На следующий день река опять сузилась, и течение стало быстрее.
Растительность приобретала все более и более субтропический характер: дубы, буки, клены исчезли. Их совершенно вытеснили магнолии, лавры, каучуковое дерево и много других, которые ботанику были известны только по названию и по чахлым экземплярам оранжереи. Впрочем, юкки, веерные и саговые пальмы было нетрудно определить и с лодки.
Холмы появлялись изредка и стали ниже, но шире. На склонах они заросли пышными травами, по пояс высотой, и отдельно стоящими деревьями или группами их, напоминая галерейные леса Центральной Африки.
Сплошная чаща тянулась вдоль берегов реки, занимая более низменную местность.
На обед остановились вблизи такого холма, чтобы сделать более продолжительную экскурсию для изучения флоры. Макшеев согласился караулить лодки, а остальные трое после обеда отправились к холму.
ДВИЖУЩИЙСЯ БУГОР
Первые метры дороги пришлось прорубать топором через хаос лиан и кустов. Но затем под высокими зелеными сводами огромных эвкалиптов, миртовых, лавровых и других деревьев, где царил полумрак, подлесок сделался менее густым. Между группами папоротников и стволами деревьев почва была покрыта мхами разных видов и великолепными орхидеями. Высоко вверху трещали насекомые, а внизу все было тихо. Изредка показывалась бесшумно скользившая змея или ящерица.
Ближе к подножию холма лес начал редеть, и красноватые лучи Плутона проникали до земли; здесь было больше жизни, больше кустов, трав и цветов. Охотники напали на тропинку, извивавшуюся между деревьями, и шли по ней, надеясь, что она выведет из леса. Впереди шел Каштанов, за ним Папочкин, оба с ружьями наготове, зорко посматривая вперед и в стороны. Громеко замыкал шествие, часто отставая для сбора растений.
Вдруг Каштанов остановился и поднял руку в знак внимания: впереди слышался сильный треск и легкое ворчанье. Затем на тропе появилось исполинское животное странного вида, похожее на медведя, но с длинным пушистым хвостом и длинной, узкой головой.
— Это муравьед! — прошептал зоолог. — Виды его известные в Южной Америке, очень смирные, несмотря на страшный вид и огромные когти. Но они гораздо меньше этого экземпляра, ведь этот имеет более двух метров в вышину!
Между тем муравьед заметил людей, загородивших ему дорогу, и остановился в нерешительности.
— Сойдем с тропы! — прошептал зоолог. — Пусть он пройдет мимо нас и даст себя рассмотреть получше.
Охотники отошли в сторону и спрятались за группу густых кустов. Муравьед постоял еще несколько минут, недоверчиво всматриваясь в лес, затем потихоньку потел вперед, останавливаясь через каждые пять-шесть шагов и оглядываясь по сторонам. Во время такой остановки Папочкин успел его сфотографировать сбоку, после чего животное, услышав щелчок затвора, пустилось бежать, покачиваясь на своих толстых лапах и вытянув хвост; от носа до кончика хвоста оно имело не менее четырех метров.
Выйдя из леса, путешественники очутились у подножия холма, пологий склон которого тянулся вверх. Каштанов с досадой смотрел на этот однообразный склон, не обещавший ему добычи, тогда как ботаник был в восторге от обилия незнакомых цветов среди густой травы и занялся их сбором. Вдруг геолог заметил у самого подножия холма довольно большой куполообразный бугор, голые скаты которого отливали металлическим блеском.
— Ну вот и для меня пожива! — воскликнул он, вытаскивая молоток и направляясь почти бегом к бугру, в то время как Папочкин занялся ловлей новой ящерицы, спасавшейся от него на небольшом деревце.
Дойдя до бугра, Каштанов остановился в изумлении — бугор был совершенно голый, лишенный даже малейшей травки, и вся его поверхность состояла из шестисторонних пластинок бурого цвета с темными ободками.
Удивленный геолог попробовал отбить молотком кусочек породы, но молоток отскочил от поверхности.
В надежде, что на вершине бугра будет больше трещин, Каштанов полез наверх, что удалось ему не сразу: хотя бугор имел только метра три вышиною, но склоны его были совершенно гладкие. Наверху порода была такая же неуязвимая, поэтому геолог вынул из-за пояса большое зубило, вставил его в бороздку между двумя пластинками и начал бить молотком по зубилу, которое постепенно углублялось в породу.
Вдруг сильный толчок сшиб геолога, стоявшего на коленях, и он едва успел ухватиться за зубило, чтобы не скатиться с холма. Толчки продолжались, и Каштанов с недоумением оглядывался. Ему показалось, что вся почва пришла в движение, а деревья закачались.
— Страшное землетрясение! — закричал он своим товарищам, которые были от него на расстоянии сорока шагов. — Вы чувствуете, какие толчки?
Услышав этот возглас, Громеко и Папочкин переглянулись с удивлением. Они не ощущали никаких признаков землетрясения. Но, взглянув в сторону, где находился Каштанов, они были поражены: бугор с геологом медленно перемещался по склону холма.
После минуты недоумения оба побежали наперерез этому странному двигающемуся бугру, основания которого не было видно из-за густой травы. Подбежав ближе, Папочкин воскликнул со смехом:
— Да это исполинская черепаха! Петр Иванович, вы едете на черепахе!
В это время бугор повернулся в сторону преследователей, которые увидели выдвинувшуюся из-под него довольно длинную шею и противную голову, не меньше бычьей, усаженную мелкими щитками. В раскрытой пасти видны были пластинчатые зубы.
Каштанов, понявший в чем дело, оставил свое зубило забитым в панцирь черепахи, соскользнул с нее и отпрыгнул в сторону. Он заметил теперь быстро двигавшийся огромный хвост, похожий на толстое бревно, удар которого мог переломить ноги.
Животное, почувствовав себя свободным, побежало вдоль склона, его голова и хвост скрылись в траве, поразительно напоминая движущийся голый бугор.
После обмена шутками по поводу забавного приключения геолога, принявшего живую черепаху за каменный холм, а ее движение за землетрясение, Каштанов заметил товарищам:
— Я полагаю, впрочем, что это была совсем не черепаха, а глиптодон — животное из семейства броненосцев, водившееся на Земле в плиоценовую эпоху третичного периода наряду с огромными муравьедами, гигантскими ленивцами, мастодонтами и громадными носорогами. Остатки этих животных найдены в изобилии в Южной Америке.
— Огромного муравьеда мы ведь встретили в лесу, — напомнил Папочкин.
— Эта встреча меня и навела на высказанную мысль. Ведь если мы в более северном поясе, вблизи границы льдов, встретили в живом состоянии такие окаменелости, как мамонта, длинношерстного носорога, первобытного быка, пещерного медведя, исполинского оленя, которые на Земле жили в послетретичное время, то нет ничего удивительного в том, что южнее, где господствует такое тепло, сохранились формы еще более древнего времени — плиоцена.
— А еще южнее, развивая вашу мысль, мы должны встретиться и с более древней фауной — миоценовой, эоценовой, меловой, юрской и т. д.? — спросил зоолог с некоторым недоверием.
— Я этому нисколько не удивляюсь, — заметил Громеко. — С тех пор как мы открыли этот странный внутриземной мир, я перестал удивляться чему бы то ни было и готов приветствовать игуанодонов, плезиозавров, птеродактилей, трилобитов и другие палеонтологические чудеса.
— В таком случае жаль, что мы не подстрелили муравьеда и глиптодона! Чем мы сможем доказать их существовании? Глиптодона я даже не сфотографировал.
— Может быть, мы встретим их еще раз.
— А кстати, пора возобновить запас мяса, — заявил Громеко, — иначе придется есть одно свиное сало.
Во время этого разговора охотники медленно поднялись по склону холма и достигли его гребня, вдоль которого тянулись узкой полоской довольно густые кусты, скрывавшие, к радости Каштанова, небольшие выходы горных пород. Геолог немедленно пустил в дело свой молоток, но Папочкин, пролезший уже через кусты, остановил его возгласом:
— Потише — на том склоне зверинец травоядных!
Каштанов прекратил стук, спрятал добытый образчик в карман и полез через кусты; Громеко следовал за ним.
На южном склоне холма, еще более пологом, они увидели разнообразных, мирно пасшихся животных. Ближе всего к ним находилось семейство носорогов, сильно отличавшихся как от живущих в Индии и Африке, так и от длинношерстного носорога. Это были толстые, приземистые, коротконогие твари, похожие скорее на небольших гиппопотамов; но форма головы и короткий толстый рог самца выдавали их породу. У самки вместо рога была только большая мозолеобразная шишка. Детеныш, резвившийся возле матери, походил на огромную ливерную колбасу; чтобы добраться до источника молока, он ложился на землю и протискивался боком под брюхо матери, которая, передвигаясь, придавливала его, что вызывало недовольное хрюканье обиженного малыша.
Немного далее на склоне паслось стадо огромных слонов. Рассмотрев их в бинокль, Каштанов заявил, что это, вероятно, мастодонты; они отличались от мамонта длинными и прямыми бивнями, покатым лбом и более длинным туловищем.
По соседству с ними ходили несколько антилоп огромной величины, буро-желтых с черными пятнами, как у леопарда, с длинными саблевидными рогами. Они передвигались скачками, потому что задние ноги были значительно длиннее передних, — Громеко сначала принял их за огромных зайцев.
На опушке леса находились еще более странные животные, похожие отчасти на жирафа, отчасти на верблюда: сходство с первым состояло в очень длинной шее и голове с небольшими рожками, а признаками верблюда являлись бурый цвет и форма туловища с небольшим горбом. Парочка этих животных, в которых Каштанов признал родоначальника верблюда и жирафа, ходила вдоль опушки, свободно срывая веточки и листья на высоте четырех метров от земли.
Наиболее интересной добычей охотникам показались антилопы и верблюдо-жирафы; поэтому они разделились на три партии: Каштанов направился окольным путем к верблюдо-жирафам, Папочкин — к антилопам, а Громеко должен был сфотографировать носорогов и мастодонтов.
Громеко, соблазнившийся видом маленького носорога, показавшегося ему достойным вертела, выстрелил и уложил на месте ничего не подозревавшего детеныша. Его родители, вместо того чтобы спастись бегством, как ожидал охотник, обнюхали труп, а затем с громким хрюканьем бросились на ботаника, который имел неосторожность показаться на опушке кустов. Он скрылся опять в кусты и успел отбежать несколько шагов в сторону, когда на том месте, где он только что стоял, раздался треск неистово ломаемых ветвей, и оба носорога, топча кусты и разбрасывая их мордами по сторонам, появились на гребне холма и побежали дальше. Но, заметив, что их враг исчез, они повернули назад и помчались туда, где колебания кустов выдавали присутствие охотника.
В это время вблизи антилоп раздался выстрел Папочкина, и стадо этих животных понеслось вверх по склону; туда же устремились и мастодонты, подняв хоботы и издавая тревожные трубные звука. Положение Громеко становилось отчаянным: с одной стороны, ему приходилось следить за носорогами и бегать от них взад и вперед через кусты, а с другой — надвигалась опасность от антилоп и мастодонтов. Но ботанику пришла счастливая мысль: заметив, что антилопы и мастодонты бегут вверх по склону с разных сторон, но приблизительно к тому же месту гребня, он, вместо того чтобы перебегать от носорогов взад а вперед через кусты, побежал теперь вниз по склону в промежуток между антилопами и мастодонтами в расчете, что те или другие задержат его преследователей. Этот расчет оправдался: прорвавшиеся опять через кусты разъяренные носороги столкнулись — один с мастодонтами, другой с антилопами; произошло замешательство; первый был сшиблен и затоптан, второй обратил в бегство антилоп и сам побежал за ними, а Громеко остался победителем на поле сражения.