Вдоль береговой линии были усилены дневные и ночные дозоры. Причем оба дозора сражались с Тьмой. Здесь бы поставить смайлик… не хочется. Охрана границ острова — дело непростое. Если со стороны Большой Невы мертвякам на берег трудно выбраться (гранитная набережная, потом причалы Балтийского завода), то весь север и запад — открыты. Особенно трудно на западе, на побережье Финского залива. Осенью и весной, когда мертвяки перли по воде (мелко там), бойцам становилось жарко. В обязанности дозорных входило также и беженцев перехватывать, отправлять их всех в карантинный пункт при Покровской больнице. С весны опять к нам поплыли лодки, но гораздо реже, чем осенью. А зимой дозоры только пришлыми занимались, поток людей был, но с этими проще, зимние беженцы никак не могли быть заражены. Правда, и они свой карантин отсиживали.
Группы сталкеров, несмотря на весну, по-прежнему ходили на «заразку», то есть на зараженные земли, но теперь, после зимних экспедиций, это были настоящие профи. Большинство из них, конечно, адреналинозависимые экстремалы, получавшие удовольствие от таких игр, — и Василий не исключение.
Особенный парень. Во-первых, нюх. Он чуял мертвяков ну буквально как собака, это было что-то феноменальное. Бывало, останавливается и нюхает ветерок, и вся группа стоит, ждет. Например, возле прохода под арку. Или, скажем, возле входа в подъезд. Когда мы зачищали Ваську, он ходил со мной, так что я сам видел. Часто это спасало от неприятностей, реально. Говорили, в его группах не было ни одной потери, и я в это верю… Во-вторых, до эпидемии Василий занимался гандболом. Это не к тому, что он физически крепкий и развитый (развитый, понятно), а просто он здорово кидал предметы. Стальной шарик — хорошее оружие, если летит со свистом и попадает в цель. Камень тоже сойдет. Из десяти раз он попадал восемь. Башки мертвяков чуть ли не слетали от таких попаданий. В-третьих, ролики. Ловко катался, стервец. Кстати, многие сталкеры использовали ролики. Тактика проста: мчишься, уводя мертвяков от объекта, или, наоборот, выводишь их куда надо.
Короче, наша разведка этого парня любила и ценила.
И вот я думал в связи с кражей щенка и кошки: может, не мне мстят, а Василию? Что я знаю о его настоящей жизни, о его друзьях и врагах?
4. Сентябрь. Второй год от Начала
Удар по голове был неопасен, повезло Мише Норкину. А потеря памяти на события, предшествующие удару — дело обычное. Отлежится, вернется в строй. Вот только сообщить ничего полезного не смог, увы.
Зато пристрастный опрос детей в интернате дал плоды. Одна из Наташиных подружек, Венера, перепуганная и зареванная, выдала-таки, что Наташа под страшным секретом признавалась ей, будто готовится сбежать от родителей. Всего на несколько дней, честное слово! Куда — не говорила, но точно — дело важное и интересное. А потом Венера вынула из укромного кармашка сложенную ввосьмеро записку, на которой печатными каракулями было выведено: «МАМА И ПАПА!» . Внутри: «Прастити скора вирнус Лев прасил памалкивать!»
Лев?!
Лева Ашкенази? Просил Натку помалкивать?
Дмитрия от такой новости повело: вышел на улицу, попросил закурить, хоть и бросил давным-давно.
— Надо к нему, — жарко сказал сержант Ханык. — В Крепость.
— Он сейчас не в Крепости, а у себя, — вяло возразил Дмитрий.
— Тем лучше!
А правда, подумал капитан Глухарев. Салтан прав, чего стоим? Каждая секунда на счету… Ядовитая ненависть просачивалась в мозг, отравляя рассудок. Если они Натку… если они только посмеют… Он бросил сигарету:
— За мной.
— Мужики! — крикнул Салтан. — Командиру нужна поддержка!
Пошли все кто был. Вместе с главментом — пятеро. Половина личного состава. Вооружены были «макаровыми», лишь у Салтана был «калашников». Охранник при интернате тоже рвался в бой, приняв происходящее близко к сердцу, но пост оставить не имел никакого права. Остальным шестерым, рыскавшим по территории, Дмитрий дал сигнал на общий сбор возле Кунсткамеры. Но едва двинулись, подоспели очередные новости.
Сержант Смирнов нашел свидетеля. Женщина-агроном, возвращавшаяся с работы в саду Декабристов, видела троих на пересечении Малого проспекта и 8-й Линии. Так-то в сентябре по вечерам и по ночам — темень непроглядная, редкие окна слабо тлеют, но двенадцать основных перекрестков освещены, пусть и скудно. Этот перекресток — из списка. Характерная была троица: взрослый мужик, подросток спортивного вида и девчонка. Мужик держал девочку на руках. Подросток вежливо поздоровался, агроном ответила. Никаких знаков он не подал, во всяком случае, ничего подозрительного она не заметила. Сержант показал женщине фото Василия и Наташи. Мальчика она узнала, а насчет девочки сомневалась, плохо запомнила, очень устала на работе. Что за мужик — неизвестно, раньше его не видела. И главное — двигалась эта троица по 8-й Линии в сторону Уральской улицы. То есть в сторону Голодая, на противоположный конец района.
Капитан Глухарев остановился, решая, что делать.
Теперь похищение стало очевидным. Вероятно, у похитителя был пистолет, если Василий вел себя так смирно. А Наташа — заложница. Мерзавец держал ее на руках… не от любви к детям, конечно. Страховался.
Одиночка? Или послан кем-то? Если одиночка, то Ашкенази тут ни при чем. Но как тогда понять имя Лев в записке? Получается, пока не разберусь с нашим вождем, не выберусь из тупика, подумал Дмитрий.
Двинулись дальше.
От бывшего метро Василеостровская к Стрелке дорога неблизкая, но Дмитрий чуть ли не бежал. По пути к ним присоединялись еще люди, полные злой решимости, а на Университетской набережной уже ждало десятка два. Слух о том, что нашли того самого маньяка, распространился по острову стремительно и невесть каким манером. Кто-то побежал сообщать горячее известие родителям пропавших…
Лев Палыч Ашкенази жил в здании Кунсткамеры, в музее Ломоносова; такая вот причуда вождя. В некоторых вещах грозный комендант был экстравагантен. Шутил, мол, сбылась мечта всей его юности. С другой стороны, Кунсткамера пусть и расположена на территории Крепости, но на периферии, то есть не на виду, что Лев использовал для сборищ своего внутреннего круга, когда не хотел светиться. Во внутренний круг Дмитрий Глухарев не входил. Собирались они обычно в историческом круглом зале времен Екатерины, где заседали когда-то академики из первой в России Академии наук. За огромным круглым столом, покрытым ярко-зеленым сукном.
Сейчас самозванцев не было.
Охрану разоружили играючи; сначала внизу, потом на третьем этаже — перед подъемом в башню. Бунтов здесь явно не ждали, тем более, не собирались погибать от рук своих же. Парней связали и забрали у всех рации. «Ты чего, Димыч?» — изумлялись они. «Хочу с вашим боссом поговорить». «Ну так поговорил бы, кто тебе мешал…» Салтан вместо ответа заехал одному прикладом в зубы — легонько, символически. «Отставить!» — заорал капитан Глухарев.
Внизу оставил пост — не столько чтоб за связанными приглядывать, а чтоб толпу внутрь не пускать.
Поднялись на четвертый этаж, в обсерваторию. Потрясное по красоте помещение: круглой формы с окнами, с красно-зеленой каменной плиткой на полу, со здоровенным расписным плафоном (некто солнцеголовый управляет конной тройкой). Но безлюдное, без нового хозяина. Ау, хозяин! Позаглядывали в боковые комнаты с древними астрономическими приборами… Никого.
Лев Павлович нашелся на последнем, на пятом. Туда вела винтовая лестница, спрятанная в цилиндрическим стенном выступе, а размещался там знаменитый Готторпский глобус диаметром три метра. Пока поднимались, были слышны голоса: Лев с кем-то совещался. Когда ввалилась шестерка хмурых гостей, стало тесно.
— Подождите внизу, — распорядился Дмитрий.
Остались он и Салтан. Горели две керосиновые лампы. Комендант лежал на скамье внутри глобуса, из дверцы торчали его ноги: человек отдыхал душой. В утробе огромного шара был устроен планетарий: красочная карта звездного неба с нарисованными мифологическими персонажами-созвездиями. Механизм, вращавший сооружение, не работал.
Здесь же, возле глобуса, стоял Таран. Похоже на прозвище, но это фамилия. Правая рука коменданта, начальник службы безопасности, местный КГБ. Неизвестно, кто из этих двоих на самом деле руководил островом, Дмитрий не взялся бы утверждать с уверенностью… Салтан прицелился в него и гаркнул:
— На колени! Руки за голову!
Лицо у сержанта было застывшим.
— За чью? — спросил Таран.
Сержант снял большим пальцем «калаш» с предохранителя. Щелчок показался оглушительным. Таран только усмехнулся.
— Тебя что, заклинило?! — Дмитрий отвел ствол. — Мы просто поговорим.
Наружу вылез Ашкенази и раздраженно сказал:
— Ого, государственный переворот. Караул устал.
— О чем совещались? — осведомился Дмитрий. — Кто первым трахает девочку?
Внутри у него закипало. А ведь меня тоже клинит, как и Салтана, осознал он. Не сорваться бы.
— Какую девочку?
— О чем совещались, я спросил.
— Митя, ты понимаешь, что делаешь?
— Вы решали, как быть с моей дочерью, я угадал? Не ожидали от меня такой прыти?
— Глухарев…
— Где моя дочь?! — взревел Дмитрий. — Кому и зачем вы приказали ее похитить?
Он схватил коменданта, опрокинул его на витрину с историей глобуса.
— Зачем тебе наши дети? Мальчики, девочки? Мало власти, совсем о…уел?
Таран с интересом наблюдал, не вмешиваясь.
— Задушишь, кретин… — прохрипел комендант. Был он маленький, крепенький, лысенький. Очень домашний. Ни за что не подумаешь, что если нужно было, например, кого-то расстрелять перед строем, он делал это лично, не перекладывая ответственность. Или если требовалось пытать собственную секретаршу, чтобы выяснить, где на территории Крепости она спрятала своего зараженного ребенка; а потом, когда ребенка находили, — обезглавливать его, пока не закончилась трансформация…
— Отвечай!
— Я знаю, у тебя пропала дочь… Ну так я же отправил тебе людей на помощь… Не понимаю, чего ты еще добиваешься…
— Чтобы ты объяснил вот это! — Дмитрий сунул ему в морду записку от дочери.
— Жаль, что сейчас ночь, — вдруг произнес Таран. — Днем отсюда роскошные виды, это бы смягчило ваш гнев, детки.
Неожиданность, а главное, спокойствие, с которой реплика прозвучала, мгновенно остановили безобразие. Слова этого человека обладали массой и силой, способной пробить черепную коробку любого слетевшего с катушек идиота.
Дмитрий отпустил жертву.
— Глухарев, если б мне не было тебя жалко, вы бы двое были уже мертвы, — продолжал Таран. — Вообще, за такие дела я должен тебя арестовать и судить, но я лучше тебе помогу. Если ты мне позволишь. Позволишь?
— К-конечно.
— Это что? — Он вынул из руки Дмитрия записку, пробежал глазами. — От дочери?
— Да.
— Ага, теперь появился Лев… Есть кое-что, Глухарев, чего ты не знаешь. Только дальше без истерик, договорились?
Дмитрий угрюмо кивнул.
— Вот и славно. Мы, то есть контрразведка, тоже занимались твоими исчезновениями. Негласно, отрабатывая кое-какую версию, которая вас, штатских, не касается. Так что про упомянутого Льва могу дать нормальное объяснение взамен твоего бредового. Кроме того, если не знал, мы собираем досье на всех, кто входит в силовые структуры, на каждого бойца. А какие у нас силовые структуры, кроме гарнизона Крепости? Охранные отряды, которые вы называете дозорами, группы сталкеров и милиция. Предлагаю вместе сходить и посмотреть досье на одного знакомого тебе человечка… Ну как, берешь меня в напарники?