— Этот Вася Пузырев что, часто выпивает?
Зина растерялась, не зная, что ответить.
— Понимаете, он сегодня пришел ко мне совершенно пьяный.
— Бывает у него иногда, — пряча глаза, сказала Зина. — Хороший человек Вася, только чувствительный и поэтому выпивает. А сейчас переживает очень. Да еще машина сломалась…
— Что вы можете сказать о Гридневой?
Зина вытерла платочком вспотевшие ладони.
— У меня к ней своих претензий нету. Так, обыкновенная женщина. — Эпова опустила голову.
— И все же? Вы девушка, должны были приглядеться к ней лучше ребят.
— Какая-то ненастоящая она. Не своя. С виду простая, а иногда слова какие-то говорит… не как простая. Все расспрашивала, интересовалась. Все-то ей любопытно, прямо везде залезет…
— А что именно ее интересовало?
— Да все. Сколько яд стоит, как пельмени делают, как грибы сушат, да можно ли мех на шубу достать, можно ли икру купить…
— Вы не замечали, какие у них взаимоотношения с Азаровым?
— Азаров меня не интересует. Как начальник и человек — он хороший, — резко ответила Зина и отвернулась.
— А у вас какие отношения с Азаровым?
— Если что говорят, так это выдумки! — запальчиво сказала Зина.
Вера Петровна скрыла улыбку.
— Ну хорошо. Может быть, все-таки их отношения были несколько иными, чем, например, с другими членами экспедиции?
— Что она липла к нему — это точно, — выпалила девушка и, спохватившись, добавила: — Это вам каждый скажет. Не я одна замечала.
— Хорошо. Вы еще что-нибудь о Гридневой не помните?
— Не знаю, удобно говорить или нет…
— Смотрите сами.
— Как-то она переодевалась, я заметила: белье у нее заграничное. Нет, не такое, как у нас продают. У нас в универмаге тоже есть чехословацкое, гэдээровское… А у нее совсем особое. На трусах сзади обезьяна нарисована и не по-русски написано…
— Обезьяна, говорите? — улыбнулась Вера Петровна. — Это бывает. Человек в Москве живет. Там в магазинах много заграничных товаров.
— Я бы такие трусы не надела. Срамиться только, — решительно сказала Зина. — В бане бы все засмеяли.
— Зина, а что, Азаров при больших деньгах?
— Степан Иванович? Что вы! Деньги у него не держатся. Как только получит, сразу спускает все. Отсылает старикам и… — Зина замялась, — жене тоже. Поедем в город, а он норовит заплатить за всех. Вот Клинычев лежал в больнице, Степан Иванович не знал, что и купить ему, за раз рублей двадцать пять истратил… А недавно даже у Анван одалживался, чтобы родителям послать.
— А как сейчас у вас в экспедиции? Работаете?
— Работаем, — вздохнула Зина. — Как же иначе? Только переживают все очень. Анну Ивановну жалко. И Степана Ивановича тоже.
— Хорошо, Зина. Мы еще, если будет надо, встретимся. Только сами понимаете, здесь мы о разном говорили…
— Понимаю, товарищ следователь. Я никому ничего не скажу. Да и незачем…
— Тогда на сегодня все.
…Вскоре у Веры Петровны состоялся очередной разговор с Холодайкиным. Ознакомившись с материалами дела, врио прокурора остался недоволен темпами расследования.
— Заносит вас, Вера Петровна. Много разговоров. Допрос надо вести конкретнее. Поверьте мне, я тридцать лет на страже закона…
— Мне кажется, главное — установить контакт с допрашиваемым. Человек раскрывается тогда, когда он чувствует, что с ним говорят искренне, затрагивают близкую ему тему…
— И говорит то, что надо ему, а не вам как следователю, — перебил Алексей Владимирович. — Поглядите, например, — он хлопнул ладонью по раскрытой папке, — Кравченко. Сведений много. И совсем нет того, что нас с вами может заинтересовать.
— Из разговора с Кравченко я узнала больше, чем прочла бы в десяти книжках, — нахмурилась Вера Петровна.
— Я не хочу вмешиваться в ход следствия, но вы учтите, что в дальнейшем… — назидательно сказал Холодайкин. — И обратите внимание на отношения Азарова с Гридневой. Не покрывает ли он ее?
— Но тогда он покрывает и Зину Эпову. Он не сказал, что она тоже занималась взвешиванием и фасовкой яда.
— А вы внимательно прочтите показания Эповой. Сейф был часто открыт. Ключ он доверял другим. Стало быть, изъять яд мог каждый. Что это — халатность? Или симуляция халатности? Разберитесь во всем этом. Пусть Кравченко руководитель экспедиции. Но ведь яд в подотчете у бригадира. По закону он даже ей не имел права передавать ключ от сейфа. Для чего существует инструкция, правила?
— Он доверял Кравченко. И по-моему, она достойна такого доверия.
— Я не говорю об этом, — досадливо поморщился Холодайкин. — Сам факт важен, обстановка в экспедиции. Этакая коммуна…
— Насколько мне кажется, доброжелательная обстановка.
— Ладно, — вздохнул врио прокурора. — Вы лучше скажите, послали флакончик на экспертизу?
— Да. На дактилоскопическую и химическую.
— Что предпринято в отношении выяснения местопребывания Гридневой?
— Этим я сейчас занимаюсь.
— Занимайтесь, занимайтесь. Загадочная особа, — сказал Холодайкин. — И постарайтесь уложиться в срок. Я не против книг, Вера Петровна, но жизнь иногда такое подстраивает, что не лезет ни в какие рамки. И что вы пасуете перед незнакомыми вещами?.. Ну, змееловы. Люди остаются людьми. Будьте более строгой и жесткой.
После этого разговора расстроенная Вера Петровна излила душу Земфире Илларионовне, чтобы как-то успокоиться.
— Слышала, как он тебя распекал, — утешала ее секретарша.
— Честное слово, с Савиным легче было. Он никогда так не говорил…
— Почему было? Савва еще прокурор, — сказала Земфира Илларионовна. — А во-вторых, я тоже сперва опасалась Алексея Владимировича. Потом привыкла. Сухарь он. Требовательный. У каждого свой стиль.
— Прокурор тоже требовательный. Может быть, даже больше. Но он доверял мне, не опекал так мелочно…
— Это верно… Навестила я вчера его жену. Говорит, что поправляется наш Савва.
— Я рада. Его здесь действительно не хватает. Земфира Илларионовна, ко мне никого нет?
— Нет, Верочка, — ответила секретарь.
— Пойду на почту. По делам.
— Больше, больше двигайся. Полы мой, стирай, работай.
— Знаю, — улыбнулась Седых.
— Вот-вот, рожать будет легче. Перед тем как в роддом идти, я сама весь дом перемыла, прибрала….
Вере Петровне трудно было представить, как эта хрупкая, маленькая и сухонькая женщина когда-то ходила беременной, рожала.
— Страшно было? — спросила она.
— Конечно. Врут бабы, что не страшно. Конечно, если четвертого, пятого, тогда наверно. Первого — не весело идти. А как показали мне мою Анку — слезами от радости залилась… И все забыла. Так, наверное, и все.
Вера Петровна счастливо улыбалась чему-то своему.
24
Чижак вел себя в кабинете следователя совершенно спокойно.
— Я отношусь к жизни философски, — сказал он, поглаживая бороду. — Все, если так можно выразиться, крутится вокруг главного — любви. Верно я говорю?
— Любовь очень много значит в жизни человека, — подтвердила Вера Петровна, с любопытством поглядывая на его экстравагантную внешность. — Но неужели вы своей профессией тоже обязаны любви к кому-нибудь?
— Нет. Если девушка нравится мне и спрашивает, чем я занимаюсь, я говорю — герпетолог. Загадочно. Привлекает. Если не нравится, говорю, что змеелов. Всё! Больше данная особа ко мне не подойдет. Психология женщины, как я успел заметить, довольно примитивная штука… Я, разумеется, не имею в виду присутствующих.
— Интересно, — засмеялась Седых. — И у вас достаточно оснований для таких обобщений?
— Вполне. Женщин я делю на восемнадцать категорий. Классификация строго научная, с учетом большого опыта. И знаете, разговаривая с мужчинами, в общем-то каждый раз убеждаюсь, что мои наблюдения и выводы абсолютно правильны. Но при разнице у всех восемнадцати категорий наблюдается ряд общих черт…
— Например, какие категории?
Чижак взял в кулак бороду.
— Категория первая. У которых тяга к семье, верности. Типичный представитель — наша Зиночка Эпова. Знаете?
— Да, конечно.
— Типичный комплекс семейственности. Хочет замуж. Нет, я ничего плохого в этом не вижу, но думаю, что замужество — это следствие, а не самоцель…
— Ясно. А Оля Гриднева? — как бы невзначай спросила Вера Петровна.
— Та похитрее будет. Четвертая категория. Ей подавай что-нибудь из ряда вон. И обязательно во всех отношениях на голову выше всех остальных…
— Деньги любит?
Чижак на секунду задумался.
— Да не просто деньги, это каждой дуре… простите, девчонке нравится, а с гарантией…
— То есть как?
— Очень просто: ведь сотню можно рублями, а можно одной бумажкой. Значит, не переведутся. Мне думается, Гриднева из тех, кто крупную купюру выискивает. А чего бы ей тогда мотаться то к геологам, то к нам? Мы все-таки поденежней будем.
— Может быть, вы, Чижак, несправедливы к ней?
— Я? Несправедлив? А с чего мне быть к ней несправедливым?
— Между людьми разное бывает, — улыбнулась Седых.
— Нет, я к ней не питал ничего. Этот тип девушек для меня ясен. А если ясен, значит — не интересен.
— А она была к вам неравнодушна?
Веня развел руками:
— Это уж спросите у нее.
— Хорошо, знаток женского сердца и души. А как по-вашему, могла бы Гриднева похитить яд?
Веня ошалело посмотрел на Веру Петровну.
— Вы можете не отвечать, если не хотите, — сказала следователь, глядя на растерявшегося Чижака.
— Нет, почему же, — пробормотал тот. — Значит, могла ли она того, ну… увести флакон?.. А черт ее знает! — Веня наморщил лоб. Видимо, в его голове происходила невероятная для него работа. Он посмотрел на Веру Петровну, потом в окно, затем снова на следователя. Встряхнувшись, Чижак вдруг расплылся в улыбке: — Нет, не могла!
— Почему?
— Женщина, — развел руками Вениамин. — Этим все сказано.
Седых рассмеялась:
— Что именно?
— Поймите: барахло там, тряпье, ну мех еще — куда ни шло. Но яд? Нет. — Чижак решительно рубанул ладонью.
25
После поездки в областную прокуратуру Холодайкин стал проявлять к делу о пропаже сухого яда все больше и больше внимания.
Он тщательно ознакомился с материалами следствия и решил дать кое-какие указания Вере Петровне.
— Вы должны проверить всех, — сказал врио прокурора. — Хорошо, Кравченко опускаем. Ей одной это во вред. Давайте рассуждать: Эпова Зинаида могла быть тем самым человеком, который похитил яд?
— Нет.
— Почему же? То, что она строила определенные виды на бригадира Азарова, ясно.
— Обыкновенная романтическая влюбленность.
— Вы плохо знаете талышинцев. Между прочим, это всегда были зажиточные, крепкие люди. И при царе, и при Советской власти. Места здесь богатые. Нравы суровые. Ее бабку выдали замуж в пятнадцать лет, мать — в шестнадцать. А Эповой уже девятнадцать. Так вот допустим, что Зинаида Эпова задумала женить на себе Азарова. Парень он грамотный, постоянный хороший заработок, внешность отличительная. А здесь появляется Гриднева и отбивает кавалера. Разве не повод для ревности? А где ревность — там всякое может быть. Так что Эпову со счета сбрасывать нельзя.