Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— А еще вот, — он указал на гайки, ключи, скрепки и странные стеклянные штуки, напоминающие бусины. — Сделаешь что-нибудь себе. Или Карвен.
Я невольно улыбнулась. Ал как никто знал о моей маленькой страсти — мастерить самодельные украшения из всяких мелких предметов. И как обычно он обо мне не забыл. Это было приятно. Я потрепала его по волосам:
— Подлиза.
— Всё для вас, мой капитан, — он ответил очень искренней и очень ослепительной улыбкой.
Мне бы его ровные зубы. Хотя у меня-то не было папаши-дантиста. Я собрала в кучку мелкие «девчачьи» радости и с тоской подумала о том, что сесть за украшения мне в ближайшее время, скорее всего, не удастся.
Неожиданно моё внимание привлекло еще что-то, блеснувшее в траве. Это были две довольно больших затемнённых линзы. Рядом с ними лежала погнутая металлическая оправа, к одной из дужек которой крепился странный блок цветных кнопок и переключателей. Второй почти такой же блок, болтался на тоненьком проводке, торчащем из другой дужки.
— Ал, что это? — я взяла покалеченный остов очков в руки. — Какое-то твоё новое изобретение?
— Это я нашёл, — отозвался он, начиная протирать линзы рукавом рубашки. — Подумал, что-то годное, ну и хапнул. А вдруг починю.
— Ал, а если это какое-нибудь оружие? — я потрогала пальцем вывалившийся проводок.
— Да брось, — он безмятежно махнул рукой. — Это обычные гляделки. Может, они могут рентгеном светить или сквозь них можно ночью видеть… нам пригодятся.
— Ал, — я снова сердито нахмурилась. — Ради всех святых и дохлой кошки, занимайся экспериментами подальше от маленьких, ладно?
— Как скажете, мой капитан, — он поскорее сгрёб свои находки в охапку и прижал к груди:
— Ты будешь еще мною гордиться.
— Или плакать над твоим трупом, — фыркнула я.
— Что, правда будешь плакать? О, мне это так…
— Дурень, — я щелкнула его по лбу. — Держи карман шире.
Он замолчал, видимо, обдумывая, означают ли мои слова, что и правда буду плакать. Я встала, зевнув:
— Ладно, бывай. Я пойду спать. И если хотя бы один из твоих горнобаранов меня посмеет потревожить…
— Я тебя понял, — поспешно отозвался он и снова ободряюще улыбнулся: — Обещаю, ночь у тебя будет спокойной. До утра.
Комиссар
[Надзорноe управлeниe. 07:15]
— Чёртово утро…
Пробормотав это, Рихард с трудом открыл глаза. На улице уже светало, низкие тучи по-прежнему затягивали небо. Ланн потёр лоб, встал и размял затёкшую спину. Голова гудела.
Рихард плохо помнил, когда именно отключился, рухнув головой на отчёт, и почему даже не дошёл до своего любимого дивана в общей комнате. Вообще многие подробности ночи стёрлись из его памяти — как обычно и бывало. Отчётливо отпечаталась в голове лишь фраза, которую эта маленькая тварь ему бросила: «Иногда мне жаль вас…»
Почувствовав подступающую вспышку злобы, Ланн поспешно пригасил её глотком отвратительного на вкус коньяка, стоявшего на столе. Ночью он таким мерзким не казался. Хотя Карл не случайно, наверно, воротил от этого пойла нос.
При мысли о Ларкрайте комиссар страдальчески скривился, ощутив что-то вроде укола совести. И уже набрал в грудь воздуха, чтобы позвать помощника, но в последний момент передумал и осторожно приоткрыл дверь в общую комнату, которую в рабочее время занимали шестеро следователей Управления.
Сейчас здесь пока было пусто, и только Карл спал, накрывшись мундиром, на том самом диване, который Рихард так любил. Вид у инспектора был совершенно измученный, но вся заполненная и проверенная отчётность аккуратной стопкой лежала прямо на массивной, обтянутой кожей диванной спинке, рядом с табельным оружием Карла. При первом же шаге комиссара часть листов, шурша, слетела на пол, но инспектор даже не пошевелился. Ланн невольно заметил, что Карл спит в той же позе, в какой и развалившийся на коврике у двери Спайк, — свернувшись и прикрывая глаза рукой.
Раздалось тихое цоканье когтей по полу: пёс проснулся, подошёл и ткнулся носом комиссару в ладонь. Стоило Ланну повернуться, как сеттер тут же встал на задние лапы, упёршись передними ему в грудь и навалившись всей своей немалой массой.
— Такая же бестолковая псина, как и твой хозяин, — тихо сказал Рихард, и Спайк лизнул его в нос: такое приветствие было привычным и вполне устроило его. — Пойдём, я тебя выпущу.
Отправив пса гулять на улицу, Рихард вернулся к дивану, где видел десятый сон инспектор Ларкрайт. Постояв еще некоторое время рядом, Ланн вздохнул и от души саданул по спинке дивана ногой:
— Подъём, пехота.
Карла утреннее приветствие впечатлило несколько больше, чем Спайка. Он резко сел, тряхнул головой и уставился на Рихарда:
— Что-то случилось?
— Случилось. Солнце встало. Никого не убили за ночь? Никто не звонил?
— Не звонил, не убили, — потирая глаза, отозвался инспектор и спустил ноги с дивана.
— Собери свои документы с пола. Ты их уронил.
— Да? Как же это я…
— Не знаю, я по ночам не гуляю, — Ланн сел на диван рядом с Карлом и вынул из кармана сигареты с зажигалкой.
Инспектор ничего не успел на это ответить. Дверь неожиданно открылась — Рихард не стал запирать её, пока не вернётся нагулявшийся пёс. На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами и курчавой короткой бородкой. Чёрные глаза за стёклами изящных очков блеснули:
— Бурная ночь, как я вижу?
— Можно и так сказать… — ответил Ланн, даже не попытавшись встать. — Доброе утро, герр Леонгард, какими судьбами?
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Знаю, — махнул рукой Ланн.
— Так вот… случалось, что у врачей не было выбора и… им приходилось использовать в качестве доноров «крысят» — на свой страх и риск, но такие смельчаки находились. Иногда живых, но обычно это были совсем-совсем свежие трупы. И… — доктор сделал паузу, — ни после одной из таких операций у пациентов не случалось отторжения. Независимо от группы крови и резус-фактора. Эти дети… универсальные доноры.
Комиссар молчал. Теперь он понимал, что самым разумным было бы прямо сейчас застрелить утреннего гостя — хотя бы потому, что его глаза за стёклами очков уже горели не предвещающим ничего доброго огнём. Доктор же оживлённо продолжал:
— Необходимо выяснить причину такой положительной реакции, и для этого нужны подопытные. Конечно, пока никаких трансплантаций, только работа с кровью и…
— Пока — это хорошее слово, — пробормотал Карл.
— Так вы поможете мне?
— Нет. — Рихард снова закурил. Он дал себе слово не терять самообладания и собирался его сдержать.
Доктор сцепил на груди массивные руки:
— Но неужели вы не понимаете, что ваша задача …
— Моя задача , — отрезал комиссар, — следить за тем, чтобы не нарушали закон. Задачи ловить «крысят», чтобы вы их резали, у меня нет. Зато есть другая — пресекать преступления. Убийство ребёнка — даже такого— тоже преступление. Вы поняли меня?
— Понял, — вздохнул доктор. — Благодарю.
В помещение вбежал Спайк и тут же оскалился, увидев гостя. Рихард тихо подозвал собаку к себе. Леонгард встал и вздохнул:
— Что ж, хорошего дня… жаль, что мы не поняли друг друга.
Когда мужчина уже был у дверей, Ланн, почёсывающий пса за ухом, небрежно бросил ему в спину:
— На крайний случай у вас есть для экспериментов ваш собственный «крысёнок».
Леонгард глянул на него в пол-оборота и ответил:
— А вот за эти слова я сам бы вас с удовольствием застрелил. До свиданья.
Маленькая Разбойница
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 10:15]
— Ал, я всё же надеюсь, меня не будет рядом, когда кто-то тебя пристрелит.
Мы собирались совершить относительно рискованную вылазку в магазин за продуктами — на запретную для нас, «крысят», территорию взрослых.
А для этого нужно было сделать то, что мы частенько делали в своём прошлом, настоящем детстве, — самим нарядиться взрослыми. Летом это оказывалось совсем непросто, а вот сейчас не вызывало проблем: шляпы, плащи или куртки. Я запудрила лицо, накрасилась обломком карандаша для глаз, надела туфли на устойчивых широких каблуках, чтобы казаться выше, собрала в пучок волосы и нацепила шляпку с вуалью. Ал, и без того достаточно высокий, нахлобучил на голову широкополую шляпу и переоделся в свои самые приличные штаны, на которых даже почти не было заплаток, а сверху напялил плащ. В заключение мы оба надели перчатки — главное было спрятать крысиные татуировки. Мы не выглядели на свои двадцать восемь даже теперь. Но всё же.
Услышав недовольство в моём голосе, Ал фыркнул и поудобнее перехватил сумку:
— Я не буду ничего сегодня воровать, не переживай ты так. Мне ничего не надо.
Продолжая переругиваться, мы вылезли из вагона, попрощались с ребятами и пошли вдоль путей по направлению к городу. Дул сильный ветер и накрапывал дождь, настроение у меня вполне отвечало такой погоде: было отвратительным. И даже несмотря на то, что мы уже достаточно удалились от поезда, я слышала противные визгливые крики «живых овощей».
И как нас никто ещё не нашёл и не устроил облаву? С такой сиреной невозможно скрываться долго. А мы каким-то чудом скрывались уже несколько лет. Может, благодаря Карвен, из-за которой Восточная Железнодорожная Колея до сих пор слыла убежищем призраков. А может, потому, что кто-то перегородил колючей проволокой и металлоломом рельсы, на которых стояла наша развалюха, и повесил всюду таблички «опасная зона», «идёт ремонт» и «не пересекать»? Ведь обстановка в стране не стала спокойнее, и тревожные красно-жёлтые таблички действовали на людей не хуже, чем предупредительные выстрелы.
Думать обо всём этом было неприятно. Но и говорить с Алом особенно не хотелось. И я пробурчала:
— Лучше бы взяла с собой Карвен.
Алан фыркнул и так тряхнул головой, что шляпа съехала ему на глаза:
— Карвен не стала бы таскать за тебя картошку, — сказал он.
Не стала бы. В этом Ал был прав, и я промолчала. Он вздохнул, поправил шляпу и предложил:
— Возвращайся, если хочешь, я всё куплю сам.
— И я буду виновата, если ты попадёшься? Ну уж нет. Но… Карвен действительно лучше было взять с собой.
— Ты сама не захотела будить её.
— Потому что знала, что ты будешь её задирать, а ей нельзя нервничать.
Он замедлил шаг и взял меня за плечо:
— Вэрди! Объясни, зачем тебе нужна эта мутная девчонка?
От неожиданности я споткнулась о какую-то торчащую из земли железку, с трудом удержала равновесие и встала как вкопанная:
— Чего? Карвен — моя лучшая подруга, и она — не мутная. Она была со мной ещё до тебя. Ещё раз выскажешься о ней вот так — выбью зубы. Понял?
Говоря всё это, я крепко держала Ала за рукав плаща и не сводила с него взгляда. Когда я закончила, он попятился, пожав плечами:
— Извини, я пошутил. Закрыли тему. В конце концов, если бы не Карвен, у нас не было бы этого поезда. И не только его.
Хотя бы это он понимал. Я спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Идти на каблуках по раскисшей земле, усыпанной довольно крупными камнями и проржавевшим металлоломом, было трудно, но я старалась не обращать на это внимания.