Эмма вспомнила, как всю ночь ворочалась в постели, страшась этой встречи. Ей снилось, что он отказывается от условий договора и в негодовании покидает дом.
Еще ей снилось, что он падает на колени и говорит о своей бесконечной нежности и любви и о том, что готов согласиться на что угодно, лишь бы она стала его женой.
Пока ни того, ни другого не произошло.
— Скажите, Шеридан, вы согласны на эти условия? — спросил граф Кортни.
Алан сидел так спокойно, словно этот нелепый поворот событий ничуть не волновал его. Только глаза выдавали ярость.
— Похоже, у меня нет выбора, — ответил он.
Кортни улыбнулся и протянул руку. Алан не принял его рукопожатия.
С погасшей улыбкой отец Эммы произнес:
— Есть еще один вопрос. Это касается мальчика. — Он порылся в бумагах. — Если случится, что брак между вами будет расторгнут, его мать сохранит опеку.
В ответ Алан лишь рассмеялся. Затем он поднялся со стула и обратился к Эмме:
— Я говорил с официальными лицами магистрата. Остальное предоставляю вам, поскольку вы, похоже, склонны всем руководить.
Он круто повернулся и вышел из комнаты, даже не попрощавшись. Эмма бросилась за ним.
— В котором часу? — крикнула она ему вслед.
— В полдень, — последовал короткий ответ.
Она пошла за ним в холл, где Джон стоял с плащом и перчатками Алана. Старый дворецкий помог ему надеть плащ и открыл дверь.
— Мистер Шеридан, — окликнула она.
Задержавшись в дверях, Алан оглянулся.
— Я… понимаю, что вы должны чувствовать, но никто не станет приставлять пистолет к вашей голове и заставлять пройти через это.
— Это как сказать.
Эмма сделала глубокий вдох:
— Ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, сэр.
Алан пожал плечами и стал неторопливо натягивать перчатки.
— Не больше, чем ваше, полагаю.
Она нахмурилась, когда Шеридан медленно направился к ней. Глаза его сверкали, как огненные искры.
— В самом деле, ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, если вы выходите за меня, мисс Кортни, — сказал он пугающе безразличным тоном. — Потому что я не из тех, кто добровольно поступается своим достоинством. Стоит только взглянуть на мое весьма бурное прошлое, и вы поймете, что я имею в виду.
— Это угроза? — возмутилась она.
— О нет, мисс Кортни. Я же не гремучая змея, которая трещит хвостом, предупреждая, что собирается наброситься. Я намного хитрее.
Эмма застыла, когда он слегка коснулся пальцем ее груди точно в том месте, где под блузкой скрывалась татуировка, и медленно скользнул пальцем вверх, а затем вокруг шеи к затылку, где его большая ладонь погрузилась в ее волосы. Он наклонил к ней голову, и ее сердце забилось чаще. Глаза мужчины гипнотизировали, и она могла лишь гадать, страх или восторг превращают ее колени в вату.
— Я куда хитрее, — тихо повторил он. — Я скорее гадюка, мисс Кортни. Я заползаю в вашу постель и сворачиваюсь среди простыней. Я дожидаюсь момента, когда вы становитесь наиболее уязвимы, прежде чем ужалить.
— Если вы пытаетесь запугать меня…
— Это просто дружеское предостережение. Мы ведь друзья, не так ли, мисс Кортни?
Она попробовала кивнуть.
Не отрывая глаз от Эммы, он пробормотал:
— А теперь дружеский поцелуй на прощание. Полагаю, у меня есть на это право. В конце концов, что за жених я буду, если не продемонстрирую своей сердечной привязанности моей единственной любви?
Он наклонился и поцеловал ее в губы так, что она едва не задохнулась. Потом оторвался от нее и, резко повернувшись, вышел из дома.
…В субботу утром Эмма проснулась с ощущением пустоты в желудке. Это был день ее свадьбы, а она не получала никаких известий от своего жениха с тех пор, как он ушел из ее дома пять дней назад.
Часть утра она провела с сыном. Они совершили свою традиционную прогулку по дорожкам поместья, затем спустились к пруду. Когда они сидели, обнявшись, на мраморной скамейке, Эмма попыталась объяснить сыну, какая перемена в жизни их ожидает.
— Мы будем там счастливы? — спросил мальчик.
— Да, — ответила она. — Мы будем очень счастливы.
— У меня будет папа?
— Совершенно определенно.
— А он тебя любит, мамочка?
Эмма улыбнулась:
— Да.
— А меня?
— Конечно, он любит нас обоих, иначе бы не женился на нас, верно?
Эти слова преследовали ее все утро, пока она мылась и одевалась. «Как забавно, что все так вышло, — думала она. — И все же… все же, если когда-то я готова была выбрать брак с Аланом при любых обстоятельствах, то теперь…»
Теперь она предпочитала, чтобы он любил ее.
Эмма сидела на стуле в помещении магистрата и смотрела на фарфоровые часы, сделанные в форме колокольчиков. Комната была украшена специально для свадеб.
Без пятнадцати двенадцать прибыл только один гость, брат Алана, граф Шеридан, который поздравил ее и извинился за то, что его жена не смогла прийти: графиня Шеридан ожидала появления на свет третьего ребенка.
Церемония была назначена на полдень. Хью забрался на пуфик у окна и заверил ее, что сообщит сразу, как только его новый папа прибудет.
Часы пробили двенадцать, а жених все не появлялся.
В четверть первого Эмма все так же сидела на краешке стула, время от времени поигрывая рукавами платья, а Алана все не было. Хью ерзал на сиденье и то и дело спрашивал:
— Мама, когда же он приедет?
— Скоро, — отвечала она.
— Мамочка… — позвал Хью, своими маленькими пальчиками сжимая ее руку. — Почему ты плачешь, мамочка?
…Таверна «Кот в сапогах» была на редкость переполнена для такого раннего часа. Мужчины теснились поближе к бару, время от времени поднимая кружки в шутливом тосте за жениха и невесту Шеридан-холла.
— За этого ублюдка Мердока, который за всю жизнь палец о палец не ударил. Пусть теперь со своей женушкой пожинают плоды его труда.
Все разразились хохотом.
— Я не видел эту девку Кортни, но слыхал, она страшна, как крокодил.
— Да еще и с пацаненком, которого прижила, говорят, от румынского цыгана.
— Говорят, у нее вытатуирована пара драконов на заднице. По одному на каждой половине. Когда она идет, то кажется, будто они пляшут джигу.
Снова хохот, сотрясший стены прокуренной комнаты.
Мало-помалу смех затих, когда головы, одна за другой, стали поворачиваться к двери, где стоял граф Шеридан, великолепный в своем дорогом, прекрасно сшитом сером смокинге и брюках в полоску.
Тишина упала камнем, когда Ральф перевел недобрый взгляд с раздосадованных физиономий бражников на Алана, который сидел ссутулившись в темном углу комнаты, обхватив горлышко бутылки виски.
Послышались приглушенные возгласы: «Почему мне никто не сказал, что он здесь?» и «Я и сам не знал». Алан поднял глаза на брата, который подошел и остановился возле столика.
— Вы только поглядите, кто здесь, — протянул Алан. — Какими судьбами, Ральф?
— Уверен, ты прекрасно знаешь, который час.
Он вытащил карманные часы из кармана жилета и открыл крышку.
— Половина первого.
— Ты ничего не забыл?
Алан налил себе еще стакан и оттолкнул бутылку.
— Вообще-то, милорд, я сижу здесь и вспоминаю многое. — Он поерзал на стуле. — Надо признать, что решения, которые я принимал в молодости, не отличались мудростью. И теперь, когда я не так молод, я могу оглянуться на свои ошибки с некоторым пониманием и сказать себе, что не повторил бы их… будь у меня такая возможность.
— И какое отношение все это имеет к Эмме? — поинтересовался Ральф.
Алан провел рукой по волосам и устало потер глаза.
Наклонившись над столом. Ральф сурово заглянул в лицо Алана:
— Кажется, я знаю. Ты считаешь, что она недостаточно хороша. Теперь, когда ты из кожи вон лезешь, чтобы стать настоящим джентльменом, ты думаешь, что, учитывая ее реноме, она будет постоянным напоминанием о твоем. В этом дело, да, Мердок? Как можно завоевать уважение, когда у тебя на шее сидит жена с таким же сомнительным прошлым, как и твое? Несомненно, она будет живым свидетельством того, что тебе снова пришлось довольствоваться объедками.
Алан нахмурился.
Ральф отодвинул стул и опустился на него.
— Может, ты и прав, Мердок. Лично я не могу представить вас двоих вместе.
— Нет?
Ральф покачал головой:
— Нет. Кто захочет жену, которая плясала в чем мать родила вместе с цыганским табором.
— Она не была в чем мать родила, — огрызнулся Алан.
— Но…
— На ней были шарфы.
— А… еще эти ее татуировки…
— Они не видны, так какое это имеет значение?
Откинувшись на спинку стула, Ральф пожал плечами:
— Ее никак не назовешь хорошенькой.
— Напротив. Бывают моменты, когда она очень даже ничего.
— В самом деле? Когда же?
— Когда снимает очки. Когда волосы ее слегка растрепаны ветром. Когда гнев или смущение разрумянят ее щеки… Или когда она копается в саду с розами.
— Гм. Хорошенькая, говоришь?
— Ничуть не хуже своей испорченной сестрицы.
Ральф посмотрел, как Алан опорожнил свой стакан и снова наполнил его.
— Конечно, остается еще вопрос ее репутации.
— Ну и что из того?
— У нее мальчишка.
— Его зовут Хью.
— Никто не знает, кто отец мальчика.
— Хью. Его зовут Хью.
— На тебя ляжет тяжкая ответственность растить чужого ребенка. Могу себе представить, каково нести такой тяжкий крест…
— На что, черт побери, ты намекаешь?
— Ну… он ведь ублюдок.
Алан медленно поднялся со стула.
— Не называй его так.
— Ну, значит, незаконнорожденный. Взгляни правде в глаза, Мердок, он был рожден вне брака…
Алан легко наклонился над столом и, схватив Ральфа за сюртук, сдернул со стула, разбросав бутылки и стаканы.
— Ты намекаешь, что из-за беспечности его родителей Хью меньше достоин внимания, чем любой другой ребенок? Мне известно, что Хью, помимо того что он очень красивый мальчик, исключительно хорошо воспитан, и любой мужчина мог бы гордиться тем, что у него такой сын.
Ральф, не моргая, уставился в покрасневшие глаза Алана.
— Похоже, ты ужасно чувствителен в отношении мисс Кортни и ее сына. Не понимаю, почему, особенно в свете этого факта, ты заставляешь их ждать у алтаря?
Медленно Алан разжал руки, сжимавшие сюртук Ральфа. Вокруг них посетители пивнушки стояли как вкопанные, уставившись в свои бокалы и делая вид, что не слышат разговора братьев.
— Черт бы тебя побрал, Ральф, — пробормотал Алан.
Ральф только пожал плечами и одернул сюртук.
— Ты в состоянии дойти до магистрата?
— Я… не знаю.
— Если поторопимся, то, возможно, придем прежде, чем невеста убежит, окончательно опозоренная.
— Давай кое-что уясним прямо сейчас.
— Прекрасно.
— Я женюсь на девчонке только по одной причине: чтобы заполучить ее приданое.
— Я верю тебе, Мердок.
— Шеридан.
Ральф расправил плечи и разгладил манжеты.
— Забавная штука с этим именем, Шеридан. С того самого времени, как первый Шеридан сражался на стороне короля Ричарда, ни один из этого рода никогда не женился на женщине, которую не любил бы всем сердцем. Считай это традицией.