Путь —это просто шаги. Вперед или назад. Если ты шагаешь вперед, тебя ждут открытия, и вряд ли они будут приятными.
Так почему не идти назад, по знакомому пути?
В любом случае, выбирать тебе. И тебе шагать.
Надпись на стене одного из КТСМ
Часть первая
ДВА АНДРЕЯ
1. Последний поезд
Рельсы поворачивали, и лес был не такой густой, как повсюду. Ветки деревьев тянулись друг к другу, сцеплялись, образуя подобие тоннеля, из которого должен появиться Поезд.
На Поляне нас собралось шестеро.
Впрочем, «нас» —это сильно сказано. Я никогда не видел никого из этих людей, да и уверенности в том, что передо мною люди, не было.
Прислонившись спиной к дереву, я сидел на толстом слое прелой листвы и наблюдал за ними.
Крепкий игрок в рваной кофте, определенно, опасен.
Остальные —семечки. При условии, что они не атакуют вместе… А Джунгли полны одиночек.
Этот ли, тощий и желтый, — мне соперник? Я в одно мгновение вонзил бы в него заточку… Или тот, что нервно курит самокрутку из кленовых листьев?
Ну, самок я в расчет не беру, тем более что одна из них, — старуха, с лицом, словно печеная картофелина. На что она рассчитывает на Поляне со своими тонкими, как ветки, руками?
Вторая самка молодая и, должно быть, сильная, с копной ярко-рыжих волос, но и ей едва ли что-либо светит.
Верзила в кофте оценил возможности собравшихся на Поляне примерно так же, как я, то есть своим главным конкурентом он назначил меня. Ишь, как смотрит! Изучает, сволочь.
— Слышь, долго еще?
Желтый игрок пялился на меня. На Полянах не принято разговаривать, но этот калека, видимо, не в курсе, — ничего, прозреет, когда заточка пронзит ему глотку…
— Понятия не имею.
Желтый скрипнул зубами и отвернулся. Конечно, я знаю, когда из тоннеля вынырнет голова Поезда, но сказать во всеуслышание —быть дураком.
Мертвые листья кружатся в воздухе —прощальные письма. Кому-то придется их читать. Уж, конечно, не мне.
Серый курильщик принялся ловить листья, чтобы снова свернуть себе косяк.
Солнечный луч медленно начертил «ПОРА» на земле у моих ног, и я поднялся —пришло время облегчиться, тем самым получив дополнительный козырь.
Мне доводилось видеть игроков, опорожнявшихся прямо на Поляне у всех на виду. Это их право, ведь речь идет о Последнем Поезде, и здесь не до цацканья.
Но я за этим делом всегда ухожу в лес.
Запах прели щекочет ноздри; здесь надо быть начеку —в любой момент из-за дерева может выскочить тварь.
Вот удобная ложбинка. Я сбежал вниз, скользя по мягкой глине, и, спустив штаны, присел на корточки.
— А-а-а!
От сильного толчка в спину я растянулся на дне ложбинки.
Кривая заточка вонзилась в землю возле моей головы. Я откатился в сторону и вскочил на ноги, одной рукой выхватывая из нагрудных ножен заточку, а другой —натягивая штаны. Не дал посрать, сучий потрох.
Верзила наступал, хрипло дыша, сверля меня красными глазами. Силен, как бык, но неповоротлив и медленен.
Я поиграл в воздухе заточкой перед его носом и ухмыльнулся —даже здесь, в лесу, она блестела. Недаром точил клинок белым камнем и натирал песком.
Моя полуулыбка произвела на верзилу впечатление —он вскипел от ярости. В таком состоянии этот олух едва ли на многое способен —я уложу его, как котенка…
Он прыгнул.
Широкое лезвие полоснуло по руке, я вскрикнул и несколько раз —снизу, в живот и меж ребер, вонзил в верзилу заточку.
Он упал ничком в черные листья и, содрогнувшись, замер.
Я вытер лезвие об его кофту и спрятал в ножны.
Нужно идти на Поляну и ждать Поезд… Но, черт побери, как саднит рука! Я закатал рукав куртки и ужаснулся: из ровного и глубокого пореза лилась кровь, но самое скверное —рука немела. Этот мудак отнял у меня козырь —я пнул распластанного верзилу и, слегка пошатываясь, стал выбираться из ложбинки.
Из-за широкого ствола вышла рыжая самка. Значит, притащилась с Поляны посмотреть на схватку и добить того, кто победит.… Ну-ну…
Здоровой рукой я выхватил заточку:
— Иди сюда, цыпа.
Но самка не вынимала оружия.
— Что тебе надо? — крикнул я и оторопел: резким движением рыжая распахнула куртку, и я увидел ее грудь, скованную толстым свитером.
— Помоги мне сесть на Поезд, — сказала она.
Вот оно что! Ты хочешь жить и пользуешься тем оружием, каким наградило тебя небо. Что ж, имеешь право, но я не олух!
Рассмеявшись ей в лицо, я пошел на Поляну.
Меня встретили глаза остальных игроков, и я поразился, какой хищный огонь вспыхнул в них при виде раны. Не спешите, сволочи…
Вернулась и рыжая самка. Ни на кого не глядя, прилегла на листву. Какой, должно быть, удар —кто-то не стал лапать ее сиськи!
Впрочем, у меня онемела рука, а это значит, что я теперь слабее этой рыжей. О, бог!
К вечеру донесся запах гари. Пока рано, надо лежать, экономить силу.
Лишь тонкий пев тепловоза заставил меня подняться и подойти к рельсам. Сейчас… Бог, или кто там, помоги! Другие игроки, словно тени, выстроились вдоль дороги неподалеку от меня.
С ревом из тоннеля, образованного деревьями, показался Поезд, со всех сторон облепленный ухватившимися за что попало людьми. Попасть на крышу нечего и мечтать —там целые деревни.
Рано: первые вагоны всегда перенаселены.
Курильщик и желтый не вытерпели и, отталкивая друг друга, бросились на проносящийся мимо вагон, пытаясь ухватиться за искореженный поручень. Люди из вагона, крича, отпихивали их. Курильщик исчез в шуме колес, а желтый, вцепившись в чью-то руку, поехал, получая удары и тычки.
А вот старуху-то я недооценил. Как ей удалось ухватиться за поручень шестого вагона?
Пора: скоро Поезд начнет набирать ход.
Я увидел свободную подножку и, ставши на мгновение пружиной, прыгнул на нее.
— Куда, сволочь, — отбойщик , карауливший на крыше, достал меня по голове длинной палкой. Если бы я был в порядке, то удержался бы и сбросил этого гада, но раненая рука скользнула, и я полетел вниз, лишь чудом не угодив под колеса.
Преодолевая гром в голове, вскочил.
О, черт! Последний вагон проследовал мимо. На подножке —всего один игрок с трепещущими на ветру волосами.
Я побежал.
Вот вагон, вот подножка, над ней —рукоятка, спасительный металлический штырек, — только бы схватиться за него. Ну! Рука снова подвела меня.
Я все еще бежал, когда игрок, до этого стоявший на подножке спиной ко мне, обернулся. Это была рыжая самка.
Она вдруг наклонилась и протянула руку. Я ухватился за нее, плохо соображая, что к чему. Собрав остатки сил, в последнюю секунду впрыгнул на подножку.
Поезд понесся через ночь.
— Отпусти.
Словно очнувшись от сна, я понял, что все еще судорожно сжимаю руку рыжей и, отпустив эту теплую руку, взялся за поручень —холодный и скользкий.
Почему эта самка спасла меня? Почему протянула руку? Ведь я не просил о помощи. Помощи?!
Холодная злость начала заполнять душу —надо скинуть ее с Поезда, это Джунгли, я должен так поступить.
Ну, чего ты смотришь на ее затылок? Схватить за волосы, рывок —и самка закувыркается в темноте, там, где перестукивают колеса. Сколько раз ты делал подобное!
Ветер ерошил длинные волосы, рыжие пряди касались моего лица.
Не могу! Дьявол побери, не могу…
Я уткнулся головой в деревянную окантовку и прикрыл глаза: будь что будет.
А на крыше вагона, похоже, что-то назревало.
— Ты занял мое место, гнида.
— Я выдавлю из тебя потроха.
Забряцало железо, и с крыши свалились два сцепившихся тела. Место освободилось.
Превозмогая боль, я полез наверх.
— Куда, падла! Нам тебя не надо.
Черная, сплющенная с двух сторон рожа выткалась передо мной; неширокий конец длинной палки устремился мне навстречу. Я успел уклониться, и, ухватившись за палку раненой рукой, — от боли в голове взорвалась бомба —дернул.
Палка осталась у меня.
Застонав от напряжения, я подтянулся на одной руке и влез на крышу вагона.
В центре узкой площадки металлическая коротконогая печка выбрасывала в черноту снопы искр; ловя тепло, к ней жались игроки.
Некоторые жарили крыс, насадив на заточенные прутья.
— Эй, вы, какого хрена?
Почему «вы»? Я оглянулся: рыжая стояла за мной, настороженно глядя на игроков. Прицепился банный лист. Жаль, что я ее не сбросил!
Парочка наиболее смелых игроков (а, может, тех, кому больше всех надо), поднялась из-за печки, но я погрозил им палкой:
— Хотите полетать, суки?
Они присели и занялись крысами.
Стараясь не задевать согбенные спины, я пробил путь поближе к печке и, положив перед собой палку, сел на холодное покрытие вагона. Рыжая примостилась рядом, стала смотреть на огонь.
Я уже понял, что нам… тьфу! мне, — повезло. Игроки здесь собрались хлипкие; удивительно, что им вообще удалось попасть на крышу —наверное, садились в Начале пути. В глазах у большинства —тусклая мольба: «Не тронь меня».
Однако, кое за кем нужен глаз да глаз —хотя бы вон за тем остролицым, что до белизны в костяшках пальцев сжимает припрятанную на груди заточку, или за этим одноглазым рослым игроком, что так жадно поглощает крысятину, едва не касаясь мордой огня. Была б рука здорова, я занял бы его место у печки.
— Подай крысу, — приказал я сидящему за моей спиной хиляку, оттесненному от печки к самому краю крыши. Тот, бросив затравленный взгляд, дотянулся костлявой рукой до широкого деревянного ящика и подал мне еду.
— Ловецтоже давай.
Игрок послушно протянул деревянный заточенный прут. Я насадил на ловец крысу и полез к огню. Сидящие у печки неохотно расступились, и моя крыса зашкворчала, разбрасывая во все стороны капельки жира. Одноглазый, прищурившись, разглядывал меня с деланным равнодушием, время от времени громко отрыгивая, — обожрался, сволочь. Тем не менее, я заметил, как он задержал взгляд на моей руке. Вот ведь, не обмотал вовремя, дурак!
Крыса, исходя жиром, зарумянилась, и я поспешил на свое место, не желая с искалеченной рукой драться за место у печи.
Отличная жратва! Сытная, без химического запаха. Я жадно откусил, и тут с изумлением увидел глаза рыжей, в которых были не голод и зависть, а отвращение. Да кто ты такая?
— На, попробуй.
Отстранилась с испугом. Пожав плечами, я занялся едой, стараясь не замечать брезгливых гримас этой самки.
Ночью звезды горят и на небе, и в лесу. Не повезло тем, кто не попал на Поезд.
Я смотрел между ветвями деревьев, проносящимися над головой. В такие ночи —темные и холодные, со звездопадом и луной —странные мысли роятся в голове. Неужели, и вправду существует либо когда-нибудь существовала сила, более могучая, чем Джунгли? Какая это сила и где она? Там, где светят звезды? Но почему тогда не дает знать о себе? Почему, как самый сильный из игроков, не подчинит жизнь или не уничтожит ее? Вот и эта рыжая… Что в ней —сила или слабость? Почему она не побоялась удара в спину? Откуда в ней это спокойствие, если она слаба?