Юристы успокоили ее: по закону необходимо выждать шесть месяцев, а там чем скорее, тем лучше. В ресторане начала собираться публика, и они поднялись уходить: Сомс - в Сити, Бэлби - в свою контору, а Уинифрид взяла кэб и отправилась на Парк-Лейн сообщить матери об исходе дела. Все сошло так, благополучно, что они нашли возможным рассказать об этом Джемсу, который изо дня в день твердил, что он насчет дела Уинифрид ничего не знает, ничего не может сказать. По мере того как жизнь его приближалась к концу, мирские дела приобретали для него все больше значения, словно он чувствовал: "Нельзя ничего пропускать, я должен поволноваться вдоволь, мне скоро не о чем будет волноваться".
Он недовольно выслушал отчет о событиях. Это какая-то новая мода вести дела, и он ничего не знает. Но он дал Уинифрид чек и сказал:
- Я думаю, у тебя теперь будет масса расходов. Это что, новая шляпа? Почему Вэл к нам совсем не заходит?
Уинифрид пообещала, что привезет его на днях к обеду. А вернувшись домой, она поднялась к себе в спальню, где наконец могла остаться сама с собой. Теперь, когда ее супругу предложено возвратиться под ее иго предложено только для того, чтобы отторгнуть его от нее навсегда, - она попытается еще раз заглянуть в свое наболевшее одинокое сердце и узнать, чего она в конце концов хочет.
VIII. ВЫЗОВ
Утро было туманное, и слегка морозило, но пока Вал легкой рысью пробирался к Роухэмптон-Гейт, откуда можно было уже галопом пуститься к условленному месту встречи, выглянуло солнышко. Настроение Вэла быстро подымалось. В событиях нынешнего утра не было ничего особенно ужасного, если не считать, конечно, этого оскорбительного вмешательства в их частную жизнь. "Если бы мы были обручены, - думал он, - тогда что бы ни случилось, мне было бы все равно". Чувства его не отличались от чувств большинства людей, которые клянут брак со всеми его последствиями, а сами торопятся жениться. И он мчался галопом по засохшей прошлогодней траве Ричмондпарка, боясь опоздать. Но он снова оказался один на условленном месте, и эта вторичная измена Холли ужасно расстроила его. Он не может уехать сегодня, не повидав ее! Выехав из парка, он направился к Робин-Хиллу. Он все колебался, кого ему спросить. А вдруг вернулся ее отец или окажутся дома сестра или брат? Он решил рискнуть и спросить сначала про всех домашних, тогда, если ему повезет и их не окажется дома, будет вполне естественно под конец справиться о Холли. Если же кто-нибудь из них дома, у него будет спасительный предлог, что он просто ехал верхом и решил заглянуть к ним.
- Дома только одна мисс Холли, сэр.
- О, благодарю вас. Разрешите, я поставлю лошадь на конюшню, и доложите, пожалуйста, мисс Холли: ее кузен, мистер Вэл Дарти.
Когда он вернулся, она была в гостиной, смущенная, с пылающими щеками. Она повела его в дальний конец комнаты, и они уселись на широком диване у окна.
- Я так беспокоился, - вполголоса сказал Вал. - Что случилось?
- Джолли знает о наших прогулках.
- Он дома?
- Нет, но я думаю, что он скоро вернется.
- Ну, тогда!.. - воскликнул Вал и с отчаянной решимостью схватил ее за руку.
Она попыталась отнять ее, ей не удалось; она перестала сопротивляться и робко посмотрела на него.
- Прежде всего, - сказал он, - мне нужно вам сказать одну вещь о моей семье. Мой отец, видите ли, не совсем... то есть я хочу сказать, что он бросил мою мать, и теперь они хотят добиться развода, и поэтому ему предписано вернуться домой, вы понимаете, завтра об этом будет в газетах.
Глаза ее потемнели, расширившись от испуга и любопытства; ее рука стиснула его руку.
.. то есть я хочу сказать, что он бросил мою мать, и теперь они хотят добиться развода, и поэтому ему предписано вернуться домой, вы понимаете, завтра об этом будет в газетах.
Глаза ее потемнели, расширившись от испуга и любопытства; ее рука стиснула его руку. Но Вэл уже вошел в азарт и стремительно продолжал:
- Конечно, сейчас во всем этом пока нет ничего такого, но, наверно, еще будет до того, как все кончится: бракоразводные процессы, вы знаете, ужасная гадость. И я хотел вам сказать, потому что, потому... чтобы вы знали... если, - и он начал заикаться, глядя в ее испуганные глаза, если... если вы будете душечкой, Холли, и полюбите меня. Я вас так люблю, и я хочу, чтобы мы обручились. - У него все это вышло так нескладно, что он готов был поколотить себя; упав на колени, он старался приблизиться к этому нежному, взволнованному личику. - Вы любите меня, да? Если не любите, я...
Наступила минута молчания и ожидания, такого напряженного, что ему казалось, он слышит где-то далеко на лужайке звук косилки, словно там еще была трава, которую можно было косить. Потом она качнулась вперед, ее свободная рука коснулась его волос, и он вздохнул:
- О Холли!
В ответ прозвучало очень нежно:
- О Вэл!
Он представлял себе эту минуту в мечтах, но в мечтах все это происходило всегда в повелительном наклонении, он видел себя властным юным возлюбленным, а теперь он чувствовал себя робким, растроганным, дрожащим. Он боялся подняться с колен, чтобы не нарушить очарования; боялся пошевельнуться, как бы она не отшатнулась, не отреклась от своей уступчивости - вся трепещущая в его объятиях, с опущенными веками, к которым тянулись его губы. Глаза ее открылись и словно увлажнились чуть-чуть; он прижался губами к ее губам. Вдруг он вскочил: он слышал шаги и какой-то сдавленный возглас. Он оглянулся. Никого! Но длинные портьеры, закрывавшие выход в холл, еще дрожали.
- Боже! Кто бы это мог быть?
Холли тоже вскочила.
- Джолли, наверно, - прошептала она.
Вэл сжал кулаки и собрал всю свою решимость.
- Отлично! - сказал он. - Мне теперь все равно, раз мы помолвлены.
И он большими шагами подошел к портьерам и раздвинул их. В холле у камина стоял Джолли, с явной нарочитостью повернувшись к ним спиной. Вэл сделал к нему несколько шагов. Джолли обернулся.
- Прошу прощения за то, что я нечаянно слышал, - сказал он.
Вэл, сколько бы ни старался, не мог преодолеть своего невольного восхищения им в эту минуту: лицо Джолли было ясно, голос спокоен, он держался с необыкновенным достоинством, словно повинуясь какому-то принципу.
- Что ж! - сказал Вэл отрывисто. - Вас это не касается.
- О! - сказал Джолли. - Идемте-ка сюда, - и он пошел через холл.
Вэл последовал за ним. У дверей кабинета он почувствовал, как кто-то тронул его за руку; голос Холли сказал:
- Я тоже иду.
- Нет, - сказал Джолли.
- Да, - сказала Холли.
Джолли отворил дверь, и они все трое вошли в комнату. Войдя, они стали треугольником на трех углах потертого турецкого ковра, держась неестественно прямо, не глядя друг на друга и абсолютно неспособные усмотреть хоть что-либо комичное в этом положении.
Вэл первый прервал молчание:
- Мы с Холли обручились.
Джолли отступив на шаг и прислонился к притолоке стеклянной двери.