Что там вчера мне казалось? Что земля под ногами проваливается? Так это была не земля. Это была маленькая площадочка, примерно метр на метр. А вот сейчас вместе с Землей провалились и Марс, и Венера, и Сатурн, и даже мой любимый Меркурий.
Я смотрела на этого жалкого мужчину и понимала, что очень скоро, буквально через несколько минут, он станет покойником. А я убийцей. Я огляделась по сторонам в поиске орудия убийства, но ничего не нашла, поэтому, грубо отстранив Гену, направилась на кухню. Анька в это время резала хлеб на тосты.
– Я его убью, – сказала я и начала отбирать у Аньки нож. – Я готова сидеть десять или даже двадцать лет в тюрьме, только чтоб больше его никогда не видеть.
Пока мы с Анькой отнимали друг у друга нож, к нам подошел Альберт и спокойно его отобрал.
Я посмотрела на Альберта стеклянными глазами.
– Успокойся, – тихо сказал хозяин дома.
– Он надел мою пижаму.
– Ты ему ее дала, разве не так?
Я помотала головой.
– Пойдем со мной, – он взял меня за руку и повел к себе в комнату.
Анька пошла с нами.
Альберт посадил меня на кровать, потом присел возле меня на корточки и спросил:
– Ты ночью была с Геной?
– Что? – в ужасе спросила я. – Ты с ума сошел!
Альберт встал, подошел к окну, потом опять присел и сказал:
– Я не знаю, как на нем оказалась твоя пижама, но утром он пришел в гостиную в твоих штанах по пояс голый.
– И что?
– Сергей, увидев его в этом наряде, сразу отдал ему верхнюю часть пижамы и уехал на такси в аэропорт.
– Так я и знала, – прошептала я.
– Так ты спала с Геной или нет? – вмешалась в наш разговор Анька.
– НЕТ! – крикнула я.
– Как тогда у него оказалась твоя пижама?
– Он сказал, что зашел в комнату, когда я спала, и взял ее, – я начала реветь.
– Ладно. Я думаю, что Сергею все можно будет объяснить, – сказал Альберт. – Хотя я не уверен, что это оправдание он найдет существенным.
Я заревела в голос.
– Перестань, все равно сейчас ничего не изменишь. Надо успокоиться.
– Я – дура. Мне не надо было с ним танцевать, – сквозь слезы причитала я.
– Не надо было, конечно, – спокойно согласился Альберт.
– А зачем ты это делала? Зачем вообще танцевать с мужчиной, который тебе не нравится? – Теперь Анька решила поиграть в наставницу.
Я заревела еще громче.
– Я домой хочу.
– Самолет в три часа. Потерпи, – сказал Альберт.
В дверь постучали, и на пороге показался Геннадий.
– Лорочка, ты прости меня, ради бога, я даже и предположить не мог, что ты так расстроишься.
Я махнула рукой и тихонько всхлипнула.
– Ты ничего не понимаешь, Гена, – поддержала меня подруга.
– Вот, пожалуйста, возьми, – и Геннадий протянул мне мою пижаму.
Весь день прошел как в тумане.
Я решила не портить настроение друзьям и согласилась поехать по фермам, производящим вино. В народе этот маршрут называют Винным кругом. Мы проехали около десяти ферм, попробовали разное вино, домашние сыры и выпечку и в два часа были в аэропорту.
Погода была нелетная.
Нас пропустили в «Дьюти фри», мы уселись у окна и стали рассматривать самолеты, которые ждали команды на взлет.
Гена вел себя как мышонок и даже боялся заговорить со мной. Анька с Альбертом держались за руки и вспоминали крупные авиакатастрофы.
Было уже около семи часов, а погода не менялась.
– Похоже, что ночевать сегодня мы будем в аэропорту, – первым решил заговорить со мной Гена.
Я вздохнула.
Еще через час объявили посадку на наш самолет.
Аэропорт был полон народа, но вылет разрешили почему-то только нашему рейсу.
– Так я и думал, – с грустью сказал Альберт, – эта авиакомпания сразу не внушила мне доверия. Одно название чего стоит!
– А какое название у авиалиний? – поинтересовалась Анька.
– «One time airlines».
– И как это переводится? – спросила я.
– Полет один раз, или один полет.
– Как же можно было так назвать? – возмущалась Анька.
– А как можно лететь в такую погоду? – спросил у нее Альберт.
– Так, давайте скажем, что мы лететь не хотим! – Я начала нервничать.
– Угу, иди скажи им, – засмеялся Альберт. – Ладно, девочки, не будем торопить события. Не надо паниковать. Мы еще не взлетели и даже не сели в самолет.
Через двадцать минут мы уже сидели в самолете. Все четверо в одном ряду в центре салона. С одного края сидел Гена, рядом с ним Альберт, потом Анька, и с другого края я.
Еще через минут десять к нам обратился пилот. Он что-то говорил, Гена в это время закатывал глаза, а Альберт хихикал.
– Ну переведите же, – захныкала Анька.
– Он сказал, что за бортом сейчас такая погода, какой не было восемнадцать лет и вообще-то лететь не стоило бы, но мы попробуем. Если не получится, то… – тут Альберт замолчал, а Гена опять посмотрел в потолок.
– То что? – Анька схватилась за меня.
– Если не получится, то не получится, – закончил Альберт.
– Короче, хана нам, девочки и мальчики, – изрек Геннадий и молитвенно сложил руки.
Я посмотрела на Аньку: она чуть не плакала.
Самолет начал взлетать.
Его трясло так, как будто мы не летели, а ехали на телеге по кочанам капусты.
«Господи, я знаю, что я дура, но ты ведь не позволишь мне умереть такой глупой смертью? Ну зачем тогда ты меня создал? И тридцать с хвостиком лет разрешил прожить на этом свете? Неужели для того, чтобы я умерла в этом самолетике? А как же тогда мое предназначение в жизни? Каждая женщина обязана выйти замуж, родить несколько детей… я же ничего этого еще не сделала. Только не говори, что в этом виновата я. Как будто я не хотела или не хочу! Ты не забывай, Господи, что я твое дитя, и все, что ты мне дал при рождении, то я сейчас и имею…»
Мой разговор с Богом прервала Анька:
– Я знаю, что надо делать.
– Прыгать я не буду, – сразу сообщила я.
– Да кто тебе позволит прыгать! Нам надо договориться. С Богом.
– Я пытаюсь, а ты меня отвлекаешь, – шикнула я на Аньку.
– Ты пытаешься договориться или просто просишь его?
– Это не одно и то же? – спросила я.
– Нет, конечно. Просить, конечно, хорошо, но вот даст ли он тебе, что ты просишь, – это вопрос.
– Что ты предлагаешь?
– С ним надо договориться.
– Как? Ты когда-нибудь это делала?
– Да. Уже два раза.
– И получалось?
– Ну… одно обещание я не сдержала, поэтому и не получила того, чего хотела. А со вторым все нормально, – объяснила Анька.
– Не поняла. Ничегошеньки не поняла.
Тут самолет тряхнуло так, что мы с Анькой стукнулись головами.
– Слушай внимательно. Значит, говоришь так: «Боженька, да я дура…» – начала учить меня Анька.
– Я это только что ему сказала!
– Слушай дальше. Что для тебя является смыслом в жизни?
Я задумалась.
– Подумай, вот, например, мне очень нравится секс. И я ему обещала: «Боженька, если мы не упадем и этот самолет не разобьется, я обещаю тебе целый месяц ни с кем не заниматься сексом, даже если у меня будет такая возможность, даже если меня будут на коленях умолять».
– А, я поняла, я тоже тогда это пообещаю.
– Нет. Ты не понимаешь! Ты должна пообещать такое…
– Почему я не могу пообещать, что откажусь от секса? – возмутилась я.
– Потому что он тебе пока не светит. То есть ты совсем не напряжешься, если пообещаешь и выполнишь. Понимаешь или нет?
– Нет. Я, например, собиралась по приезде пойти в тот ночной клуб, где мы были в первый день, и опять встретиться с тем негром. А вот теперь пообещаю и не поеду.
– Да нет же! Хорошо, я скажу тебе. Ты должна пообещать год не есть торты, булочки, белый хлеб и… халву.
– Ты с ума сошла!
– Значит, мы упадем, – констатировала Анька, и в этот момент самолет опять начало трясти.
– Ты не имеешь права решать за меня, что мне обещать Всевышнему, – шепотом сказала я Аньке.
– Мы упадем. И все из-за того, что кто-то не может воздержаться от торта.
– А почему на год? Значит, ты отказываешься от секса на месяц, а я от тортов, булочек, белого хлеба и халвы – на целый год? Где справедливость?
– Нет справедливости. Хорошо, обещай хотя бы на полгода.
– На месяц. Хорошо?
– На три, – сказала Анька и показала на пальцах цифру «три».
И я начала молиться:
«Господи, да, я дура, но я обещаю тебе, что если мы не разобьемся и не упадем сегодня, а благополучно прилетим на этом самолете в Йоханнесбург, то я три месяца не буду есть белый хлеб, булочки, торты и халву. И даже пообещаю тебе не заниматься сексом целый месяц. Только ты еще, если тебе не трудно, сделай так, чтоб Сергей на мне женился…»
Анька как чувствовала, что я кроме благополучного приземления прошу еще что-то, и опять прервала мою молитву:
– Только не вздумай просить, чтоб Сергей на тебе женился!
– Не указывай, что мне просить! – прикрикнула я на нее.
– Ладно, ладно, не злись! – ответила подруга и взяла за руку Альберта.
Самолет начал медленно снижать высоту.
– Что, уже прилетели? – спросила Анька у Альберта.
– Нет. Нам еще два часа лететь.
Через два часа самолет благополучно приземлился в аэропорту Йоханнесбурга.
Пассажиры поаплодировали пилоту в знак восхищения, мы с Анькой поцеловали друг друга, обнялись, как будто не виделись целую вечность, а потом разрыдались, как последние дуры.
Альберт доставил нас домой на машине, и, когда мы вошли, я глубоко вздохнула и сказала Аньке:
– Я не знаю, как буду жить без тортов!
– А ты обещала не есть мороженое? – спросила она.
– Нет.
– Вот и будешь себе лопать пломбир в шоколаде.
– Я не люблю мороженое.
– Полюбишь. Когда захочешь сладкого, и мороженое подойдет. Ты как вообще себя чувствуешь? Что ты решила с Геной?
– Ничего не хочу о нем слышать. Ни-ког-да! Ты поняла?
– Лор, это не так легко, как тебе кажется. Он влюблен в тебя. По уши. И ты сама это знаешь.
– Значит, пришло время стать роковой женщиной!
– Он правда тебе совершенно не нравится? Нисколечко? – спросила Анька.
– Совершенно. Я даже скажу больше: я его ненавижу!!!
– Да за что? Что он тебе такого сделал?
– За что? За то, что он родился на свет. Таким… – тут я попыталась подобрать слово, чтобы уточнить, каким он родился на свет, но только махала рукой, поднимала вверх брови и смотрела на Аньку.
– Ну? Каким?
– НИ-КА-КИМ, – нашла я наконец-то нужное слово.
– Это старо. Придумай что-нибудь новое, – предложила Анька.
– Новое – это хорошо забытое старое, – решила я соригинальничать.
– Ах вот ты как! Ты уже цитатами кидаться в меня начала? Тогда я тебе скажу так: ты останешься с носом. Да, со своим длинным прыщавым носом.
Я скосила глаза, чтоб увидеть свой нос, потом быстро подбежала к зеркалу, чтоб убедиться, что нос не такой и длинный и уж точно не прыщавый.
Глядя в зеркало, я обнаружила, что нос действительно длинноват, но вот прыщей не наблюдалось.
– Что за ерунда? Какие прыщи? Где ты их увидела?
– Даже если их сейчас и нет, то они будут. Они появляются у всех, кто вредничает.
– Я не вредничаю. Я не люблю Геннадия. Я даже не представляю себя в его постели.
– А с негром ты себя представляешь? Неужели черная мартышка лучше Гены?
– Во-первых, негр, или, как ты его назвала, черная мартышка, не рассказывал мне о своей маме и о том, что он очень умный…