Экзамен по социализации - Алексеева Оксана 22 стр.


Едва мы вышли из машины, я все же спросила у него с сарказмом:

— Ты в кого нарядился, Танаев? А то я никак уловить не могу.

Тот молча прошел мимо меня к зданию гимназии. Как это часто бывало, за брата ответила Мира:

— Сомнамбула! Сама, что ли, не видишь?

Белов хмыкнул. Мы с ним на прежний уровень взаимопонимания не вернулись, но парой фраз все же обменяться получилось. Думаю, он тоже понимал, что детская насупленность вызовет только Мирин смех, но никому ничего не докажет.

— Пошли, Белов, — со своей стороны, я не давала ему зацепиться за собственное равнодушие, то есть старательно делала вид, что ничего непоправимого между нами не произошло. — Покажешь мне что да как, а то я впервые…

Он, наверное, лопнул бы, если бы не сказал:

— Зря ты, Николаева, в мартышку не нарядилась, я б оценил! — при этом подошел и подставил мне руку, согнутую в локте. Я взялась, чтобы прошествовать так за Танаевыми. Никак не могу понять — ему просто по приколу злить остальных «нашими отношениями» или в нем действительно проклевывается нечто джентльменское?

Идя с ним под руку, я решила уточнить:

— Так что, Белов, снова мир?

— Ага, Николаева. Похоже, мы с тобой свое уже отвоевали. В нашем возрасте осталось только с ностальгией вспоминать былые сражения. Да, ветеран?

— Да, ветеринар! — хмыкнула я, намекая на его «мечту». Он в ответ только рассмеялся.

Внутри разряженного народу было предостаточно. Правда, на входе мы чуть не запороли фейс-контроль. Два десятиклассника, обязанные проверять, чтобы все пришедшие были в костюмах, пытались остановить Макса. О, я догадываюсь, что в его коротком взгляде они прочитали всю свою биографию вплоть до насильственной кончины, поэтому пропустили, вероятно, решив, что человеку с настолько добродушным видом костюм на Хэллоуин ни к чему. Я же буквально через пятнадцать минут поспешила избавиться от своей шляпы.

Основное действо происходило в спортзале, по случаю украшенном соответствующими декорациями, а в ближайших классах добровольцы организовали «комнаты страха», куда могли заходить все желающие. Довольно скоро я поняла истинное предназначение тамошних страшилок, когда туда школьники стали заглядывать все чаще, а выходить с чуть более блестящими глазами. Естественно, что одиннадцатиклассники таким образом решили проблему с алкоголем и поднятием среднестатистического настроения. Даже я разок занырнула в одну из «комнат страха» с Беловым и Мирой, пропустила мимо пролетающий скелет, послушала заунывный вой, после чего получила пластмассовый стаканчик с чем-то, похожим на пиво. Хлопнула пару глотков и была спешно выпровожена обратно в коридор. На второй и третий заход я уже не пошла — эта парочка и без меня неплохо справлялась. Макс еще в самом начале бесследно растворился где-то в толпе.

Уже порядком повеселевшие Белов с Мирой потащили меня на танцпол, где толпа куролесила по полной. Учителя в это безобразие особо не вмешивались, да и серьезных поводов для этого молодежь не давала. Все просто веселились, не выходя за рамки приличия. Даже конкурсы какие-то организовали, но к этому моменту я устала от адского шума до головной боли. Вышла в полупустой коридор, а потом и решила прогуляться по вечерней гимназии, которая почему-то стала казаться какой-то необычно-таинственной.

Поднялась на этаж выше, где вообще никого не было. Даже немного пугала пустота, наполненная приглушенными звуками музыки снизу. Уселась на подоконник, пытаясь рассмотреть в темноте школьный двор.

Я провела столько времени в ожидании обычной жизни, с присущими ей весельем и куражом молодости, что сейчас стало даже немного жаль, что почему-то не чувствовала себя полностью счастливой. Сегодня никто не посмел подойти ко мне и сказать что-то неприятное, я проводила время в окружении своих друзей. Даже Белова можно теперь считать частью своего круга, ну, а как иначе? И ушла я, скорее, не причине своей усталости, а чтобы их с Мирой оставить вдвоем. Мира нравится Белову — и, как мне кажется, это его единственный шанс на очеловечивание. Сама же она говорила, что Белова не рассматривает как кандидата из-за меня. Так вот пусть там и пообщаются без моей мешающей персоны. Я буду только рада, если они до чего-нибудь договорятся. Но если все так замечательно, почему внутри остается чувство, будто мне чего-то не хватает? Словно вышла из одних границ, чтобы просто попасть в другие, пошире.

Рассеянно блуждающий по стеклу взгляд столкнулся с отраженным силуэтом позади моего лица. Я вскрикнула и чуть не свалилась с подоконника.

— Макс! Как ты так тихо подкрался?! Е-мое! Ты меня напугал!

— Вижу. Вот теперь можешь сказать спасибо, что я хоть без страшного костюма, — он едва уловимо улыбался, стоя расслабленно, руки в кармане джинсов, рубашка сверху теперь была расстегнута.

В общем-то, уже по его улыбке можно было понять, чем он занимался в свое отсутствие.

— Где ты был? Или правильнее спросить — с кем? — сердце до сих пор еще не успокоилось после пережитого страха.

Он пожал плечами:

— А это важно? С этой… как ее? Биологию ведет.

— Что?! — я забыла напрочь о своем испуге, впадая в шок. — С училкой? Ей же лет… тридцать!

Он только хмыкнул, показывая, что не собирается это обсуждать. Светлана Валерьевна была худенькой, подтянутой, довольно красивой женщиной, но…

— Макс, — я хлопнула по подоконнику рядом, приглашая его присесть. Он повиновался, — я просто не могу понять — как ты это делаешь? Расскажи, если не секрет? Ну вот не верю я, что ты подошел к ней, кивнул, и она побежала за тобой на край света!

— Да… как-то… со всеми по-разному, — задумчиво произнес Танаев. Он был в хорошем настроении сейчас, что и объясняло его терпеливые ответы. — Нет какой-то строгой и одинаковой программы. С теми, кого знаю, легче. Даже простое наблюдение помогает. С незнакомыми выруливаю по ситуации. Может, чувствую, что они хотят услышать. В общем, твое любопытство я удовлетворить рассказом не смогу.

— Тогда покажи, — я не нарывалась на неприятности, зная, что Макса могу не опасаться. Мне вообще в его присутствии скромность была чужда. И все же было интересно, как конкретно он может развести на трах практически любую. В этом предложении, действительно, не было никакой дополнительной подоплеки.

Но Макс, видимо, расценил мое поведение иначе.

— Даш, я думал, мы договорились, — он спрыгнул с подоконника и встал передо мной, а лицо снова стало серьезным. — Ты хочешь поиграть во взрослые игры, но других кандидатов, кроме меня, нет? Или ты правда считаешь, что раз являешься подругой моей сестры, то я тебя не трону? Почему бы тебе не развести на секс Белова? У вас сейчас как раз такие отношения, которые можно привести и к страсти. Если сама пожелаешь.

Я хотела ответить, но сбилась, когда он поставил руки на подоконник по обе стороны от моих бедер. Теперь его лицо было слишком близко.

— Конечно, тебе все это странно и необычно. Но ты мечтаешь только посмотреть издалека, взвесить все риски, а уж потом бросаться в омут с головой, — я чувствовала его дыхание на своем лице, и это немного выбивало из колеи. — Но за тебя никто не решит, когда ты будешь готова. Не позволяй этого никому, и уж тем более — мне. С чего ты вообще взяла, что можешь мне доверять? Зачем эти провокации?

И при этом его губы уже были в паре сантиметров от моих. Глаза смотрят в упор, словно ждут действия. Я затаила дыхание, уверенная, что сейчас он меня поцелует, вопреки всему, что говорит. Но он продолжал ждать, позволяя смотреть, как мои глаза отражаются в его зрачках, чувствовать его спокойное дыхание, его почти физически ощущаемую уверенность в себе.

— Чего ты добиваешься, Даш? Сама целуешь Белова, сама дразнишь меня. Ждешь, когда кто-то из нас примет решение за тебя? О чем ты думаешь, когда засыпаешь? Твои мечты уже имеют чье-то лицо? Ты можешь хотя бы признать, что тебя возбуждает такая близость парня, как я к тебе сейчас, или будешь и дальше прикрывать свою трусость любопытством?

Если бы в тот момент я могла думать о чем-то, кроме обвинения в трусости, то никогда бы не сократила последнее расстояние между нами. Но Макс позволил мне едва коснуться его губ, отстранившись, и опять замер на таком же коротком расстоянии. Едва заметно покачал головой, предупреждая, останавливая. Внутри зрела пустота, как эрозия, разъедающая внутренности. Поднималась откуда-то снизу и вверх, к горлу.

И я снова, чуть более уверенно потянулась к его губам, теперь медленнее, не прерывая зрительного контакта. Уловила промелькнувшую улыбку, которая теперь от меня не пыталась ускользнуть. Обхватила руками его за шею, чтобы контролировать, и снова коснулась губ. Но теперь уже настойчивее — и он ответил мгновенно. Именно этого он и ждал от меня — уверенности, выраженного желания, а не намека. Только весь опыт, полученный мною во время первого поцелуя, провалился в никуда. Макс, приняв мой шаг за уверенность, больше не сдерживался. Словно перешел в какой-то только понятный ему режим, где мои правила не считаются. Он целовал с напором, не жалея моих губ. А потом вскользь языком по губе и снова оторвался, вызвав протестующий выдох и распахнутые глаза. Я была готова снова потянуться к нему, но он остановил меня новым движением, проведя пальцами по щеке, задержав их возле уголка губ, потом снова вверх до виска и опять к губам. Я чуть было не отвлеклась на эту ласку, но он не позволил мне этого сделать: не отрывая кончики пальцев от моей щеки, большим он надавил в уголок рта, заставляя приоткрыть его. И еще сильнее, практически заставляя меня утонуть в этой невероятной пошлости — открывать рот, повинуясь его пальцу, смотреть как он снова приближает лицо, тоже размыкая губы, закрывает глаза, сразу же касаясь своим языком моего. В этом не было никакой нежности, а у меня не было никакого выбора — только отвечать, задыхаться, не отпускать, неконтролируемо прижиматься еще ближе. Недавно возникшую пустоту внутри теперь заполняло нечто иное, зреющее внизу живота и рывками бьющее в кровь, а через нее — повсюду, до корней волос. Хотелось прижать его до боли, вжать в себя, чтобы остановить распространение этого возбуждения.

Макс уже целовал щеку, подбородок, потом шею, и я только теперь заметила, что он совсем не такой, как всегда — дыхание такое же рваное, как мое, движения порывистые, голодные. Захотелось тоже коснуться его кожи, шеи, груди. А он, не давая мне возможности перехватить инициативу, скользнул языком вверх по шее, каким-то непонятным образом вынуждая мое тело выгнуться. И шепот — тихий, хриплый, быстрый:

— Даш, поехали сейчас домой. Кинем Мире СМС-ку и просто поедем.

И снова светло-зеленые глаза с огромными зрачками, ожидающие ответа. Боже, я только через несколько минут умру со стыда, понимая, что если бы он меня в тот момент потащил в мужской туалет, не позволив вынырнуть из этого тумана, то я бы пошла! И я ему по гроб жизни должна быть благодарна за то, что он не дал мне успеть что-то сказать, убрал руки, выпрямился и заговорил вслух совершенно спокойным голосом:

— Вот, примерно так я это и делаю. Говорил же — если знаю человека, то проще. А тебя я знаю очень хорошо. Ну что, пошли, а то нас, наверное, уже потеряли?

Назад Дальше