– Ваша милость говорит о молитве? Вот как раз идет наш священник. Пожалуйте сюда, сэр, ее милость ждет, чтобы вы прочли молитву.
Вслед за священником ковылял и мистер Уинтерблоссом, потому что большой палец на ноге уже успел намекнуть ему, что пора покинуть столовую. Каждая черточка в лице бедной вдовушки вопила о ее желании приобщиться через председателя к местным законам и обычаям, но хотя мистер Уинтерблоссом понял муки ее любопытства, он презрел их и прошел на другую сторону комнаты.
Минуту спустя она была утешена приходом мистера Квеклебена. Доктор держался того правила, что любой пациент стоит внимания, и по опыту знал, что hooraria , которые ему предстоит получать от купчихи с Баухед, будут ничуть не меньше, а то и больше, чем вознаграждение от миледи. Поэтому он спокойно уселся рядом с миссис Блоуэр, весьма участливо расспросил ее о здоровье и выразил надежду, что она не забывает принимать по столовой ложке спирту, выпаренного до получения reidium и назначенного ей от плохого пищеварения.
– Знаете, доктор, – сказала простодушная женщина, – парила я, парила бренди, и сил моих не хватало смотреть, как добро губится. Потом, когда уж из одной бережливости пришлось мне потушить огонь, я взяла да и выпила с полнаперсточка (хотя нельзя сказать, чтоб я к этому была приучена), и представьте себе, доктор Квеклебен, мне помогло!
– Не сомневаюсь, сударыня, – сказал доктор. – Вообще я не сторонник алкоголя, но бывают случаи.., бывают особые случаи, миссис Блоуэр. Мой уважаемый учитель, один из величайших людей нашей профессии, какие когда‑либо существовали, ежедневно после обеда принимал внутрь полный стакан старого рому с сахаром.
– Ах, боже мой, вот это был бы приятный доктор! – сказала миссис Блоуэр.
– Может статься, он разобрался бы и в моей болезни. А жив он сейчас, как вы думаете, сэр?
– Он умер много лет назад, сударыня, – отвечал доктор, – и, поверьте, мало кто из его учеников достоин сейчас занять его место. Если я и могу, пожалуй, считаться исключением, так только потому, что я всегда был его любимцем. Ах, как я помню его старую красную мантию! Под ней скрывалось больше искусства врачевания, чем под всеми докторскими одеяниями целого нынешнего университета.
– Вот, сэр, слыхала я про одного врача, – сказала миссис Блоуэр. – Его ужас как хвалят в Эдинбурге. Зовут его Мак‑Грегор, что ли… Откуда только к нему не съезжаются!
– Я знаю, о ком вы говорите, сударыня. Это человек способный, спору нет, способный. Но бывают такие болезни, как у вас, например, да, пожалуй, как у многих, кто приезжает пить здешнюю воду… Нельзя сказать, чтобы этот доктор хорошо разбирался в таких болезнях… Он судит поспешно, чересчур скоро и поспешно. А я – я сначала предоставляю болезни идти своим чередом, а затем изучаю ее, миссис Блоуэр, и выжидаю перемены погоды.
– Вот это верно, – вздохнула вдова. – Мой Джон Блоуэр, бедняга, тоже все ждал перемены погоды.
– К тому же этот доктор заставляет голодать своих больных, миссис Блоуэр. Он голодом принуждает болезнь к сдаче, как солдаты – крепость. Он не считается с тем, что дружественное население страдает от голода не меньше, чем вражеский гарнизон, гм, гм!
Тут он многозначительно кашлянул и затем продолжал:
– Я не являюсь сторонником слишком сильных, крайних средств, миссис Блоуэр. Надо ведь поддерживать человека. Подкрепляющая диета, лекарства, вводимые в разумных дозах, конечно, по совету медика, – таково мое мнение, говоря по дружбе, миссис Блоуэр, а другие пусть морят своих пациентов голодом, если им нравится.
– Мне голодать не подходит, доктор Кикербен, – сказала испуганная вдовушка, – для меня это вовсе не годится! Мне дня не прожить, коли понемножку не поддерживать себя, как того природа требует.
– Мне голодать не подходит, доктор Кикербен, – сказала испуганная вдовушка, – для меня это вовсе не годится! Мне дня не прожить, коли понемножку не поддерживать себя, как того природа требует. Ведь с тех пор, как Джон Блоуэр помер, за мной смотреть некому. Премного благодарна, сэр (это было сказано слуге, разносившему чай), и тебе тоже, голубчик (а это – мальчику, подававшему пирожное). А не кажется ли вам, доктор, – доверительным шепотом продолжала она, – что чай‑то у ее милости жидковат… Не знаю, как по‑вашему, а по‑моему – просто водица. Да и эта миссис Джонс режет пирожное слишком тонко.
– Так уж принято, миссис Блоуэр, – ответил доктор Квеклебен, – а чай у ее милости превосходный. Когда пьешь минеральную воду, то вначале она, случается, отбивает вкус оттого вы и не чувствуете, как хорош чай. Мы должны поддерживать организм, укрепляя пищеварительную систему… Разрешите‑ка, миссис Блоуэр, – вы ведь у нас человек новый, и мы должны о вас заботиться… У меня есть с собой один эликсир, с помощью которого можно мигом исправить дело.
С этими словами доктор Квеклебен достал из кармана коробку с набором медикаментов. . – Я всегда во всеоружии, – сказал он. – Вот по‑настоящему полезная фармакопея, а все остальное – вздор и надувательство. Имей такой набор весной, а осенью езди недельки на две, а то и на месяц на Сент‑Ронанские воды – и раньше своего срока не помрешь.
С хвастливой миной доктор вынул из своей коробки большой флакон или, скорее, бутылочку, наполненную ярко окрашенной жидкостью, и влил три полных столовых ложки в чашку миссис Блоуэр. Попробовав, та сразу заявила, что и поверить нельзя, до чего вкус чая улучшился и какой он стал приятный и живительный.
– Может быть, доктор, ваше лекарство и мне поможет? – сказал мистер Уинтерблоссом, ковыляя к ним с протянутой чашкой.
– Никак не советую вам принимать его, – сказал доктор Квеклебен, весьма хладнокровно захлопывая коробку. – Ваша болезнь одоматозного характера, и вы лечите ее по‑своему. Вы ведь и сами врач не хуже меня, а я не привык вмешиваться в чужую практику.
– Ладно, доктор, – сказал Уинтерблоссом. – Придется мне подождать, пока явится сэр Бинго: обычно у него с собой охотничья фляга с лекарством, которое, наверно, ничуть не хуже вашего.
– Долго же вам придется дожидаться сэра Бинго, – ответил доктор. – Этот джентльмен предпочитает сидячий образ жизни и уже второй раз заказал себе магнум.
– Неподходящее имя для знатного человека «сэр Бинго». Как по‑вашему, доктор Коклеен? – спросила миссис Блоуэр. – Вот мой Джон Блоуэр, бедняга, случись ему только быть чуточку навеселе, «оказаться против ветра», как он говаривал, так он все пел песенку про пса, что звался Бинго и жил, кажись, у одного фермера.
– Наш Бинго пока еще щенок, сударыня, а если и пес, как бездомный, – сказал Уинтерблоссом и, весьма довольный собственным остроумием, улыбнулся своей неподражаемой улыбкой.
– А то и бешеный – ведь он воды в рот не берет, – вставил мистер Четтерли и тоже мило улыбнулся в восторге, что, так сказать, «перешиб» каламбур председателя.
– Ишь какие они оба шутники, – сказала вдова, – да и сэр Бунги охулки на руку не положит. Беда только, что он так засиживается за бутылкой, а? Джон Блоуэр тоже любил, грешным делом, выпить, бедняга. Бывало, как причалит к миске пунша с подветренной стороны, так его и не оторвать. Однако вот и со стола убирают. Ведь это ужас, доктор, чтобы мы блага земные так и принимали, ни до еды, ни после молитвы не прочитав? Этот мистер Читерлинг, если он на самом деле священник, будет в ответе, что пренебрегает службой господней.