«Успокойся! — попытался он сам себя подбодрить. — Дохлый я им точно не нужен. Это ж, в конце концов, не общество садистов».
Рядом затрещали кусты и на поляну вышел, шатаясь, такой же оборванец, как и сам Михаил.
Чуть присмотревшись, он сообразил, что это девушка. Короткой стрижки и штаны ввели его в заблуждение на счет мужского пола.
— Пить! — еле-еле проговорила она по-французски.
Девушка рухнула на песок. Михаил вздохнул и попытался ее поднять. Руки не слушались. Только с третьей попытки он смог кое-как оторвать ее от земли. Подтянув ее в тень пальм, он пощечинами привел ее в чувство.
— Пить, — снова проговорила она спекшимися губами.
— А нету! — усмехнулся Михаил.
— Пожалуйста. Я вам отдам… все что хотите… дайте пить…
— Сам ищу.
Михаил встал.
Девушка вдруг оказала чудеса эквилибристики: непонятно как вскочила с песка и вцепилась Михаилу в горло. Где-то с минуту они возились, прежде чем ему удалось утихомирить девушку.
— Послушайте, мадам… или мадемуазель… я в таком же положении, что и вы. Нет у меня ни воды, ни еды… и вообще, я четвертую ночь почти не сплю толком. Потому очень зол. И могу, ненароком, зашибить!
Девушка немного успокоилась и тут же зарыдала…
28.
Ночь прошла в относительном спокойствии. Шакалы не решились пойти в оазис и где-то пропали.
Михаил полудремал, глядя на скрутившуюся калачиком девушку. Она с момента драки не проронила ни слова. Лежала и тихо всхлипывала.
А утром впала в какую-то прострацию. И как Михаил не пытался ее поднять, ни на что не реагировала.
— Да что ж мне с тобой делать? — Он устало пробовал ее поднять. Но, пройдя пару шагов, тяжело рухнул на колени.
Было два выхода: либо сидеть с ней тут, либо самому двигаться дальше к следующему оазису.
Михаил еще раз попытался растормошить девушку, но тщетно.
— Твою мать! — устало выругался он и присел рядом с ней.
Совесть требовала, чтобы он не бросал девушку, а разум говорил, что иначе они подохнут оба.
— А так есть шанс! — убеждал он.
— Но это не правильно! — неуверенно проговорила совесть.
— Не правильно? Она тебе кто? Жена? Сестра? Может, мать? Если она не хочет идти, то это ее дело. Её путь. Твой путь — иной.
— А как же милосердие?
— Вот что я тебе скажу про милосердие, — разум усмехнулся: — Возьми вон тот камень и размозжи ей голову. И она не будет мучиться, а ты продолжишь свой путь.
— Миша, ты вообще нормальный? — совесть аж подскочила.
— Я? Я-то — нормальный. А вот ты, судя по всему, совсем уже!.. Голову напекло?
«Стой! Стой! — Михаил огляделся. — Это испытание. Должно быть им. Мне только надо найти правильное решение».
Михаил потер виски. Но решение в голову не лезло.
Хотелось пить. И еще спать.
Когда он снова закрыл глаза, проваливаясь в дрему, в оазис вошли шакалы…
29.
Что влажное прошлось по щеке. Михаил еле-еле смог приоткрыть глаз и увидел острые клыки.
— Охренеть! — он вскочил, и шакал отпрыгнул в сторону.
Михаил огляделся. Картина была нелицеприятной: четверо тварей терзали тело девушки.
— Пошли прочь! — Михаил схватил палку и попытался отогнать животных.
Они отскочили, но тут же осмелев от вкуса крови, бросились в атаку.
«Вот тебе и испытание!» — мелькнуло в голове.
Михаил успел отбиться от первого шакала, но второй и третий сбили его с ног, впиваясь зубами в бедро и руку.
Небеса не разверзались, и Лорхен не появлялась. И Михаил ощутил, как ком подступил к горлу.
Дрался он отчаянно. Так отчаянно он не бился никогда. Он уже переступил ту грань, отделяющую его от возврата к жизни, включив все резервы. Михаил это сознавал и потому хладнокровно «разрешил» своему телу включить их. Он был уверен, что когда все закончится, то умрет.
Шакалы отступили с большими потерями: четверо зверей, скрючившись, валялись на песке.
Михаил дождался, когда они скроются, и тяжело рухнул на песок, поднимая в воздух пыль. И тут же на остывающее тело накатилась боль. Болело все: руки, ноги, ребра, спина…
Михаил поднял голову. Дышать было очень тяжело.
«Но ничего, — успокоил он себя. — Дышать осталось не так уж долго».
Он рассмеялся своей шутке и тут же закашлялся.
Михаил дополз до тела девушки и с удивлением обнаружил, что она еще дышит.
— Помогите, — прохрипела она.
Вытирая кровь со своих глаз, Михаил перевернул девушку.
— Помогите, — снова проговорила она. Смотреть на нее было больно.
В лице ее читалось страстное желание жить. Но помочь Михаил был не в состоянии.
— Чего вы хотите? — во весь голос заорал он куда-то в небо.
Девушка вдруг всхлипнула и затихла, уставившись на Михаила немигающим взглядом.
— Помогите! — тихо выдали ее губы.
В голове что-то лопнуло, и обжигающая боль стала рваться прямо в мозг.
Комок подступил к горлу и из глаз брызнули слезы.
Михаил погладил девушку по голове, чувствуя, как к нему подступает темнота.
— Что вы хотите? — тихо прошептал он.
В памяти снова всплыл образ Майи всё с теми же вопросами: «Кто ты? Куда идешь?»
Глаза закрылись сами собой, и Михаил провалился в воронку.
И уже падая, он услышал знакомый голос: «И дан ему ключ от бездны…»
Перед внутренним взором пронеслись миллионы линий, уходящих в бесконечность. И последнее, что Михаил запомнил, так это то, как некая сила унесла его прочь сквозь эти линии, превратившимися в образы каких-то миров. И «летел» по какой-то спирали громадной Паутины, вырывая и засасывая за собой «детали» этих миров в темную воронку своей сущности…
30.
Наступило утро. В дальней комнате зазвонил будильник. Андрей чисто автоматически посмотрел на часы: семь-ноль-ноль.
За всю ночь он ни разу не сомкнул глаз.
Именно сейчас подумалось, что большая часть жизни проходит в каком-то ожидании. Наиболее запоминающиеся её моменты выглядят на общем фоне яркой вспышкой, словно зажженная спичка во тьме.
Их, наверное, можно было бы пересчитать по пальцам.
Андрей прошел на кухню и поставил на плиту чайник.
«Хотя, — снова подумалось ему, — если бы вся жизнь была бы, как эти спички — то и они бы стали той тьмой, которой мы все окружены».
А вообще-то ему подумалось, что жизнь дана, чтобы получить какие-то знания и навыки, от которых в дальнейшем будет зависеть… Что именно — он не знал.
«Мы словно пешки: идем от клетки к клетке. Сражаемся за туманные идеалы: потому что, якобы, наш враг иного цвета. Смешно, ей-богу!»
— Кто сказал, что все темные силы — это хаос? — Михаил уже хорошо подвыпил.
Андрей хоть и держал себя в руках, но чувствовал, что скоро и он дойдет до «нужной кондиции».
— И что ж такое темные силы? — спросил он.
— Это обыденность. Упорядоченная обыденность. Она создана «для храбрости существования». Знаешь, как «для храбрости» выпивают, так и мир вокруг нас строят таким образом, чтобы…
— Я тебя не понимаю. Изъясняйся, пожалуйста, попроще.
— Порядок — вот то зло, которое ведет нас по жизни и предписывает нам, что делать и как. Из порядка вырастает законность. Потом черед общества, морали, религии…
— А хаос?
— Хаос — это свобода… Вот ты, Андрос, живешь согласно логике вещей…
Михаил вдруг замолчал, глядя куда-то вверх…
Андрей тщательно выбрился, почистил зубы. На кухне хозяйничала Маша. Она по привычке встала вместе с мужем, чтобы приготовить ему завтрак.
И снова Ритуал. Каждый создает себе свой собственный. Каждый движется от хаоса к упорядоченному космосу.
Ел Андрей также не спеша. А куда торопиться-то?
План созрел в его голове, едва он вечером переступил порог дома. Сколько раз он пытался удержаться на выбранном им пути. Сколько раз его подталкивали в другом направлении. И, наверное, только вчера вечером он решился сделать шаг в сторону, сойти с тропы.
В голове отголоском прозвучала аксиома: «И когда странник пускается в путь в каком-либо направлении, он убеждается, что те же события повторяются в том же беспорядке, которые, будучи повторенными, становятся порядком».
Запах кофе приятно бодрил. Андрей сделал первый глоток, смакуя неповторимую горчинку напитка.
«Когда я отступил, я стал проторивать свою дорогу, — как-то даже злобно подумалось ему. — Я построил эту жизнь. Я создал свой порядок, свой уклад».
— Время! — он сделал еще один глоток и решительно встал.
— Так рано? — Маша замотала головой, разгоняя сон. — Еще Паша не приехал.
— Он не приедет, — ответил Андрей, направляясь в коридор одеваться.
— Ты пешком сегодня? — Маша даже удивилась.
«Н-да. Зажрался я что-то», — усмехнулся про себя Андрей.
На улице стоял добрый мороз. Андрей глубоко вздохнул и, не спеша, выпустил в небо струйку пара.
«И не жалко? — спросил он сам себя. — Неужели не жалко?»
Привязанность приравнивалась к поражению. Уметь жертвовать — значит иметь неоспоримый козырь.
И снова на ум пришли слова Кастанеды: «Человек становится мужественным, когда ему нечего терять».
— Отныне я — садху!
И Андрей, не спеша, пошел по улице…
31.
Небо было украшено багровыми облаками. Утро было холодным и сырым.
Андрей достал прутик и расшевелил еле тлеющие угли потухшего костра. Слабое пламя на секунду рванулось вверх и снова запряталось среди золы.
Андрей подкинул сухой травы и дождался, когда их начал лизать затаившиеся пламя — «ручной огонь жилища». Цитата из Волошина его почему-то рассмешила.
«Наверное, потому что она напоминает о другом мире и другом времени», — заключил Андрей.
Следом за травой пошли ветки, и вскоре костер разгорелся вновь.
Андрей зачерпнул из озера воды и поставил закоптившийся чайник кипятиться.
Хотелось кофе. Как же давно он его не пил.
От некоторых «радостей жизни» отказаться было нелегко.
Лба коснулся легкий ветерок. Андрей быстро повернулся, но снова кроме легкого воздушного темного облачка, пронесшегося рядом, ничего не увидел.
Он уже с месяц, как заметил полное отсутствие людей. Была мысль, что темные призраки-тени и есть те самые люди. Просто почему-то они потеряли физическую форму.
Да и вообще весь мир переменился: город, где он странствовал, стал вдруг все чаще превращаться в какие-то удивительные ландшафты.
Вот и вчера, Андрей шел по проспекту и вместо площади вышел к озеру. А утром и сам проспект пропал.
Андрей от этой мысли поежился. Ему было не по себе.
Чайник закипел. Андрей насыпал в кружку чай и залил его кипятком.
Уже месяц ни одного человека. Пожалуй, можно решить, что сошел с ума.
Андрей вытянул из кармана куртки замусоленные распечатки, и снова в который раз попытался вникнуть в суть написанного. Понимал он с каждым разом все меньше и меньше.
«Существует множество вариантов объяснения символизма лабиринта, — читал в сотый раз Андрей. — Это достижение реализации после мучений, испытаний и проверок; инициация; проверка духа… Лабиринт охраняется или управляется находящимся в его центре Владыкой Лабиринта, Судьей Мертвых, как это имеет место в минойском лабиринте. Считается, что он символизирует мир, вселенную, целокупность, непостижимость, движение. Но зачастую в лабиринте главенствует женщина (Великая Мать), а блуждает в нем, как правило, мужчина… И Она в ужасной ипостаси ткачихи судьбы иногда изображается в виде паука. Сохраняя власть над всем миром явлений, как причина развития и смерти для всех феноменальных форм, прядет нить каждой человеческой судьбы».