— Суня, — все так же лениво протянул уничтожитель продовольственных запасов, — ну-ка глянь, что прячет птичка в своем бауле.
— Нет, — обреченно покачала Лика головой и со всей силы прижала сумку к груди, — не надо, пожалуйста!..
Суня, протянувший было руку, наткнувшись на ее затравленный взгляд, пожал плечами и отошел со словами:
— Ну тебя. Серый. Если надо, сам и проверяй.
— И проверю… — Серый с силой рванул к себе ее поклажу. — Чем мы здесь так дорожим?
На землю полетели ее штопаные-перештопаные футболки, трусишки и бюстгальтеры, из которых грудь ее давно уже выросла.
— Вот это богатство!.. — гадко протянул Серый, помахивая парой капроновых колготок перед ее носом, потом, порывшись в сумке, спросил:
— Так, а это что за ксива?
— Отдай, — властно приказал чей-то голос за ее спиной.
Сумка была молча брошена к ее ногам. Лика присела на корточки и принялась подбирать разбросанные по земле вещи.
— Кто такая? — спросил все тот же голос.
— Не знаю, — пожал плечами Серый. — Мы решили искупаться, на шалаш набрели…
— И постарались уничтожить все, — дрожащим голосом вставила Лика. — Мне бы этих продуктов на неделю хватило.
— А ты что — живешь здесь? — Пара дорогих кроссовок остановилась рядом с ней, затем их обладатель присел и, убирая с ее лица растрепавшиеся волосы, спросил:
— Зовут-то как?
— Анжелика, — пряча глаза, буркнула она.
— Ишь ты… Это кто же тебе имя такое дал?
— Отец… Хотел, чтобы я на ту, из кино, была похожа, — не к месту шмыгнула она носом.
Ребята загоготали.
— Тише, вы, — приказал ее невидимый собеседник.
Смех затих. Затем тонкие прохладные пальцы взяли ее за подбородок и развернули так, что лицо Лики оказалось на уровне глаз спасителя.
Они с интересом разглядывали Лику и были удивительно добрыми. Это она почувствовала сразу.
— Из кино, говоришь? — с улыбкой спросил он. — По-моему, ты получилась не хуже. Да, ребята?
Со всех сторон посыпались возгласы одобрения в ее адрес. Это опять ее насторожило, и она невольно поежилась.
— А ты не бойся, — тихо посоветовал ее спаситель, — здесь тебя не обидят.
Порывшись в кармане кожаной куртки, он вытащил расческу и протянул ее Лике:
— Причешись.
— Зачем? — удивилась она.
— Ты когда последний раз в зеркало смотрелась?
— Я? Ну… не знаю. — Подумав, ответила — Вчера.
— Вот-вот. Поэтому я и говорю — причешись.
Вонзая острые зубья расчески в спутанные пряди, она не забывала исподтишка рассматривать эту ватагу.
Ребята были приблизительно одного с ней возраста, одеты под байкеров, но поди сейчас разберись — кто есть кто. Группировки в их городе росли как грибы после дождя. Из всей толпы выделялся лишь тот, что проявил к ней участие. Одет гораздо круче остальных, он и по возрасту был старше. Присев на ее любимый пенек, он вполголоса что-то втолковывал ребятам. Те молча слушали, время от времени в знак согласия кивая головами. Лишь Серый иногда презрительно кривил губы, но упорно хранил молчание.
— В общем, вы меня поняли… — закончил он, вставая и направляясь в ее сторону. — Ну как дела? Причесалась?
— Да, — протянула она ему расческу, — спасибо…
— Давай присядем, — полуобняв ее за плечи, предложил он, — разговор есть. Она молча подчинилась.
— Меня зовут Григорием, но для друзей я просто Гриня, — протянул он ей раскрытую ладонь. — Надеюсь, мы станем друзьями?
— А я Лика, — с улыбкой пожала она ему руку. — Папа звал меня Ликой. Я не против, если и ты будешь так называть меня.
— Вот и отлично. А где отец-то?
— Умер. Пять лет назад, — ни с того ни с сего в горле встал противный комок. — С матерью жила и отчимом…
— Жила? А сейчас где? Здесь, что ли? — он кивнул в сторону ее шалаша.
— Лучше здесь, чем… — Две слезинки все же просочились сквозь ресницы и покатились по щекам, оставляя мокрые дорожки.
— Ну-ну, перестань, — похлопал ее по плечу Григорий. — Вечная проблема отцов и детей. Все утрясется. Не переживай. Мать небось уже в милицию заявила, разыскивая тебя.
— Ага, — хмыкнула Лика, — заявила… Она теперь недели три в запое будет. Нужна я ей…
— А отчим? — осторожно продолжал расспрашивать новый знакомый. — Он что?..
— Отчим получил сегодня бутылкой по голове. Когда я уходила, то в луже валялся.
— Дела… — присвистнул Гриня. — А ты, часом, не убила его?
— Нет. Он меня обматерил, когда я уходила.
— А за что же ты его так? — хитро прищурился Григорий. — Чего не поделили-то?
— Ничего, — отвернулась Лика и принялась ковырять носком туфли рыхлую землю.
— Ладно, Лика, не дуйся, — снова похлопал он ее по плечу. — Не дурак, понял, что этому козлу нужно было. Не переживай, я помогу тебе.
И Гриня действительно ей помог. Более того, он стал ей и отцом, и матерью, и братом, и сестрой.
В шалаше он ее не оставил, а поселил в своем доме, выделив маленькую комнатку с видом на сад.
— Живи, сестренка, сколько хочешь, — вытаскивая с антресолей подушки и одеяло, говорил Григорий. — Заодно за домом присматривать будешь. Без женских рук ветшает он. Делать-то что умеешь?
— Ага, — кивнула она головой. — Я все умею. Стирать, убирать, только вот готовить как-то у меня не получается.
— Ничего, научишься…
* * *
Но она так и не научилась. Гриня давился ее кормежкой, ободряюще похлопывал по плечу, но в конце концов от нарядов по кухне освободил.
Школу ей все же пришлось закончить. Узнав, что она за месяц до экзаменов перестала посещать занятия, ее новый друг не на шутку рассердился:
— Ты что, всю жизнь в дурочках собираешься проходить?
— Нет, нет, — лепетала она, — в вечернюю можно потом устроиться.
— К черту!.. — шлепал он ладонью по столу. — Две недели — это не срок, догонишь. Сдашь экзамены, а там посмотрим, что с тобой дальше делать…
Экзамены Лика сдала успешно. Этому способствовало еще и то обстоятельство, что Гриня, узнав об истинной причине ее бунта, накупил ей кучу тряпок. Лика без устали вертелась перед зеркалом, примеряя новые наряды. Щебетала слова благодарности, чем приводила его в замешательство.
— Ладно тебе, сестренка, делов-то… — смущенно прятал он глаза. — Мне это ничего не стоит.
Истинное значение его слов она поняла много позже…
Душным июльским вечером Лика сидела на крыльце, поджидая Гриню, и лениво отмахивалась от надоедливых комаров.
Внезапно внимание ее привлек мужчина, безуспешно пытающийся открыть их калитку.
— Вы кого-то ищете? — подходя поближе, спросила она.
— Да, ищу. А вы кто будете? — приветливо улыбнулся он.
— А вы? — скрестила Лика руки на груди.
— Я родственник Григория, — продолжал он улыбаться. — Кстати, он дома?
— Скоро будет. Что-то он мне не говорил ни о каких родственниках, — происходящее все меньше начинало ей нравиться. — Насколько я знаю, у него никого нет.
— Я его дальний родственник. Очень дальний. — Что-то хищное проскользнуло в его взгляде. — Можно, я его в доме подожду?
Ох, как не хотелось ей впускать этого непрошеного гостя, но напористость мужчины сломила ее осторожность, и Лика приветливо распахнула калитку:
— Проходите. Он скоро будет. Григорий заявился через два часа, которые и оказались самыми длинными в ее жизни.
Все это время новоявленный “родственник”, сидя напротив нее в кухне и злобно шипя, посвящал Лику в подробности темной стороны жизни ее благодетеля.
— Ты влипла в дерьмо, подруга! — убеждал он ее каждые десять минут.
Она молча слушала и не могла поверить, что тот, о ком он ей рассказывает, ее добрый Гриня. Тот, который протянул ей руку помощи в самый тяжелый момент жизни, ничего не потребовав взамен.
— А почему вы мне все это рассказываете? — наконец спросила Лика осипшим от переживания голосом. — Что за интерес у вас?
— О своем интересе я не с тобой буду разговаривать, пигалица!
— Так все-таки зачем? — не унималась она. — Зачем вам было нужно, чтобы я все знала?
— А из вредности, — заухмылялся он. — Подумаешь, добрый какой — пригрел на груди сиротку. А для чего? Для чего, я тебя спрашиваю?
— Не знаю… — пожала она плечами. — Просто так…
— Он ничего просто так не делает! Ничего! — помахал он указательным пальцем перед ее носом. — Какой-то расчет у него есть, это уж точно! Что-то задумал, стервец!
— Сами вы!.. — вскочила Лика со стула. — Вообще вам пора. Гриня задерживается.
— Как же, как же… Понаслышаны мы о его задержках. Ладно, поздно уже, — мужчина встал и направился к выходу. — Передашь ему, что я был… Хочет жить красиво — пусть платит!
— Кому?!
— Он знает… Умеет делать бабки, пусть делает. Но делиться все-таки нужно, а то… — гость открыл дверь. — И пусть не думает, что его пацанва — это бригада! Сметем в один момент, как котят.
Застыв соляным столбом посреди кухни, Лика прокручивала в уме только что услышанное, прокручивала и не могла поверить.
Конечно, она была не настолько наивна и понимала, что Григорий существует не на скромное жалование служащего местного Стройтреста, но чтобы такое…
За этими размышлениями и застал ее Гриня.
— Что-то случилось? — с порога спросил он. — Ты чего такая потерянная?
— Гриня… ответь мне, пожалуйста — зачем я тебе? — сердце гулко бухало в груди. — И еще… на что мы живем?
— Та-а-ак!.. — протянул Григорий, взъерошив волосы. — Кто здесь был? Что он сказал тебе?
— Он сказал, что ты бомбишь фермеров, еще он сказал, что тебе пришла пора поделиться, и еще… — тут она не выдержала и заревела.
— Что еще?! — сильно тряхнув ее за плечи, прикрикнул Гриня. — Отвечай!
— Он сказал, что я тебе нужна для чего-то… Что ты ничего просто так не делаешь…
— Дурочка! — ласково заулыбался Гриня, вытирая слезы с ее лица. — Успокойся! Не собираюсь я тебя использовать. Ты мне сестренку мою покойную напомнила, вот я сердцем к тебе и потянулся.
— Какую сестренку? — непонимающе уставилась она на него. — Ты мне ничего не рассказывал.
— Садись, расскажу…
Она села рядом с Гриней на диван, прижалась к его надежному плечу и в течение часа слушала историю его жизни, время от времени прерывая ее судорожными всхлипываниями.
История эта была печальна, но не необычна…
В восемнадцать лет Григория забрали в армию. Дома осталась старая мать с шестнадцатилетней сестренкой. Первое время все складывалось хорошо, но потом из дома стали приходить тревожные известия. Мать писала, что Аленка отбилась от рук, водится с дурной компанией. Гриня забросал сестру письмами с просьбой слушаться маму и так далее…
Все его советы канули в пустоту, потому что через год службы мать написала ему, что Аленку осудили на три года за хулиганство.
Такого горя мать не выдержала и умерла. Приехав на похороны, Григорий был сломлен другим известием: в колонии во время драки ударом в висок его единственная сестра была убита.
— Пришлось вместо одного два гроба в землю закапывать, — печально закончил Григорий. — Жизнь как будто оборвалась для меня. После армии не хотел даже возвращаться, да дом жалко… А когда тебя увидел, что-то перевернулось у меня в груди. Ты волчонком смотришь на всех, тряпочки свои подбираешь с земли, руки трясутся. Меня проняло… Не смог я мимо пройти. Окажись с Аленкой кто-нибудь рядом в тот момент, может, она и была бы жива…