Машин на улицах почти не было. Трамваи замерли. Похоже, им даже не удалось добраться до депо. Но автобусы еще ходили, некоторые предприятия и конторы продолжали работать по инерции.
Я спустился по обледенелой лестнице и остановился перед дверью. У подъезда разговаривали два соседа. Я слышал громкие взволнованные голоса. Один год назад, польстившись на обещания народного IPO, вложил все свои накопления в акции «Роснефти». Цены на баррель тогда опять росли как на дрожжах, и они заманивали народ. Второй накопления хранил в долларах, полагая, что с ними-то ничего не произойдет.
— Кто бы мог подумать?.. Кто, мать вашу, мог вообразить? Они же говорили — «стабильность вложений гарантируется…»
Как можно быть такими даунами?
Еще они говорили, что все милицейское начальство, а также МЧС и администрация будто испарились. Исчезли и все, кто имел хоть какие-то деньги, владел бизнесом больше ларька. Все, кому было что терять. Что ж, не я один такой умный.
* * *
В день, когда, как я узнал потом, было ООО «РФ» ликвидировано, а его имущество — пущено с молотка, я находился во фрустрации и прострации. Говоря по-русски, чувствовал себя хреново от несоответствия желаемого и действительного и не знал, что делать дальше.
С утра слонялся по пустым улицам, заваленным не убиравшимся снегом. На дверях родного предприятия висел замок, и не было даже вахтера.
Дворники пропали. Редкие машины проносились по опустевшему проспекту, лавируя среди опять-таки не убранных заносов.
Везде я видел следы надвигающейся бури. Город быстро терял тот полуцивилизованный вид, который поддерживался в нем стараниями последнего мэра.
Мусор не вывозился уже неделю, и только если бы не зима, в воздухе давно разливался бы непередаваемый букет гниения.
Как я и ожидал, электричество исчезло с первыми сибирскими морозами.
Уж сколько раз твердили коммунальщики людям — не пользоваться электрообогревателями. Но куда деваться? Когда давление в трубах отопления упало, народ массово начал спасаться, как мог. И энергосети горели у целых домов.
Я хотел согреть кофе и машинально открыл кран, забыв, что воды нет.
«Если в кране нет воды…» — вспомнил я стишок. Ну, может, в этом и есть доля истины.
Но это еще полбеды. Тем утром встала котельная.
И, что самое страшное, не было никаких новостей. Даже радио. Ни одной станции.
Что там, в столице? Путч? Оккупация? Ядерный удар? Эпидемия?
Говорили разное, и каждый бредовый слух только подогревал панику. Люди уже были готовы поверить хоть в высадку марсиан.
Ближайший супермаркет встретил меня закрытыми ролль-ставнями дверями и окнами. Даже табличку о том, когда он вновь будет принимать покупателей, вывесить не удосужились. Магазины поменьше тоже были заперты на замок. Торговала только крохотная точка на углу, но и там ассортимент напоминал конец 80-х.
Я пристроился в хвост небольшой очереди. Пока я стоял, подкатила машина и зашел невысокий полный мужик в кепке-«жириновке». Хозяин. Он подошел к прилавку и перебросился парой слов с продавщицей. У меня с детства хороший слух, а в эти дни обострилось и внимание. Они тоже распродавали последнее. На оптовых складах ничего не было.
Вот так — было да сплыло!
— Солнышко, — сходу сказал я ей, вернувшись из «разведки». Она сидела на кухне у печки и, закутавшись в плед, пила кофе. — Мы эвакуируемся.
— Уже? — удивилась она. — А не рано? Тут соседи говорили, крупу по карточкам давать будут. И воду питьевую машина подвезет.
— Может, и подвезет, — согласился я, хоть и не верил. — Но этого мало. Они уже наверно переморозили трубы. Даже если в котельную подвезут уголь и дадут электричество, тепла не будет. А угля уже не купить. И квартира холодная, угловая. Лучше подстраховаться. Надо уходить, пока можно. Будем следить за развитием событий из безопасного места.
Зная ее характер, я был готов к тому, что убедить ее будет непросто. Черт, да я был готов и применить силу, если надо. Но она неожиданно легко уступила мне. Будто почувствовала, что наступили другие времена.
— Хорошо, дорогой. У меня самой этот проклятый город сидит в печенках.
— У меня тоже. Ничего хорошего он мне не дал. Ну, кроме тебя.
Она улыбнулась и обняла меня. Как легко им угодить… Иногда.
Идея, как покинуть город, созрела у меня в голове несколько дней назад.
Судя по всему, железная дорога тоже была обесточена. Электрички и скорые поезда не ходили уже дня четыре, но изредка я слышал под окнами — мы жили совсем близко к дороге — стук колес. Это были товарняки и инженерные поезда с какой-то хитрой железнодорожной техникой. Один раз даже проехал с ревом «Буран», разгоняя снежные заносы. Все тащили дизелевозы.
Взвесив все еще раз, я решительно постучал в дверь соседа-железнодорожника.
* * *
— Родная, пляши, — сказал я ей через пять минут, — Мы уходим.
— Отлично. Дай мне только час на сборы.
Для женщины это совсем немного.
— Не бойся, у нас есть еще сутки.
Этот день пролетел быстро.
Уходя, я еще раз оглядел наше жилище. В нашей квартире было нечего воровать, кроме холодильника, так что пусть мародеры подавятся. Дверь я, тем не менее, закрыл на все замки. И во внезапном приступе мизантропии оставил в верхнем ящике буфета пустую бутылку водки, куда аккуратно вылил две бутылочки уксуса. Хорошие люди по квартирам не лазят, а тем, кто будет курочить мою дверь я от души желал окочуриться на месте.
Ноут я взял с собой с наивной надеждой на возвращение прежней жизни. Даже кота мы накормили успокоительным и посадили в рюкзак. Пакостливый, конечно, гад, но если его выпустить во двор, ему предстоит исчезнуть в желудке наших сограждан. Жалко.
* * *
Это был самый дорогой билет в моей жизни. Хоть и в один конец, но он стоил нам остатка сбережений, ящика водки и двадцати блоков сигарет. Эту «валюту» я берег как раз на такой случай.
Вокзал стал прибежищем бездомных и погорельцев, и соваться туда было незачем. Нам сказали подойти к одному полустанку, где даже зала ожидания не было, только перрон. И в темное время суток, чтоб не привлекать внимания.
Мороз был под тридцать. До места посадки мы добрались на такси.
— А если он откажется? — с сомнением спрашивала Настя, когда мы подходили к потрепанной «девятке», по привычке ждущей у неработающего ресторана.
— Ми его зарэжем, — усмехнулся я, показав на китайский охотничий нож в чехле на поясе, которым пока резал только колбасу и открывал банки. Ружье у меня за спиной было замотано в одеяло и уложено в брезентовый чехол от палатки (самой палатки у нас никогда не было).
Как я и думал, «бомбила» не отказался от возможности заработать легкие деньги. Как и все таксисты, он был настолько туп, что не понимал новую цену этим бумажкам.
Это было абсолютно безлюдное место. Но по опыту я знал, что в таких местах опасность на порядок меньше, особенно сейчас, когда лишний час на улице может стоить обмороженных ушей.
Уже пять минут как должен был подойти поезд, но его не было, и мы начали волноваться.
«Неужели наебут? Довольствуются задатком и кинут?».
Я не полный дурак, и половину оплаты обещал отдать на месте.
Мы притопывали и водили хоровод вокруг скамейки, чтобы не замерзнуть. Наверно, со стороны это смотрелось забавно.
Сколько людей уже получили обморожения, подумал я? А сколько будет через неделю, если не починят отопительную систему? (Неужели я сказал «если»?) Сколько сгорят и угорят от самодельных обогревателей? Сколько замерзнут в сугробах и своих холодных квартирах, пытаясь отогреться алкоголем?
Ни единой души не было вокруг, и мне в голову начали закрадываться еще более нехорошие мысли. Вдруг сосед навел на нас знакомых громил?
Они же не знают, что мы взяли с собой только самое необходимое, и с наших трупов не снимешь никаких ценных вещей, кроме нательных крестиков да Настиных сережек, которые достались ей еще от прабабушки.
Я взял Настю за руки, согревая ее ладони своими. Как же я виноват перед ней… Теперь еще и под монастырь нас обоих подвел, и денег лишились. Я уже хотел разворачивать ружье и доставать патроны, когда почувствовал слабую вибрацию рельсов.
Как манне небесной я радовался звуку приближающегося поезда.
Дизельный локомотив тащил единственный пассажирский вагон. Он остановился почти у нас под носом.
Двери распахнулись. Мужик в форменной куртке и валенках — судя по возрасту, помощник машиниста, а не проводник — махнул рукой:
— Эй, пассажиры, запрыгивайте бегом. Стоянка ноль минут.
В вагоне, который оказался купейным, было тепло, и мы быстро согрелись. Тут уже было полно народу, но нас провели в самый конец.
— Своих вывозим, — пояснил наш провожатый. — В село одно. Скоро тут будет пиздец. У нас по министерству в предпоследний день циркуляр пришел — провести ревизию подвижного состава. Слили страну. Слили… Весь базар про кризис — это так, чтоб народ отвлечь… А мы, говорят, даже китайцам нах не нужны. Угля у них своего хоть жопой ешь… А пиндосам и подавно.
Я кивнул, невольно глянув в окно. Мы уже проезжали пригороды.
Буран сыграл злую шутку с автомобилистами. Я видел снежные заносы, в которых стояли длинные вереницы машин, некоторые из которых были уже брошены. Сколько же не чистили дороги?
— Это мышеловка, блядь, — продолжал железнодорожник, поймав мой взгляд и опорожняя второй стакан. — Весь юг области. Полтора миллиона человек в трех городах, а жрать нечего, кроме картохи. Это же не Алтай и не Приморье, и не Кубань. Тут мало что растет. И охотой не проживешь. А еще зоны, мать моя…
В этот момент я увидел в небе быстро двигавшийся огонек, который при ближайшем рассмотрении превратился в три. Самолет. Аэропорт еще работал, и бог знает кого он сейчас принимал. Насколько я знал, местные рейсы по ночам не прибывали.
Но нас это не должно было волновать. Мы выбрались.
«Get out of Dodge» — называли это заокеанские братья-выживатели.
Наверно, мы родились под счастливой звездой. Теперь осталось совсем немного.
Я не хотел больше смотреть в окно. Вежливо выпроводил попутчика вместе с недопитым пузырем, закрыл дверцу и подсел поближе к Насте. Она положила голову мне на плечо и прижалась ко мне щекой.
Черт, наверно, тут больше инстинкта. Тоже мне, самец-защитник…
Но, несмотря на самоиронию, я чувствовал, что отдам за нее и ребенка жизнь, не задумываясь. Наверно, это тоже заложено природой, и так бы поступил на моем месте даже больший трус.
* * *
Несколько раз мы останавливались перед заносами, и тогда все мужчины выходили с лопатами на расчистку. Один раз почти два часа ждали, пока перед нами не освободит дорогу другой состав. Было уже раннее утро, когда мы добрались до места.
— Ну, как договаривались? — спросил я помощника машиниста.
Остаток «суммы» я, тем не менее, должен был взять из нашей поклажи. До домика было топать и топать.
— Да уж пиздуйте давайте, — осклабился он. — Хорошим людям да не помочь…
На перроне в такой час тоже никого не было. Я взвалил на себя рюкзак и ружье, и мы пошли. Так незамеченными мы добрались по протоптанной в снегу тропинке до нашей избушки.
На то, чтобы установить отношения с соседями, я потратил еще в октябре лишний день и еще несколько бутылок. Бояться тут было некого. Все, кого я видел, были способны только на мелкие пакости, да и тех я мог бы укоротить.