2. Похудеть на 20 кг.
3. Написать гениальный рассказ, показать его Сергею и согласиться выйти за него замуж.
Минутой позже было написано:
1. Я уже не люблю Машкова.
2. Надо купить весы. Может, я уже похудела на 19 кг и даже и не догадываюсь об этом? А один килограмм я за три дня скину.
3. О чем бы таком написать???
Мисс Копперфильд
– Послушай, Петрушкина Ульяна Игнатьевна, – следователь закинул ногу на ногу, закурил сигарету и посмотрел на допрашиваемую. – В твоем случае молчание не поможет.
Петрушкина тоже закинула ногу на ногу, улыбнулась и потянулась за сигаретами.
Следователь перехватил «Ротманс» и крикнул:
– Ты что себе позволяешь? Куда ты дела Останкинскую башню, отвечай!
– Как вас зовут, напомните мне еще раз, – попросила Петрушкина.
– Фе-дор А-ки-мо-вич, – по слогам повторил следователь.
– А как ва-ша фа-ми-ли-я? – передразнивая, опять спросила Петрушкина.
Следователь покраснел, привстал и, опершись руками о стол, тихо прошептал:
– Не ваше дело! Для вас я Федор Акимович. Вы на вопрос отвечать будете?
– А фамилия ваша – Укропчик. Только не могу понять, почему вы ее так стесняетесь? Я, например, тоже из семейства сельдерейных, и очень горжусь этим!
– Семейство зонтичных, – слегка прокашлявшись, добавил следователь.
– Молодец, Акимыч! Уважаю людей, которые интересуются своим происхождением. Так что ты там хотел у меня спросить?
Следователь замешкался, похлопал себя по карманам, как будто что-то искал в них, и тихо спросил:
– Пропала Останкинская башня. В ней находилось более семи тысяч человек. Точные данные сейчас уточняются. В этом преступлении обвиняешься ты, Петрушкина. Потому что именно ты собрала вокруг телебашни толпу и предложила посмотреть фокусы. У меня, между прочим, свидетели есть! – сказал он и поднял указательный палец вверх.
– Ну и что же я делала?
– Ты просто развела руками, дунула, и… телебашня исчезла.
– Недоказуемо!
– Из-за вас, Петрушкина, временно прекращена трансляция телерадиовещания на всю страну, да что там на страну – на весь мир! А вы знаете, что подумают об этом иностранные государства в связи с последними событиями? Они подумают, что совершился государственный переворот или еще что-то похуже!
Ульяна Игнатьевна закусила губу и отвернулась к окну. В это время в комнату зашел пожилой человек в форме. Старший лейтенант Укропчик вытянулся в струну и громко закричал:
– Товарищ генерал-майор, разрешите доложить. Идет допрос подозреваемой Петрушкиной. О результатах сообщу через час в письменном виде.
Генерал-майор подошел ближе к допрашиваемой и посмотрел ей в глаза.
– У меня дочь… единственная… на канале РТР работает. Я без нее… Она для меня все, – тихо сказал он и смахнул слезу.
– А у меня никогда не было отца. Верней, он, конечно, где-то есть, только я его никогда не видела, – таким же страдальческим тоном продолжила беседу Петрушкина.
– Ну зачем тебе эта башня? – включился Укропчик. – Новый год на носу, голубой огонек, концерты Галкина… Ну сдалось тебе это Останкино? Если б я таким даром обладал, как ты, я бы Центральный банк «испарил».
– А разве в деньгах счастье? – спросила Петрушкина.
– А в чем же еще? – удивленно уставился на нее Укропчик.
– В банке ведь тоже чьи-то родные, единственные дочки работают. И кто-то их ждет каждый день. Не в деньгах счастье. Точно вам говорю, – вздохнула Петрушкина.
– Тогда в чем оно? – спросил Укропчик.
– Счастье – это когда тебя ждут.
– А вот теперь представь себе, Петрушкина, сколько человек из-за тебя стали несчастными! У всех этих семи тысяч есть родные люди, которые их ждут. А ты…
– А я… – Петрушкина заглянула в глаза Укропчику так проникновенно, так значительно, что он не выдержал и отвел взгляд. – Я хотела познакомиться с вами поближе. Как с человеком и, возможно, даже как с мужчиной. Но, к сожалению, вы меня разочаровали, Укропчик, совершенно разочаровали… – Петрушкина еще раз вздохнула и картинно взмахнула рукавом, как Царевна-лягушка на балу.
Тотчас же в кабинет к следователю Укропчику ворвались два человека.
– Появилась! Появилась башня! – закричал один. – Все люди живы, здоровы и даже не заметили никаких изменений. Все очень удивлены.
А второй добавил:
– Товарищ генерал-майор, ваша дочь звонила. Просила передать, что с ней все в порядке.
Укропчик мысленно поздравил себя с успешно проведенным расследованием, а вслух продолжил:
– Но это еще не значит, Петрушкина, что все это вот так просто сойдет вам с рук! Петрушкина?.. Петрушкина!!!
Но Петрушкиной в кабинете не было. Не было ее и во всем здании, хотя охрана клялась и божилась (и позднее это было подтверждено просмотром видеозаписи с внутренних камер), что никого похожего из здания не выпускали.
А Петрушкина в этот момент как ни в чем не бывало стояла на остановке и листала ежедневник. Добравшись до нужной страницы, она нашла в списке фамилию Укропчика, провела по ней длинную волнистую черту и начала читать дальше:
– Кинза Ашот Давыдович, гурман и ценитель оперы – оставлю на вечер. Пастернак Евгений Валерьевич, музейный работник и гид, при этом действительно правнучатый племянник – на воскресенье. Огуреев Леонид, тренер юношеской сборной, – занятия понедельник-среда-пятница – временно отпадает. Патиссон Семен Иосифович, доцент университета Патриса Лумумбы – что-то нет настроения. Морква Иван Кузьмич, капитан дальнего плавания – все еще в рейсе. Бузинов-Киеводядькин Антон Денисович, рядовой банковский работник… – Тут Петрушкина задумалась, примерила на себя фамилию – Ульяна Игнатьевна Бузинова-Киеводядькина – и повела пальчиком в конец строчки, где был записан телефон. – Ну что ж, сегодня еще вполне успею навестить Центробанк! – сказала она решительно и захлопнула ежедневник.
День восемнадцатый
Нет, так нельзя.
Я опять нажралась вчера вечером. Как свинья.
Пока я писала свой рассказ и переживала за Петрушкину, съела два бутерброда с колбасой, два с сыром, три с красной икрой и две последних овсяных печенюшки.
Меня пучило всю ночь, и снились свиньи и курицы. Свинья кормила поросят. А курица была одна. Я ее кормила каким-то пшеном.
Открыла сонник: «Видеть во сне свинью с поросятами означает, что судьба будет благосклонна к вам и не станет чинить препоны в ваших начинаниях… Увиденная во сне курица обещает прибавление семейства».
Ну и как это понимать?
Допустим, с поросятинкой все понятно – я похудею и очень скоро. А вот прибавления семейства? От кого?
Я требую сказать, от кого! Чтобы к отчеству подобрать красивое имя для ребенка.
Например, отчество Сергеевич/Сергеевна прекрасно звучит, и к нему подойдет любое имя. Поэтому будем надеяться, что моим мужем и отцом моих детей будет именно Сергей.
Анька проснулась рано, сразу плюхнулась в бассейн и долго плескалась, напевая мотив «Ностальджи».
– Влюбилась, что ли? – спросила я у нее, села на край бассейна и опустила ноги в воду.
Анька сменила брасс на кроль, потом подплыла ко мне, обрызгала мне всю пижаму и поинтересовалась:
– А между прочим, у тебя есть красивое белье?
– Есть. У меня есть стринги с поросятами и еще одни, почти ручной работы, с надписью «Я твоя малинка».
Анька уселась возле меня, подняла лицо к небу, зажмурилась и сказала:
– В таком случае, даже если ты и найдешь мужчину своей мечты, то в тот же момент, как он увидит твое белье, ты его потеряешь.
– Да ладно тебе! Мы летим в Кейптаун не для того, чтоб демонстрировать нижнее белье.
– Но ведь это может случиться, – предположила Анька.
– Не так быстро. По крайней мере, у меня. Сергей – очень серьезный человек, и мне кажется, что до постели у меня еще есть куча времени.
– Куча – это сколько? Год? Два? Три?
– Ну… месяц точно.
– А если он тебя захочет? Ты только представь себе. Вот прилетаем мы в Кейптаун, заходим в дом Альберта, расходимся по своим спальням, и тут ночью стук в дверь: «Лара, мне надо с тобой поговорить. Открой, пожалуйста, дверь». А Лара стоит, глотает слезы и отвечает: «Я не могу, Сережа. У меня стринги с поросятами».
– Предлагаешь купить мне красные трусы?
– Да. И лифчик тоже.
– Тогда поехали.
Для начала мы решили пойти в крутой магазин французского белья.
– Цены, конечно, космические, – шепотом сказала Анька.
– Да чего ты шушукаешься? Тут все равно никто нас не поймет. Можно орать во всю глотку: «Паршивый магазин!»
– Ладно тебе. Смотри, какое красивое. И красное.
– Да за такие деньги я накуплю себе сто пар стрингов.
– С поросятами? – спросила Анька.
– Можно в цветочек.
– Ага. В АленькОй. И к ним чудовище еще прилагается. Да?
– Я не буду покупать белье за такие бешеные деньги. Пойдем в другой магазин!
Уходили мы гордо, всем своим видом показывая, что мы – жены миллиардеров и такое дешевое белье не носим.
Пошли, как задрипанные домохозяйки, в китайский магазинчик.
Вот! Там было то, что нужно. Цены: двадцать-тридцать баксов, и в основном товар только красного цвета.
К нам сразу подбежали две китаёсочки и, посмотрев на меня, спросили:
– Big or very big?
Хоть мой английский и на нулевом уровне, но их бред я прекрасно поняла.
– Хорошее начало, не правда ли? – спросила я у Аньки. – Я что, действительно выгляжу на «вери биг»?
Анька засмущалась и начала рассматривать витрину с обувью.
– Ок.. Medium, – сказала китаёска и принесла мне белье среднего размера.
Я все еще была немного ошарашена и не могла отойти от удара, нанесенного мне маленькой кривой продавщицей, но, как оказалось, это было еще не последнее разочарование. Я взяла этот красный комплект, еще захватила один беленький и поперлась в примерочную, успокаивая себя тем, что я, конечно же, не похожа на китаёску, – они все маленькие, низенькие, – а я высокая и стройная.
Как я ошиблась!
Сначала я напялила красный комплект.
Запахло фермой, поросятами, сеном и пьяным мужем под боком. Ладно, запахло – можно же и нос зажать, но то, что я увидела в зеркале… Размер Medium был мне мал. Выглянув из-за ширмочки, я позвала китаёску и сказала ей:
– Биг, плиз.
Мне принесли размер Large.
Через несколько секунд я обнаружила, что и Large мне маловат. Жизнь показалась мне нелепой, где-то вдали я даже на мгновение увидела белый свет и врата рая, но перед смертью я решила все-таки увидеть себя в красном японском комплекте размера XXL. Китаёска, сволочь, как чувствовала. Стояла за дверью и сразу подала мне эту красную дрянь.
Да, я влезла. Но ни в одной приличной конюшне даже самая невоспитанная лошадь не выглядела бы так нелепо.
В один момент я возненавидела все булочные, пекарни, кондитерские, а также того человека, который изобрел холодильник.
Сняв с себя это убожество, я высунулась, вернула комплект китаёске. Та стояла в полном замешательстве, так как большего размера в магазине не было, а чехлами для танков они не торгуют. Естественно, что белое белье я даже и мерить не стала.
Выходила я из этой примерочной как ни в чем не бывало, делая вид, что ничего страшного не произошло, и не обращая внимания на крошечных придурочных китаёсок. Очень хотелось оглянуться и крикнуть им вслед, что зато у наших мужчин приборы ночного действия большого размера, а у их как крючки для кухонных полотенец, но я промолчала. Все-таки эти «приборы» никакого отношения к моему весу не имеют.