На обратном пути, умиротворенный, я с удивлением обнаружил, что меня охватили прежние чувства и то душевное состояние, с которым я успел сжиться. Ко мне возвращалась та покорность, которую всегда поощрял доктор Гийом. Понемногу уверенность, что я шизофреник, вновь овладела мной, и я уже почти не сомневался, что все странные события последних дней — всего лишь порождение моего больного воображения. Тех двоих, что преследовали меня, наверняка никогда не существовало, как и камеры в квартире моих родителей, а фраза, которую я якобы слышал в башне, не имела никого смысла. Это вовсе не тайное послание, не поддающееся расшифровке, а просто набор слов, который я целиком выдумал.
В глубине души мне легче было думать, что я просто сумасшедший. Это утешало и давало легкий ответ на все терзавшие меня вопросы. Если я шизофреник, то нет никакой тайны, а есть только галлюцинации, на которые нельзя полагаться.
И как раз в эту минуту, на бульваре Распай, я встретился глазами с кем-то знакомым. Я замер в неуверенности и внимательней пригляделся к молодой женщине, переходившей дорогу поодаль. Эта стрижка, точеный нос, короткие ноги… Да, это точно она. Бухгалтерша из бюро Фейерберга. Не раздумывая, я окликнул ее по имени:
— Жоэль!
Женщина обернулась. Казалось, она удивилась, увидев меня. Отвела глаза и ускорила шаг.
На мгновение я заколебался, растерявшись от ее реакции, затем бросился за ней.
— Жоэль! Это я, Виго!
Она пошла еще быстрее. Я побежал вдогонку и, поравнявшись с ней, обогнал и схватил ее за плечо.
— В чем дело? — спросил я озадаченно. — Вы меня не узнаете?
Она вырвалась, в глазах отразилась паника.
— Прошу вас, пустите меня.
И она пошла своей дорогой. Ошеломленный, я снова схватил ее за руку, на этот раз крепче.
— Что за идиотизм? Жоэль! Мы же работаем вместе у Фейерберга! Я Виго Равель!
— Месье, не понимаю, о чем вы говорите, я вас не знаю, оставьте меня в покое!
Она резко оттолкнула меня и бросилась на другую сторону улицы.
Я подумал, а что, если я ошибся, с кем-то ее спутал, но я был совершенно уверен, что узнал ее, даже ее голос и взгляд. Это несомненно была она. Но тогда зачем она врет? Кое-кто из прохожих уже посматривал на меня с подозрением, и все же я не мог отступиться. Мне требовалось объяснение. Я побежал за ней.
Бухгалтерша опередила меня, но я двигался гораздо быстрее и вскоре должен был ее догнать. Я увидел, как она сворачивает направо.
— Эй, месье! Отстаньте-ка от нее!
Какой-то высокий блондин позади меня, как видно, собирался выступить в роли защитника, но меня нелегко было запугать. Я припустил еще быстрее.
Добравшись до поворота, я заметил вдалеке двух постовых. Я выругался. Женщина неслась прямо к ним. Сейчас она меня обвинит. В чем? В том, что я ее узнал? Я тут же развернулся, терзаемый острым чувством несправедливости. Теперь преследовать будут меня, хотя во всей этой истории именно я — жертва!
Я поспешил к перекрестку и, не колеблясь, сел в автобус. Покидая квартал, я, расстроенный, следил за тем, как вдали исчезают фигуры двух полицейских.
На следующий день в назначенное время я сидел в приемной перед кабинетом Софи Зенати, психолога, второй этаж налево.
Глава 24
— Как вы себя сегодня чувствуете, месье Равель?
Странно, но мне приятно было снова увидеть мадам Зенати, которую я не без удовольствия мысленно называл «мой психолог». Я как бы заявлял на нее права, и это действовало на меня успокаивающе. Так мне казалось, что меня кто-то опекает.
— Даже не знаю, — ответил я, откашливаясь. — Сам не пойму. С одной стороны, после разговора с вами мне, несомненно, стало лучше, но с другой — у меня какое-то странное чувство. Словно я очнулся после долгого кошмара… Должен вам признаться, со вчерашнего дня я все думаю, насколько соответствует реальности то, что я вам рассказал. Мне немного стыдно, но это так…
— Как так?
— Ну, эта история с терактом… И потом, я не все вам рассказал. Есть еще квартира моих родителей, где все было перевернуто вверх дном, и два типа, загнавшие меня в катакомбы… Когда я теперь об этом думаю, все произошедшее представляется совершенно невероятным. Полной нелепостью. Наверное, я просто бредил… Я узнаю симптомы своей шизофрении. Манию преследования и все такое…
— Вашей шизофрении? Так вы теперь снова считаете, что страдаете этим расстройством?
Я вздохнул:
— Даже не знаю, я уже во всем сомневаюсь. Я спрашиваю себя, действительно ли я выжил в теракте или все это мои выдумки… Ведь совершенно невероятно, чтобы я мог там выжить, разве нет?
— Вы снова принимаете нейролептики?
— Нет.
— Я считаю, что вам следовало бы их принимать.
— Я больше не могу терпеть побочные эффекты.
— Неужели они тяжелее вашего расстройства?
Я пожал плечами:
— Как вам сказать? Эти препараты превращают меня в человека, чье отражение в зеркале я не могу больше видеть. От них я толстею, сплю на ходу, мне трудно поднять глаза, смотреть людям в лицо. И потом… Из-за них у меня не может быть никакой эрекции…
Она кивнула и что-то пометила в своем журнале. Улыбаясь, я представил, что она могла написать. У него не встает.Сумасшедший дом.
— Вы могли бы попросить, чтобы вам прописали лекарства без таких побочных эффектов…
— Да, возможно…
Повисло молчание. Я посмотрел вокруг. В кабинете по-прежнему царил беспорядок.
— Месье Равель, я принесла вам книгу и хотела бы, чтобы вы ее прочитали.
— Вы полагаете, что мне нечем больше заняться?
— Это касается шизофрении. Отличная книга — доступная и толковая. Автор, Николя Георгиефф, прекрасный психиатр. Вам следует ее прочитать, это поможет вам лучше разобраться в ваших расстройствах. Вы убедитесь, что современная медицина в состоянии распознавать их безошибочно. Хотите, я вам прочитаю отрывок?
— Ну давайте…
Водрузив очки, психолог принялась за чтение, словно школьная училка.
— «Бред и галлюцинации — два психотических симптома, типичные для больных шизофренией. Для бреда характерна абсолютная и непоколебимая убежденность субъекта в реальности воображаемых событий, которую он не разделяет с другими. Самые распространенные бредовые идеи — это бред преследования, когда субъект убежден, что какие-то люди, реально существующие или не существующие, злоумышляют против него, плетут заговоры».
— Да. Очень похоже на мой случай. Потрясающе! — заметил я иронически.
— Погодите. Вот то, что должно вас заинтересовать: «Для бреда типична особая форма уверенности, именуемая „бредовой убежденностью“. Речь идет о глубокой внутренней убежденности, не поддающейся опровержению фактами. Зачастую она возникает из-за того, что личное и необычное значение придается какому-либо реальному событию; оно безосновательно вдруг наделяется смыслом, который субъекту представляется очевидным: интуитивно он убежден, что событие связано с ним. Бред делает субъекта центром мира, так что он сталкивается с событиями, которые наполняются для него личностным смыслом, относящимся к нему, и уже не представляются случайными, но непременно содержат скрытую логику. Психотические галлюцинации — вторая категория типичных психотических расстройств — чаще всего принимают форму „голосов“, обращенных к субъекту».
— Классно. Я прочту вашу книгу.
Вздохнув, она протянула мне том.
— Курить по-прежнему нельзя? — спросил я, приподняв брови.
— Нет, месье Равель. В моем кабинете не курят.
— Вот гадство.
Она никак не отреагировала на мою выходку.
— Скажите, вы по-прежнему слышите голоса?
— Только во время припадка.
— Когда вы чувствуете приближение припадка, можно ли его предотвратить?
— Когда наступает припадок, единственное, что может помочь, — это полное уединение.
— Возможно, это положительный момент: вы уже знаете, что близость другого человека может спровоцировать приступ.
— Да. Близость другого человека.
— Но трудность в том, месье Равель, что вы не можете жить в полной изоляции. Поэтому нам придется найти другое решение, вы ведь это понимаете?
— Вполне. И к тому же… К тому же…
— Да?
— К тому же мне этого не хватает.
— Чего вам не хватает? Общения с другими людьми?
— Да. С другими. Я всегда чувствовал себя изгоем. Оторванным от людей.
— Даже с вашими коллегами?
— Да. Мы никогда не общаемся друг с другом. У Фейерберга мы сидим поодиночке, каждый за своей перегородкой, и с утра до вечера печатаем на своих компьютерах. Представляете? XXI век во всей своей красе. А вчера… Вчера я встретил на улице сотрудницу, так она меня даже не узнала. Или не захотела узнать, сам не знаю.
— У вас разве не бывает перерывов за кофемашиной?
— В нашем офисе нет кофемашины. Месье де Телем не разрешает.
— А как же обед?
— Большинство сотрудников приносят с собой сандвичи и перекусывают прямо на рабочем месте. По-моему, в этой конторе все служащие — такие же шизики, как и я! — добавил я с улыбкой.
— Вы не «шизик», месье Равель. И я думаю, что вам следует изгнать это слово из вашего лексикона.
Я виновато кивнул.
— То есть у вас на работе действительно нет никого, с кем вы могли бы иногда поговорить?
— Почему же, есть месье де Телем, мой начальник. Он знает, что я сумасшедший, поэтому внимателен ко мне. Вообще-то он даже приятный. И он единственный, с кем я где-то бываю. Да. Его можно даже назвать моим другом. Вроде как другом. Все-таки он мой начальник.
— А где вы с ним бываете?
Я улыбнулся.
— Мы часто заходим в блюз-клуб в Нейи.
— Вам нравится блюз?
— Да. И потом, в этом кафе такой шум, что, если со мной случится приступ, я не услышу голоса…
— Когда так шумят, вы совсем перестаете слышать голоса?
— Почти. Они заглушаются.
Она медленно кивнула и снова что-то записала в своей черной тетради.
— Позавчера вы мне сказали, что все меньше верите в свои шизофренические расстройства. А сегодня говорите, что, в конце концов, вы готовы снова в это поверить. Что заставило вас изменить мнение?
— Не знаю. Вчера, когда я прогуливался, у меня, вероятно, прояснилось в голове. Я вдруг осознал, что в этой моей истории концы с концами не сходятся.
— Объясните, что именно в ней не сходится?
— Ничего не сходится! Я больше ни в чем не уверен. Ведь я вам уже говорил: я даже не уверен, что доктор Гийом на самом деле существовал!
— А что, если вам проверить это самому? Это бы вам, возможно, помогло. Конечно, не в одиночку, а с чьей-то помощью…
— С вашей?
— Нет. Как раз здесь вам мог бы помочь ваш начальник или, еще лучше, ваши родители. После теракта вы так и не получали от них никаких известий?
— Нет. Я даже не знаю, вернулись они домой, на улицу Миромениль, или нет. Я боюсь там появляться. Когда я там был в последний раз, мне показалось… Мне померещилось, что там была камера. Но должно быть, я ее выдумал. Конечно. С моей паранойей…
— Камера?
— Да-да.
Она сделала пометку.
— Сейчас ваши родители наверняка очень беспокоятся. Вы должны попробовать связаться с ними и попросить помочь во всем разобраться. Отличить ложь от правды…