Я никогда не считал тебя равнодушной.
Разочарование и раздражение в голосе Грега почти проникли через защитный экран, который она установила для себя и старалась изо всех сил сохранить.
Слова в свою защиту чуть было не сорвались с ее губ, но она только сказала:
— Может быть, я такая и есть.
— Нет. Только не внутри. — Он начал шептать; он, наверно, касался трубки губами. Это звучало так интимно, словно Грег сидел рядом с ней на диване и нашептывал ей слова прямо в ухо. — Когда мой язык был в тебе, ты не была равнодушной. Когда мой член был в…
Линн швырнула трубку на пол. Мгновение она в замешательстве смотрела на нее, потом подняла и резко бросила на телефон. Она заплакала, уткнувшись в свои влажные руки.
* * *
Он продолжал звонить и оставлять сообщения. Каждый вечер, возвращаясь домой, она находила два или три на своем автоответчике.
Это были обыкновенные звонки, никаких разговоров о сексе, но они вызывали у нее отвращение. Мягкий настойчивый голос, который не оставлял ее, сводил с ума.
— Линн, я действительно скучаю по тебе. Я сожалею о тех своих поступках, которые могли расстроить тебя. Я очень хочу поговорить с тобой. Позвони мне, пожалуйста.
Однажды вечером, когда она с ужасом думала о том, что ей предстоит лечь в постель и бесконечно ворочаться от усиливающейся головной боли, которая снова вернулась и мешала ей спать, она решила сменить тактику. Если игнорирование не помогает, она сделает нечто диаметрально противоположное: она четко и громко выскажет свое решение. Она на самом деле никогда не говорила Грегу: я не хочу больше общаться с тобой, я обращусь в полицию, если ты не оставишь меня в покое.
Приободренная своим решением, Линн набрала номер телефона, который он ей оставил. Как всегда, номер был занят. Она попробовала еще много раз, слышала длинные гудки, в конце концов приготовила чай с ромашкой и попыталась заснуть.
Он начал звонить на работу. Она находила розовые листочки с сообщениями о его звонках после ленча и совещаний, когда заканчивала работу в эфире.
— Ты вообщес ним не разговаривала? — спросила Кара, протягивая ей очередной листок.
— После того вечера, когда я психанула и швырнула трубку — ни разу.
— Если ты уверена, что все кончено, почему бы тебе четко ему об этом не сказать?
— Я пыталась. Его номер всегда занят.
— Он так много раз звонил тебе, — сказал Кара с упреком.
Линн подняла глаза от программы выхода в эфир, которую она читала в этот момент.
— Что я слышу? Бедный Грег, Жестокая Линн. Я не избегаю этого человека. Я хочу все уладить. Если бы я могла связаться с ним или он позвонил бы в офис, когда я на месте, я бы это сделала. Он знает мое расписание. Но похоже, что он специально звонит, когда меня нет или я работаю в эфире.
Пэм просунула голову в дверь:
— Доставка.
— Надеюсь, это не новый подарок, — вздохнула Линн. Все предыдущие подарки — енот, платье, кофеварка — лежали под толстым слоем всевозможного хлама в помещении для мусора в ее доме.
Посыльный вкатил тележку с корзиной, похожей на ту, в которой в первый раз доставили персики.
Что-то задрожало в желудке Линн, когда она посмотрела на нее. Та же самая ситуация. С болью она вспомнила удивление и восхищение, которые испытала в первый раз. Сейчас она не испытывала ничего, кроме дурноты.
При помощи Кары она вскрыла корзину. Опять персики, но не мягкие и отборные, как тогда. Было похоже, что их просто свалили в коробку.
— Они испорчены, — сказала Линн.
В немом удивлении они смотрели на фрукты. Они были покрыты отвратительными коричневыми пятнами размером с двадцатипятицентовик, на некоторых была видна плесень.
— Теперь ты обязана найти его. Он должен получить свои деньги обратно, — сказала Кара. — Наверно, коробка простояла всю ночь в каком-нибудь очень жарком месте.
— Где можно в ноябре найти очень жаркое место между Бостоном и Лос-Анджелесом?
— Ясно. Дай мне номер телефона. Я узнаю, что можно сделать на коммутаторе, чтобы воспользоваться другой линией.
* * *
Мост Тобина смотрелся прекрасно, укутанный тонкой завесой легкого снега, но движение из-за снегопада замедлилось. Благодаря контрольной системе сцепления и специальным покрышкам управлять «Лексусом» Линн было в такую погоду проще, чем другими спортивными автомобилями, и обычно она получала удовольствие, вступая на нем в борьбу со снежной стихией, особенно, когда впереди ее ждал омлет с луком, приготовленный Бубу. Но теперь все, что она делала, теряло свою яркость, соприкасаясь с серым туманом, который вошел в ее жизнь и который она не могла разогнать. Она так и не смогла найти Грега, а он не связался с ней, несмотря на бесконечные звонки.
Она вращала ручки настройки радиоприемника, выбирая между Бобом Хемфилом и Клео Костелло, не зная, на ком остановить свой выбор. Клео представлял старомодный бостонско-ирландский тип с сильным южным акцентом; Боб был Линн ближе, — глубокая умная личность, которую волнуют социальные проблемы. Иногда он был так хорош, что Линн становилось страшно. Теперь она могла утешать себя мыслью, что очень скоро ее увидит вся страна, в то время, как станцию Боба слышат не дальше Вустера.
Она думала об этом стараясь пробудить в себе чувство восторга.
Когда она подъехала к дому, снег все еще шел, но это были уже редкие большие снежинки, которые быстро таяли. Она почувствовала запах разогретого масла раньше, чем Анджела открыла ей дверь.
— Звонил твой друг, — сказала Анджела.
Линн замерла на крыльце.
— Ну, входи же. — На Анджеле было шерстяное пончо с бахромой, надетое поверх толстого свитера. Ее многочисленные цепочки покачивались в вырезе, свободно свисали поверх него. — Заходи, а то ты впускаешь холод.
— Грег. — Линн закрыла дверь. Она вытерла ноги о коврик около порога.
— Прекрасный парень, — сказал Бубу, выходя из кухни и пригнувшись, чтобы не задеть дверную притолоку. Он стиснул ее в своих мощных объятиях. Ему хватило одной секунды, чтобы заметить, что она едва держится на ногах.
Он отклонился и вопросительно посмотрел на нее.
— Грег звонил сюда? — спросила Линн.
Бубу кивнул:
— Вчера вечером. Он сказал, что тебя не было дома, и он думал застать тебя у нас.
— Я работала допоздна. Мы с Карой ходили за пиццей. Что он еще сказал?
— Сказал, что ему понравилось у нас. Что моя гуакамоле была лучше, чем у Спаго, и что он пришлет мне какой-то особенный красный перец, который можно в нее добавить. Постой, что еще? Он скучает по тебе. Он с тобой свяжется.
— Идите и сядьте здесь, — позвала Анджела из гостиной. — Солнце выглянуло.
— В чем дело? — спросил Бубу, вглядываясь в лицо Линн.
— Это так странно. Послушай, между мной и Грегом все кончено. Я больше не встречаюсь с ним. Я сказала ему об этом, но он… продолжает звонить, оставляет для меня сообщения на автоответчике…
Бубу провел ее за руку в гостиную и усадил на диван рядом с Анджелой.
— Может быть, он хочет отговорить тебя от разрыва, — сказала Анджела.
Линн покачала головой.
— Все не так просто. — Она рассказала им о том, что произошло: подарки, которых она не хотела, енот, ее смелое решение прервать эту связь, когда она внутренне почувствовала, что что-то неладно… телефонные звонки, испорченные персики. Запинаясь, она рассказала о моментах, связанных с сексом, — выражения, которые употреблял Грег, колготки и каталоги.
— Все было странным с самого начала, — закончила она свой рассказ. — Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это.
— А нам он показался неотразимым, — сказала Анджела таким тоном, словно давала понять, что они не принадлежат к людям, которые могут ошибаться.
Бубу почесал подбородок:
— Я действительно не понимаю, что тебя беспокоит. Мужчина хочет тебя снова увидеть, поэтому он продолжает звонить. Ты сама признаешь, что ты не отказала ему так же решительно, как следовало бы.
— Когда вы были у нас, вы смотрелись как очаровательная парочка, упивающаяся своей любовью, — вставила Анджела.
— То недоразумение, которое возникло в разговоре о его работе, было простой ошибкой — я сам это слышал, — сказал Бубу. — Неужели ты считаешь, что он испортил игрушку, чтобы расстроить тебя? Ты говорила, что он видел твоего приятеля бурундука на террасе; может быть, енот был наиболее похожим на него зверем, которого он смог найти. Что касается персиков, неужели ты на самом деле думаешь, что кто-то может специально прислать тебе испорченные фрукты?
— Он знал, как сохранить их, — ответила Линн. — Он сделал это в первый раз. И мы говорили о енотах именно в тот раз, когда возвращались от вас в Бостон, о том, как они выглядят, когда впадают в бешенство… — Линн замолчала. Она сама почувствовала неубедительность своих слов. — А телефонные звонки. Он так много звонит, но никогда не попадает на меня. Он оставляет номер, который всегда занят…