Ближе к середине дня приехал отец. Все это время мама буквально не спускала с меня глаз, забыв о недописанном романе, так и ходила по пятам, даже когда я посещал туалет, стояла под дверью.
– Тебя, Макс, только выпусти из виду, обязательно куда-нибудь вляпаешься, – качала головой она. – Но странная история с этим Сашей. Сдается мне, ты далеко не все рассказываешь.
Мама, как я уже говорил, писатель, а потому считает себя знатоком в области психологии и, вправду, не всегда ошибается.
Бедному папе дали на отдых полдня. Рано-рано утром, едва только начало светать, наш нехитрый багаж погрузили в машину. Старый деревянный дом с так умилившими мою маму вязаными салфеточками оставался в прошлом. Хорошо бы вместе с этим исчезло и все остальное – то, что сейчас меня тревожило. Но нет, невольно переданная Сашкой сила останется со мной, видимо, уже навсегда. И мне всю жизнь придется от нее отгораживаться. Наверное, вдали от этих мест, вдали от проклятого озера мне будет легче…
Машина все дальше увозила меня от них, а я смотрел на проносящиеся мимо сплошной зеленой стеной деревья, мелькающие городки и деревеньки – такие крошечные и, казалось, намертво затерянные в лесах, что трудно представить, что там тоже живут люди…
– Эй, Макс, – встревоженно обернулась ко мне мама. – Ты забыл свой плеер. С тобой все в порядке?
Я кивнул. Отвечать не хотелось. За эту короткую странную поездку я изменился так сильно, как даже не ожидал.
Эпилог
Прошло шесть лет.
За это время я значительно вытянулся, отрастил длинные патлы и сорок третий размер ноги. А еще успел закончить школу и первый курс юридического института, встречался с девчонками, пара-тройка которых были вроде вполне ничего, однако не зацепили меня в такой степени, чтобы переводить наши встречи в разряд длительных, а тем более постоянных… События, произошедшие в маленькой, затерянной у черта на куличках деревне, постепенно стали казаться мне сказкой. Иногда я видел их в своих снах – хромого страшного Филина, хрипло хохочущего Сашку, грустно глядящую на меня Аню… А еще – нечеловеческое уродливое лицо Чернобога и слышал его сводящий с ума зов. Он звал меня, но я не поддавался. Я научился не слышать и не обращал внимания на многие вещи. Вот только на кладбища никогда не ходил – слишком много покойников, и каждый норовит прилипнуть ко мне, как пиявка.
Так я и жил все эти долгие годы. Не хорошо и не плохо, со своей тщательно оберегаемой ото всех тайной.
А потом, тем летом, после первого курса, вдруг взял билет на поезд, собрал рюкзак и один уехал туда, куда вели меня сны. Потому что не мог больше. Мне нужно было еще раз оказаться в тех местах.
Мне едва удалось найти дом, где мы останавливались в прошлый раз с мамой. Он весь покосился, крыша провалилась, а сад зарос высоченной травой и ядовитым борщевиком, в заросли которого лучше не соваться.
Деревня помнилась мне бедной, но сейчас выглядела почти призрачной, и только старые кресты на лежавшем неподалеку от нашего бывшего дома кладбище остались в точности такими же, как я их запомнил.
Избушка Филина тоже оказалась нежилой, окна были крест-накрест заколочены. Видимо, давным-давно, потому что доски успели подгнить, а гвозди до основания изъела ржавчина. Я притронулся к двери и вдруг понял, что случилось с Филином. Утонул – почти через год после тех событий. Как я и предполагал в нашу с ним последнюю встречу.
Еще надеясь, что ошибся и слишком доверился собственной фантазии, я нашел дом Сашкиной тетки. Несмотря на ранний час, она хлопотала в огороде. Женщина постарела, но я сразу ее узнал и почувствовал в ее теле смертельную болезнь, медленно и неутомимо пожиравшую изнутри свою несчастную жертву. Сделать уже ничего нельзя. И я ничем не мог ей помочь – мой дар, если не ошибаюсь, как раз в другом.
– Здравствуйте, я Максим, – окликнул я ее, стараясь не поддаваться мрачным мыслям.
Она посмотрела на меня с подозрением, раздраженно и пробурчала под нос нечто вреде того, что ходят тут всякие…
– Вы меня не помните. Я приезжал сюда шесть лет назад, – зачем-то сказал я, чувствуя себя очень глупо.
– А… – Она шагнула к покосившемуся забору, вгляделась мне в лицо. – Как же, помню. Ты тот мальчик, что шлялся с моим племянником.
– Его нашли? – замирая, спросил я.
– Найдешь его. – Тетка, потеряв ко мне всякий интерес, вернулась к грядкам. – И бог с ним, все равно из него ничего путного не вышло бы!
Это была очень странная характеристика, но идеально подходящая Сашке. Умная женщина его тетка. Очень умная.
– А Филин?
– Умер твой Филин, – буркнула она, даже не поднимая головы. – Год спустя после Сашки и умер.
Горько осознавать, что я опять оказался прав. Впрочем, в таких вещах я никогда не ошибался и чувствовал смерть буквально нюхом. Тут уж закрывайся или не закрывайся, все равно чувствовал.
– Спасибо, здоровья вам! – выпалил я.
Старуха посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах страх.
Ну вот, и она, кажется, догадалась.
– До свидания. – Я поспешно пошел прочь.
А она бормотала что-то мне вслед. Кажется, отпугивающий зло заговор. Ну что же, вполне уместно. И вправду умная женщина.
Пыльная дорога привела меня к гибельному озеру.
Было ясное летнее утро, но над озером висели тяжелые тучи. Именно над ним – дальше все небо оставалось чистым. И тишина… глубокая первозданная тишина, от которой кружится голова и замирает в страхе сердце. Сколько бы лет ни прошло… сколько бы лет меня здесь не было.
По спине невольно пробежал противный холодок.
Как и раньше, я вновь ощутил пристальный хищный взгляд идола, наблюдающего за мной из-под воды.
– И не надейся! – буркнул я, отворачиваясь.
Он ничего не сможет сделать, пока я сам ему не поддамся, а уж поддаваться я никоим образом не намерен. Пусть сидит на дне озера без привычной пищи хоть целую вечность.
Осторожно, боясь потревожить обманчивый покой воды, я обошел озеро и оказался у старой церквушки. И она осталась в точности такой же, как я помнил, только на деревянных, еще прочных, несмотря на прошедшее время, ступенях лежал свежий букет ромашек.
Я смотрел на них, а потом почувствовал Аню. Она стояла за моей спиной, шагах, наверное, в десяти.
Медленно, очень медленно я оглянулся…
Она действительно была совсем рядом, полускрытая тенью густых деревьев. Девочка лет двенадцати-тринадцати, с длинными, до самой поясницы, светлыми волосами, в белоснежном свитере, к которому не приставала грязь, и аккуратных синих джинсах, а в руках у нее был недоплетенный венок из луговых цветов и трав.
Я посмотрел на нее – и словно не бывало этих шести долгих лет, школьных будней, веселых компаний и подружек, с которыми прикольно потусить на дискотеке и целоваться, сбежав от приятелей, где-нибудь в уголке двора.
– Аня, – тихо позвал я.
А она смотрела на меня с ужасом. Она испугалась, что я вернулся за ней.
На миг странная мысль действительно промелькнула в моей голове. А ведь я могу сделать так, что она станет почти живой и пойдет за мной всюду, куда я только пожелаю. Достаточно одного-единственного слова.
И я хотел, чтобы она была рядом. Она единственная девушка, которую я вспоминал. Наверное, она единственная, кого я мог полюбить… Сашка, Сашка, что же ты наделал?! Если бы не ты, мы с Аней могли бы встретиться по-другому, и все бы тогда пошло совсем не так…
Но поздно. Словно стеной между нами стояли ее смерть и моя сила.
Закрыв глаза, я сосредоточился, прогоняя искушение.
Шутишь, старый, позабытый людьми бог! Твои расчеты не верны.
Врешь! Не поддамся! Даже не пытайся соблазнить!
Аня смотрела на меня, ожидая моего решения, а потом так же молча и совершенно бесшумно отступила и исчезла.
Я отпустил ее, дал уйти, остаться в том мире, который так рано отвернулся от нее и в который – я чувствовал это ясно благодаря обретенному мной дару – она не несла зла. Пусть несчастная девочка бесконечно бродит здесь, вокруг волшебного озера, собирая цветы и хотя бы немного чувствуя себя живой. Я мог уничтожить ее, но не стал этого делать. Каждый имеет право на пускай призрачное, но счастье. Каждый, кто не причиняет другим вреда.
Вот и все. Все закончилось.
Мое прошлое ушло от меня. Теперь нас действительно ничего не связывает. И тогда я сел на землю и хрипло расхохотался.
Должно быть, я выглядел на редкость нелепо: высоченный парень с отросшими до плеч волосами, в здоровенных берцах и простой белой, без единой надписи, футболке – как-то с тех детских пор я разлюбил изображения черепов и всякие таинственные и мрачные надписи – сидит на берегу и хохочет, запрокидывая голову к небу.
Но мне не было дела ни до чьего мнения. Я знал, что выдержал испытание. Я потерял все, и у меня ничего не осталось, а значит, нужно идти дальше, за горизонт, в закат. И узнать, наконец, что там находят герои многочисленных фильмов.
Тучи над озером рассеялись.
Наступил новый день.
Бывают места, где не действуют привычные нам законы реальности. Места, живущие по своим собственным, странным и диким законам.
В одном из таких мест мне и довелось побывать…
«Куда ты глядишь? Кого ты там видишь?»
Н.В. Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки
Ближе к полуночи внезапно задул жестокий ветер, и старый лес, окружавший монастырь, заскрипел под его бурным натиском.
Клочья бледных ночных облаков неслись по мрачному небу, иногда закрывая луну.
Человек в длинном черном одеянии, который брел незримой тропой через лес, гнулся и стонал, словно тоже был старым деревом. Он что-то бормотал, но и сам не слышал своего голоса в шуме бури.
И вот наконец тропа привела его на голый, безлесный холм. Только одно дерево гнулось и трещало на вершине.
Ветер ударил в лицо с такой силой, что человек чуть не упал. Однако он заставил себя выпрямиться и раскинул руки.
Издали он напоминал черный обожженный крест. Такой крест мечтает иметь на своей могиле всякая нечистая тварь, ибо он не препятствует мертвому выйти из земли, чтобы насытиться живой кровью.
Издалека донеслись мерные удары монастырского колокола.
Колокол бил двенадцать раз.
Полночь!
Ветер неистовствовал, завывая громче и громче.
Человек поднял голову к луне, ночному солнцу колдунов, упырей и оборотней, и начал произносить проклятие. Ветер вырывал слова из его рта и разносил обрывки их по округе, словно гнилые листья:
– Аминь… бысти тебе… в керсту живьем ввержену… дондеже не грянет… тварь кобную в нощь купальскую осилит… до третьего коура на могиле высокой… развезнется удолие и ра-зится бесследно… и не восстанет николиже…
Тот, кого он проклинал, слышал каждое слово, несмотря на то что находился за версту от холма. И проклятие накрепко впечатывалось в его память.
Слезы катились по его измученному лицу, но не в силах он был их вытереть, потому что стоял прикованным к стене. Все, что он мог, это стенать, молиться – и ждать годы и века.
Ждать, пока не явится тот, кому предназначено разрушить проклятие, избавить его от вечных мучений… и погубить.
Уничтожить.
* * *
То, что этот дядька был мертвый, понял бы даже пацан ясельного возраста.
Нет, само собой, на мертвецов не натыкаешься в каждой песочнице или на игровой площадке! Но у всех дома есть телевизоры, по которым то и дело идут всякие нехорошие киношки про убийства, убийц и про их многочисленные несчастные жертвы, – ну и благодаря этому невольно пополняешь образование. А маленькие цифирки 12+ или 16+, которые теперь, надо или не надо, мелькают в углу экрана, могут удержать вдали от телевизора только грудничков, и то лишь потому, что те самостоятельно ничего включить не могут, разве что свою собственную кричалку. Взросление же прочего молодого поколения происходит под диктовку телеящика – так папа Сереги Сапожникова называет телевизор, – а потому все вполне подкованы в данном вопросе и живого от мертвого отличат с полпинка.