— Зель-творящая! — пробормотал Кедр себе под нос, но все прекрасно расслышали. — И Бересклет говорит, что мальчик не похож на Тёрна…
— Излагай! — велел Рдест.
— Начни с исцеления Калгана, — попросила Ежа.
И я принялся излагать, постоянно прерываемый вопросами. К счастью, больше всего дедов интересовали случаи пробужедния дара, а не мои скитания и темные делишки. Что я видел, ломая галеру, кромсая касов, спасая мальчишку, что чувствовал, чем мог управлять, чем не мог. Они переспрашивали, уточняли, тут же обменивались не очень понятными замечаниями или взглядами: удивленными, мрачными, недоумевающими.
— Истребив касов, ты все же смог совладать с ветром? Как тебе это удалось? Почему не обуздал стихию здесь, в Зеленях? Как получилось, что дар проснулся, когда тебе ничто не угрожало? Ты настолько испугался хварка?
Последний вопрос окончательно вывел из себя, и я высказал старейшинам наболевшее. Поведал, что не стыжусь человечьей крови, а, познакомившись поближе с добродетелями айров, пожалуй, еще и горжусь ею. Что только она, наверное, и помогла дару пробудиться вовремя и спасти умирающего, наплевав на все последствия для Зеленей и меня лично.
— Ты готов был пожертвовать жизнями многих ради спасения одного?
— Да откуда я знал, что поднимется ураган?! А если б и знал, боюсь, не стал бы ломать голову над заумными вопросами, глядя на умирающего. Дар, наверное, сродни моему языку — тот тоже частенько болтает прежде, чем голова успеет сообразить. И знаете, я страшно рад, что все так получилось, что мне удалось вытащить мальчишку. Думается, Зель-творящая или Хозяйка Небесная — к ней-то я больше привычен — всегда успеют вмешаться, ежели сам маху не дашь. Мое дело было исцелить парня, а уж высшая сила пусть смекает, как унять ветер, раз я сам этого пока не умею. Она и подсунула Эрике в руки ведро, потому что хранит ваши Зеленя безгрешные. Я выполнил свой долг, сестренка — свой, никто из нас не побоялся, за что и получили награду: все кончилось хорошо. А награды тем, кто в трудную минуту колеблется, размышляя о последствиях да выгадывая, не бывает.
— Значит, ты уже получил свою награду? — вкрадчиво поинтересовался Рдест, мудро решив не обсуждать мои смелые высказывания о небесных покровительницах.
Я отлично видел, куда он клонит, но был настолько зол, что вновь не сдержался.
— Да, получил. Клянчить у вас возвращения памяти не буду. Мне пора уходить. И так загостился.
Деды в очередной раз запереглядывались, на сей раз с удивлением. Ежа смотрела странно, то ли с жалостью, то ли с вожделением. А пожалуй, и с тем, и с другим. У баб эти чувства частенько соседствуют.
— Так ты собираешься уходить? — спросил Бересклет.
— Да. Я с самого начала не намерен был оставаться в Зеленях. Но мне хотелось бы иногда возвращаться сюда, навещать родичей и друзей.
— Клевер должен помочь Тимьяну, — заявила Ежа. — Его дар…
— Его дар может нанести огромный, возможно, непоправимый вред Зеленям, — отрезал Рдест. — Все мы поняли, что парень никому не желает зла, даже, пожалуй, напротив, что странно для полукровки-колдуна, но он не в силах управлять стихией. И мы не знаем, подчинится ли ему ветер, когда вернется память. Может, станет только хуже.
— Если даже Тёрн испугался и запечатал память, лишив сына дара… — задумчиво проговорил Бересклет.
— Почему вы думаете, что Тёрн испугался тимьянова дара? Может, была какая-то другая причина? — Ежа, судя по всему, решила стоять за меня до последнего.
— Какая же? — вставил слово молчаливый Шалфей. — Что может заставить отца лишить сына таких способностей? Ведь, говоря откровенно, дар Тимьяна, сочетающий благословение Зель-творящей и неживой природы, особенно ценен, учитывая добрый нрав мальчика.
Ежа не нашла, что ответить.
— А ведь я, наверное, знаю, почему отец так поступил. И вам мог бы объяснить, если б вспомнил.
— Мы не настолько любопытны, чтобы тебе в этом помогать, — хмыкнул Рдест. — Вот ежели сам справишься, мы послушаем. Коли Изгородь пропустит.
— Выпалываете? — к горлу подступил горький ком.
— Никто тебя не выпалывает, Тимьян. Ты же сам собрался уходить, — устало вздохнул дед. — Творящие не станут приказывать Изгороди не пускать тебя назад. Она задерживает только людей. Но если ты не научишься управлять даром, его человечья составляющая обнаружит себя в пограничном лесу, и пройти не получится. Так что сам понимаешь…
— Назад не попаду, пока не вспомню и не смогу держать ветер в узде.
— Верно. Мой тебе совет на будущее: не пытайся использовать стихию, чтобы переместиться в Зеленя. Изгородь обманешь, пробудится охранительная завеса. Иди открыто, через лес.
Вот так, Перец. Чутье не подвело. Говорить больше не о чем, все присутствующие это понимают… Э, нет, тут я ошибся — Кедр кряхтит смущенно и глаза прячет. Ну-ка, ну-ка, послушаем.
— Я, конечно, понимаю, Тимьян, что ты — сын своего отца, — при этом белобровый так искоса глянул на Клевера, будто хотел добавить «и внук деда», — но мой долг — напомнить. Твой дар ненормален. Воздержись от передачи его по наследству.
Я закусил щеку изнутри, чтобы не засмеяться. Во дедуны дают! Нашли кому о детях напоминать! Ясен хрен, такие, как я, о потомстве мечтать начинают, как только узнают, откуда оно берется.
— Э-э, вы же не собираетесь оскопить меня для надежности? — поинтересовался смеха ради, хотя Корешок давно поведал, что ни айры, ни полукровки баб не брюхатят без горячего и искреннего желания обзавестись мелким пищащим надоедливым существом, отдаленно напоминающим родителя (если повезет). Удобно, ничего не скажешь.
— Тебе, внучек, если что и подрезать, так язык, — проворчал Клевер, поднимаясь на ноги. Деды хмурились, Ежа задорно блестела глазами и покусывала губу.
М-да, Перец, старейшины тебя надолго запомнят, даже если в Зеленя ты больше не попадешь.
* * *
Вечером того дня я сидел на корне огромной старой ели и слушал, как дождь молотит по воде и листьям кувшинок, во множестве растущих в Лилейном озере. Время от времени редкие капли просачивались сквозь хвойный шатер и шлепались на землю, мою голову и плечи. Было тепло, и дождь не доставлял неприятности, наоборот, успокаивал монотонным шелестом. Казалось, льет он сейчас, такой тихий, теплый и ласковый, по всей земле…
Я не пытался переубедить Клевера после встречи со старейшинами, а с Корешком, Эрикой и бабулями общался как ни в чем не бывало. Они не лезли с расспросами, и дед, по счастью, не стал с порога оповещать домочадцев о решении Совета (может, он воспользовался мысленной связью, тогда спасибо родичам за проявленный такт). Друг выглядел озабоченным и без моих новостей, сказал, что его требует к себе отец, и попросил Клевера немедля переместить домой, в Рослый Лес. Со мной попрощался душевно, обещал навестить при случае, звал в гости. Мне было муторно принимать приглашение, ведь, скорее всего, в ближайшее время не то что у друга — в Зеленях не появлюсь. Только Зели-творящей ведомо (по выражению самого Корня), доведется ли когда-нибудь вернуться в айровы земли.
С Эрикой в тот день никуда не пошел, сослался на усталость, мол, деды замучили, и отправился к себе, собираться. Мои старые тряпки Рамонда давно выстирала и починила, так что с этим был порядок. Уйду-то я в айровой одежде, а в человечьих землях придется с ней расстаться — больно приметна. Денег нет ни монетки, и раздобыть их в Зеленях неоткуда. Малинку просить не хочу, да и неизвестно, когда еще с ней встречусь… Что ж, придется зарабатывать. В конце концов, за ночлег на сеновале и кусок хлеба можно воды наносить, дров наколоть или даже хлев вычистить. К прежним делишкам после пребывания в Зеленях возвращаться не хотелось. Три болота, скоро от пройдохи-Перца ничего не останется, я полностью превращусь в праведного Тимьяна, которому ох как несладко придется в человечьих землях…
М-да, похоже, везение закончилось. Я-то надеялся, что, попав в Зеленя, наверняка смогу вернуть память, и даже не подумал, как быть, коли ничего не выйдет. Старейшины не назначили срока, когда должно уйти, но задерживаться нет охоты. Во-первых, понимаю, что айры напуганы моими способностями и, при всей доброжелательности, относиться ко мне по-прежнему не смогут. В памяти то и дело всплывало перепуганное лицо Ивы: «Ветер… Не наш… Очень страшный…»
Во-вторых, как это ни глупо, в груди ныло при мысли о Малинке. Связь использовать по-прежнему не хотелось, зато крепло желание увидеть сладенькую не во сне, а наяву. В самом деле, сколько можно сидеть в Зеленях, особенно теперь, когда старейшины высказались вполне ясно? Мол, сам вспоминай и лучше подальше отсюда, чтоб твоим ветром нам деревья не поломало.
— Тимьян?..
Я вздрогнул от неожиданности, за шумом дождя и нелегкими мыслями не услышав приближающихся шагов. Темная фигура, с головой закутанная в плащ, скользнула под дерево. Спрашивать, кто это, нужды не было — я почувствовал Веронику.
— По дождю да темноте не сразу и найдешь, — проворчала она. — Да и годы уже не те — ночью за парнем бегать…
Хм, очень интересно… Получается, по молодости бабуля была не промах? А пожалуй что и так — в купальню-то знакомиться без стука заявилась. Свезло Клеверу, что без рогов.
— Бабушка, я не маленький, зачем меня искать? Посидел бы еще немного и сам пришел. В Зеленях двери на ночь не запирают.
— Я хотела поговорить с тобой… — вздохнула айрица, освобождаясь от плаща. — Одна, без Клевера, без Рамонды с Далией…
— О чем? — уныло вопросил я, ибо все эти разговоры надоели до скрежета зубовного.
— О твоем отце. Я знаю, что ты уходишь, вот и решила — имеешь право знать.
— Что знать? Тебе ведомо, почему Тёрн запечатал мою память?
— Нет. Я ничего не знаю ни о его жизни в человечьих землях, ни о твоей матери… — Вероника ненадолго замолчала, я не торопил. Три месяца назад, пожалуй, с радостью послушал, каким был мой отец, теперь и сам кое-что понял, а без лишних подробностей, пожалуй, обойдусь. — Ты не должен уходить, думая, что Тёрн был вздорным самовлюбленным упрямцем.
— Ну, как мне показалось, именно таким его помнят в Зеленях.
— А ты совсем не понишь его? — я не видел бабушкиного лица, но в голосе звучала надежда. Жаль, порадовать старушку нечем.
— Всплыли как-то несколько фраз, — не пересказывать же ей скабрезные шуточки и чисто мужские наставления. — Судя по ним, он был вполне нормальным мужиком и мне желал добра.
— Тёрн был моим первенцем, единственным сыном. Потом рождались только девочки. Я их тоже, конечно, люблю, но… — голос у Вероники был неуверенным, видно, слова давались с трудом. Наверное, она и не говорила ни с кем о Тёрне с тех пор, как тот ушел. Айры его не жаловали, а Клевер, небось, был в ярости и не стал бы слушать сетований жены. — Поверь, он был хорошим мальчиком, добрым… Красивым, умным… И одаренным, очень одаренным, в пятнадцать лет по силе сравнялся со своим отцом, это редкость. Клевер рано начал привлекать его к укреплению Изгороди. Прежде чужаков задерживали особые лианы, захлестывали мгновенно, душили, никто не мог выбраться… — бабушка примолкла, я живо представил скелеты, висящие в чаще пограничного леса. — Я сама, конечно, не видела, слыхала от мужа. А Тёрн создал из ежевики новое растение, наподобие сторожевой собаки, которое сначала предупреждает, царапает, и только если чужак упорствует, набрасывается на него.