За стенами "Теремка", как называли здание Службы спасения, по причуде архитектора выглядящее как сказочный домик, вовсю бушевало багрянцем листьев и солнца бабье лето, а девчонки привычно вздыхали и сочувствующе улыбались друг другу. Осень и весна - известный период обострения всех психических расстройств. Поэтому в эти периоды Служба спасения работала, что называется, на износ. Возрастало количество самоубийств, немотивированных преступлений и травм, но что самое неприятное - в радиоканале появлялись "помехи". Помехами называли радиохулиганов, которые засоряли рабочие каналы разговорами друг с другом, матерились, пытались спровоцировать корреспондентов на ответную грубость и устроить перебранку. Самая нервотрепка начиналась тогда, когда помехи цеплялись к девчонкам-операторам. Спокойно общаться с корреспондентами, не обращая внимания на то, что мерзкий гнусавый голос вот уже пятую минуту подряд распевает на весь эфир "у парнишки хер стоял оператор отсосал", или еще что-то из того же репертуара - здесь нервы надо иметь стальные. Или не иметь их вовсе.
Кристина в такие моменты была для всей смены палочкой-выручалочкой. Она вела радиообмен так, будто кроме нее и корреспондентов в канале не было никого, пропуская все высказывания радио-дебилов мимо ушей. Девчонки по-доброму завидовали ее выдержке, но на самом деле секрет раскрывался просто: Кристина никогда не принимала гадости на свой счет. Для нее "помехи" были только помехами, и не более. Ей действительно было все равно, какую еще пакость выплюнет из себя радиохулиган. Даже когда в эфире кричали: "Эй, четыреста вторая, я сейчас к тебе подъеду, ты меня скоренько обслужишь?" это относилось не к ней. Ну и что из того, что четыреста второй - это ее личный номер. Была бы на ее месте, скажем, Инка триста пятьдесят первая или Ленка двести сорок восьмая - ничего бы не изменилось. Все те же угрозы, та же похабщина. К ней лично это не имеет никакого отношения.
Кристина как раз отдыхала и пила чай, когда в комнату, служившую операторам днем столовой, а ночью спальней, влетела раскрасневшаяся Ленка.
- Ну, что случилось?
- Слушай, на этот раз это что-то невообразимое. Эта сволочь сказал, что встретит меня вечером на крыльце "Теремка", а дальше я на собственной шкуре узнаю, как относятся к спасательским подстилкам. Достали, гады! Я больше так не могу!
- Ленок, да расслабься ты! Мало ли уродов на свете? Собака лает - ветер носит. Наплюй и разотри.
- Не могу, понимаешь, не могу! Не знаю, как я вообще выдержала, еще пара дней в таком режиме, еще чуть-чуть - я и пяти минут не смогу продержаться. Все, ухожу на сотовую или на городские. Или брошусь начальству в ноги, пусть во второй зал переводят. Буду как птица-секретарь платные справки выдавать. Ну, не могу больше на эфире, хоть режьте меня!
- Ты же знаешь, что на телефонах сейчас ситуация похлеще, чем у нас. Триста семнадцатая говорит, что сегодня скорую к ребенку с температурой под сорок десять минут вызвать не могла, сплошные звонки от придурков и хулиганов. Даже заблокировать телефон не получается, все равно пробиваются. Так что смысла в переходе нет: шило на мыло менять. Да и что тебя так в этот раз взволновало? Ничего нового эти козлы пока не придумали. А подобную чушь я уже даже и не запоминаю - столько ее на уши льется.
- Кристя, ты не понимаешь. Мне действительно очень страшно! Меня ведь однажды уже так подкараулили на улице. Я тогда еще в спасении не работала. Шла себе вечером из института, думала о предстоящей свадьбе - у меня ведь тогда мальчик был с ресничками в полщеки, цветы, любовь и морковь - и все такое. А тут трое: "Девушка, у вас не найдется закурить?"
- Ну, и?
- А что дальше рассказывать? Мы с тобой такие истории ежедневно пачками слышим. Как до дома добралась - не помню, мальчик мой как узнал, что со мной приключилось - сразу слинял. И ведь что самое обидное: я до этого вечера девочкой была. Ей Богу, знала бы, что все так обернется - не берегла бы себя, как вазу хрустальную. А так все этим подонкам досталось.
- Нашли их?
- Нашли. Мне терять было нечего, я хоть из последних сил, а попросила маму вызвать скорую и провести все их мерзкие процедуры. Знаешь, как мне хотелось с себя всю эту грязь смыть, а терпела, потому что знала, что иначе никому ничего не докажешь. И гадов этих я хорошо запомнила, на всю жизнь. Их когда брать поехали, они так и сидели в том подвале, где меня насиловали. Думали, что запугали меня, что все им с рук сойдет. Дальше разбирательство, суд, все трое загремели куда надо. И вот их из зала суда выводят, а один, тот, что постарше, повернулся ко мне и говорит: "Рано радуешься, сучка, отсижу и вернусь, тогда жди в гости". Конвоир его сразу в спину как подтолкнет, тот едва себе лоб не расшиб. А на меня словно паралич напал. Стою и с места стронуться не могу. И ведь понимаю, что ничего он мне сделать не может, что его на зоне оприходуют так, что мало не покажется. И все равно страшно. Как представлю, что до его освобождения всего несколько лет осталось, так сердце и замирает.
- Ты - смелая девчонка. По тебе и не скажешь, что ты весь этот ужас пережила.
- Это еще только половина ужаса. Вторая половина это то, как ко мне родственники этих подонков подкатывали и пытались уговорить меня за деньги отказаться от своих показаний. Я в никакую, уперлась, так они начинают намекать, что лучше бы мне согласиться, а то все еще можно повторить, только мужиков уже не трое будет, а побольше. Ух, Кристя, как я тогда психанула словами не передать. Я орала так, что к нам половина ментовки сбежалась. Тогда родственнички начали нам по телефону названивать, где еще номер откопали, гады! Тут уже моя мама не подкачала. Как только трубку снимает и слышит знакомую песню, сразу говорит: "Наш разговор записывается на магнитофон. Вы еще что-то хотите мне сказать?" Там сразу гудки. Отбились, конечно, но какой ценой! Но самое противное не это.
- А что может быть еще хуже?
- А хуже может быть то, что со временем об этой истории узнали в институте, где я училась. Я так думаю, мальчик мой постарался. Вот только не знаю: со злости или по глупости. Там меня еще месяца два по всем курилкам обсуждали, все решали - виновата я или нет.
- То есть как виновата?
- Ну, я же, наверное, сама их заманила, и все такое! И вообще, нечего было по улицам города в юбке выше колена разгуливать, народ провоцировать.
- О, Боже...
- Пришлось уйти из этого института на хрен. Перевелась в другой с потерей курса, потом вообще на заочку ушла. Мне эти подонки до сих пор иногда по ночам снятся. Просыпаюсь как мокрая мышь, в холодном поту. И вот теперь снова.
- Ленка, а почему ты решила, что в этот раз помеха всерьез?
- Не знаю. Просто сердце екнуло, и все тут. Понимаешь, он это совсем иначе произнес, чем обычную пургу. И вообще, это новая помеха.
- Ты уверена?
- У меня на голоса память - будь здоровчик! Он раньше в канале не ошивался, голову даю на отсечение! Все-таки я здесь уже три года отработала, много чего помню, но этот тип появился только сейчас. И знаешь, в чем еще неувязка?
- Ну?
- Как он ни маскируется, но голос у него не молодой. Я хотела сказать не безнадежно молодой. У нас обычно кто чертей гоняет?
- Подростки всякие, недоросли. Ну, иногда психи со справкой из соответствующих заведений. Впрочем, если начальству верить, наши про них уже знают, регулярно привлекают к ответственности и все такое.
- Был бы толк из этого "привлечения к ответственности"! Но я, впрочем, не то хотела сказать. Так вот, этот парень не подросток, а взрослый законченный псих. При этом - умный псих, с которым мы еще не сталкивались. А это уже опасно.
- Да откуда ты это взяла?!
- Кристя, не знаю. Я же говорю - голос у него такой.
- Ладно, расслабься. Все не так фигово, как кажется с первого раза. Попей чайку и все пройдет.
- Лучше я уж по кофе пройдусь. Он меня почему-то расслабляет.
- Странные у вас реакции, девушка!
- Да я и сама вся из себя такая загадочная! Слушай, Кристя, ты прости, что я на тебя все свое барахло вывалила, но ей-ей, уже просто не могла сдержаться. Ты только дальше не рассказывай девчонкам, а то боюсь, жалеть меня начнут, а я этого добра уже так объелась - мама не горюй.
- Да ладно, расслабься.
- За что люблю тебя, Снежная ты моя, так за то, что к тебе всегда можно обратиться с любой проблемой, и ты - "а" - не пошлешь на хутор за бабочками, и "б" - никому ничего не расскажешь впоследствии. Ты хоть понимаешь, какие это ценные качества! Так и хочется ими слегка злоупотребить!
- Ну и злоупотребляй на удовольствие, я разве против?
- Ты - пушистое чудо! Я тебя обожаю!
Кристина только улыбнулась в ответ. Все-таки в Теремке она становилась совсем другим человеком, нежели вне его. И надо сказать, что в работе даже стал обнаруживаться свой кайф. Она помогала отвлечься от собственных мыслей и хоть как-то упорядочивала ход времени. Сутки в Теремке - трое дома, сутки в Теремке - трое дома. И так по кругу. А что будет дальше - Кристину как-то мало волновало. Все и так неплохо, собственно говоря. Вот отдежурит сегодня, завтра отоспится и поедет за красками. Белила цинковые, как всегда, на исходе, да и кобальт с краплаком со дня на день закончатся. Пока стоит золотая осень, надо успеть съездить на натуру. Поставить мольберт где-нибудь на ласковом солнцепеке, да и пропасть для всех часа на три-четыре. Что может быть лучше этих мгновений?
Когда пришел черед Кристины нести вахту, она сразу поняла, какая из помех напугала двести сорок восьмую. Действительно, кто-то новый появился. И стиль разговора иной, нежели у других помех или корреспондентов. Голос явно изменен, звучит как закадровый дубляж при плохой озвучке фильма. "Откуда его черти принесли?" - скривилась про себя Кристина. Нет, ей в принципе было все равно, лишь бы не сильно канал загаживал, а то и так плохо слышно народ, но за Ленку она заочно обиделась. Ему крышу на место поставить некому, а бедной Леночке теперь заново старые кошмары вспомнились.
- В канале оператор четыреста два.
- Спасение Черной сутане.
- Черная сутана, слушаю вас.
- Милое Спасение, хорошего вам дня и спокойной смены. Телефончиком не поможете?
- Конечно, диктуйте номер!
- Саламандре по домашнему: подлетное время двадцать минут, накрывай на стол.
- Вас по имени или по позывному представить?
- Как угодно, можно и по позывному.
- Хорошо, ждите.
Кристина быстро набрала городской номер корреспондента Саламандры, позаимствовав его из базы данных, передала то, что просили, и снова вышла в эфир.
- Черная сутана Спасению!
- Да, в канале.
- Ваша информация передана.
- Огромное спасибо, семь-три?!
- Семь-три.
В этот момент оживилась помеха.
- Ну, здравствуй, четыреста вторая! Тебе никто не говорил, что пора учиться хорошим манерам?
Ну вот, началось. Даже трех минут спокойно поработать не дал.
- Эй, четыреста вторая! Невежливо игнорировать корреспондента, который тебя вызывает. Может быть, у меня сейчас ДТП с жертвами, а ты молчишь. Эй, четыреста вторая, мне срочно требуется помощь! Если не вызовешь экипаж, будут пострадавшие. И я скажу тебе, кто первый пострадавший. Девушка по имени Кристина. Не знаешь такую случаем?
Вот те раз. Теперь сердце кольнуло у Кристины. Откуда он знает ее имя? Вряд ли это случайное совпадение. Все-таки Кристин по сравнению с теми же Еленами значительно меньше. Не мог он с бухты-барахты взять и угадать, как ее зовут. Откуда же тогда? Неужели утечка из Спасения?
Утечка было самое гнусное, что Кристина только могла предположить. Это означает, что среди своих завелась крыса, которая стучит на сторону. Еще хуже могла быть только засветка базы данных. А там домашние адреса и телефоны корреспондентов. Да и операторов тоже. Но кто это мог сделать? И почему?