— Идешь на квантобус, Казаров? — окликнули меня снова. — Погнали с нами, на двенадцать-пятнадцать успеем.
Идти на остановку в компании девчонок было стремно. Поэтому я отмахнулся:
— Не, я Коврова буду ждать.
— Ну пока, Казаров!
— Пока!
Девчонки ушли, щебеча. Я огляделся. На крыльце и во дворе кучковались мирновцы, своих недругов я не видел, но в моем кармане шуршала бумажка — напоминание, что меня ждут сейчас за стадионом. Наверное, ждут… Само собой, туда идти не стоило.
Кто же знал, что нас переведут учиться в Мирное?.. Вернее, знать-то знали, но никто не задумывался о последствиях, ведь казалось, что лето будет длиться вечно. И что на корвете имеем право играть только мы, опушкинцы.
Куда же запропастился Ковров?.. Сейчас бы махнуть с ним на станцию. Не на ту, что в центре Мирного, а на ту, что на выезде из села, возле дубков.
Я протопал через школьный двор, перебежал улицу, зашел в прохладу книжного магазина. Побродил немного среди стеллажей, посмотрел на полки с фантастикой, потом долго копался в стопках с комиксами про суперменов. То и дело я поглядывал сквозь витрину на улицу, но мой друг не появлялся.
— А его папа после линейки забрал, — сообщил мне Колькин одноклассник, который часто торчал в магазине, потому что здесь работала его бабушка. — Давно уже уехал.
Я расплатился в кассе за комикс, уныло побрел к квантобусной станции. Я уже пропустил двенадцатичасовую подачу энергии, следующую нужно было ждать час.
Под навесом станции стояла шайка-лейка: и Профессор Колбасинский, и Косолапычев, и Муравей, и Тарасик со старшим братом — здоровенным дембелем в тельняшке. Были еще какие-то совсем незнакомые взрослые парни в темных спортивных костюмах. Старшие пили пиво и курили, младшие преданно заглядывали им в глаза.
Секунда-другая, и я ощутил на себе взгляды мирновцев. Тарасик задергал своего брата за тельняшку.
Ну не бежать же обратно к школе, микрорапторам на смех. Я обреченно шел вперед, но не на станцию, а мимо. Иду себе по тротуару, будто по своим делам и будто бы никого не замечаю.
Пахнуло морской капустой. Я поднял взгляд: в тенистой аллейке станционного сквера вырисовался похожий на античную амфору силуэт втуки.
— Сву! — обрадовался я.
— О, привет! — улыбнулась мне невеста брата. — А я вот к вам собираюсь.
— Квантобус уже отключился, — сказал я, стараясь не глядеть в сторону недругов, те же, я чувствовал каждой клеткой своего тела, не сводили с нас взглядов. — Теперь после часу только.
— А пойдем через село, на дальнюю станцию? — предложила Сву. — Как раз успеем к подаче энергии.
Я кивнул, и мы пошли рядышком по дорожке, уводящей из сквера, к универсаму «Райпотребсоюза». Там Сву купила нам по мороженому, и мы продолжили неспешную прогулку.
— Ой, Сашка, — вздохнула вдруг Сву, — а меня ваша мама не любит.
Я искоса поглядел в серо-голубые, без белков, глаза втуки.
— Да нет, она просто за Ромку переживает, — откликнулся я. — Ты просто разговаривай с ней почаще и по хозяйству помогай… Мамка и растает… Постепенно…
— Не знаю, — печально проговорила Сву. — Ведь я… чужая вам… Пришлица… У нас и детей с Ромкой не будет…
Я хотел было сказать: ерунда, у вас будет куча ребятишек, но спохватился — откуда могут быть дети у существ с разным хромосомным набором? Вместо этого я сказал:
— Ничего, возьмете детдомовского…
Сву просветлела.
— Мы так и решили! — воскликнула она. — Даже троих детенышей… Человечка, втукыша и уутенка!
«А кто их кормить будет?» — совсем по-взрослому подумал я, но говорить не стал. Зачем портить человеку счастье, даже если он… она и не совсем человек. Мне вдруг захотелось повозиться с этими разнопланетными пацанятами, научить их в футбол играть, почитать им мои любимые книжки про космос, показать, насколько я крут в «Десанте Федерации II». И я сам не заметил, как взял свою будущую невестку за руку, и мы вприпрыжку побежали к красно-белому пузырю квантобуса, у входного портала которого уже выстраивалась очередь.
5
На следующее утро, когда я вышел из квантобуса, как всегда слегка обалдевший от гиперротации, мирновцы уже поджидали меня. Они лениво снялись с заборчика, который окружал станционный сквер, и вразвалочку направились ко мне. Со стороны могло показаться, что школьники встречают приятеля, чтобы вместе отправиться на занятия. Я затравленно огляделся. Никого из наших поблизости не оказалось.
— Ну че, Казаров? — осведомился Профессор Колбасинский, выплевывая под ноги жвачку. — Потолкуем?
— Не о чем мне с вами толковать, — пробурчал я, высматривая пути для бегства.
— Мамочку ищет, — захихикал Тарасик.
— Не, не мамочку, — пробасил Косолапычев, заходя мне за спину. — Втучку он эту выглядывает, кривоногую…
Этого я вынести не мог. Стремительно, как положено звездному капитану, повернулся к врагу. Мишка ухмылялся. Сейчас он казался мне отвратительнее всех триподов вместе взятых.
— Ты кого втучкой кривоногой обозвал?!
— Да Сву вашу, куриные лапки, — отозвался Косолапычев, которого не так-то легко было взять на испуг.
— Ах ты…
Я размахнулся, чтобы врезать Косолапому по сопатке, но тот быстро толкнул меня в грудь. Я шагнул назад, пытаясь сохранить равновесие, но Муравей ткнулся мне под коленки, и я полетел на асфальт. До асфальта мне долететь не довелось. Чья-то сильная рука схватила меня за шиворот и вернула в вертикальное положение.
— Четверо на одного! — произнес знакомый голос. — Настоящие космодесантники, ничего не скажешь…
Мирновцы не стали вступать в дискуссию с моим спасителем, рванули — только их и видели. Я оглянулся. Это был Андрей. Он расправил на мне помятый воротник форменной куртки и сказал:
— Ничего, Санька, в бою всякое случается… Мы в детстве еще не так дрались: район на район. Без ножа даже за хлебом нельзя было выйти.
Андрей был в стареньком своем камуфляже, который странно топорщился у него вокруг талии.
— Спасибо, — пробормотал я.
— Не за что… Ты на занятия, Санек?
— Ага…
— Ну, тогда проводи… Есть у меня в твоей альма-матер кое-какое дельце…
Я обрадованно кивнул. Старых своих недругов я не особенно боялся, но если уж новой стычки не избежать, то не мешало бы обзавестись подкреплением. В школе я подговорю наших, опушкинских, и мы зададим мирновской банде трепку.
Андрей взял мой рюкзак, хотя я вполне мог нести его сам. Мы пошли рядом. В Мирном меня почти никто не знает, поэтому на нас не обращали внимания. Моложавый дядя провожает племянника в школу. Или старший брат — младшего. Рабочее утро в Мирном было в самом разгаре. Пылили по улице гадрозавры, оглашая окрестности сиплым ревом, на ходу прихватывая блинчатыми губами листву с тополей. Бабуся, переваливаясь, как утка, несла, прижимая к животу, коробку с выводком микрорапторов. Маленькие динозавры пищали, словно цыплята. По проезжей части перла колонна грузовых гравикаров — везли что-то тяжелое, накрытое брезентом.
Я запомнил тот теплый сентябрьский день в мельчайших деталях.
До школы оставалось шагов триста, как вдруг Андрей заговорил.
— Мы хотели только одного, — произнес он, сжимая кулак, — чтобы чужие оставили нас в покое. Мы ведь едва вышли в межзвездный космос… Впереди у нас было столько открытий, столько побед… А эти… — он с ненавистью посмотрел на семейку уутов, которые, сцепившись верхними парами конечностей, катились через перекресток… — явились без приглашения и установили здесь свои порядки… Спасители… Космос бесчеловечен… Конечно, теперь он остался без человека, с тех пор как нас швырнули обратно на Землю, будто слепых кутят… Я — пилот экстра-класса, мне и сорока пяти нет, больше десяти лет стою на приколе, без права покинуть околоземное пространство…
Мы подошли к школьной ограде, и он замолчал. Я с удовольствием отправился бы дальше один, но у Андрея оставался мой рюкзак. А он еще и положил мне руку на плечо, когда мы стали подниматься по ступенькам. Я попытался вывернуться из-под его цепких как крючья пальцев, но Андрей держал крепко. Мы вошли в дверь. На входе всегда дежурил дядя Сааф — громадный квадрогад, под раздвижным панцирем которого, как поговаривали ребята, скрывались боевые серповидные жала — уж он-то не пустит в школу чужака. Но дядя Сааф лишь равнодушно скользнул взглядом стебельковых глаз по лицу Андрея и отступил в сторону. Тогда я еще не знал, что квадрогады в принципе не отличают одного человека от другого. Другими словами — мы все для них на одно лицо.
Охранник пропустил нас, и это стало его роковой ошибкой. Потому что Андрей вытащил из-за пазухи игольный парализатор и выстрелил дяде Саафу в основание шеи, как раз туда, где у квадрогадов проходит жизненно важная артерия. Охранник рухнул как подкошенный. Девчонки, которые толклись в вестибюле, завизжали. Андрей рявкнул громовым голосом:
— А ну цыц, малявки!
Все сразу притихли. Было видно, что этот странный дядька не шутит.
— Слушайте меня внимательно! — продолжал Андрей. — Сейчас вы все подниметесь на второй этаж и соберетесь в кабинете общей биологии… А ты, Санек, — обратился он ко мне, — пойдешь к директору и скажешь, что дважды герой Земной Федерации, летчик-космонавт, подполковник Буревой Андрей Васильевич взял в заложники учеников его школы и грозит взорвать вместе с ними кабинет общей биологии, если не будет выполнено его, подполковника, требование. А требование у него только одно — правительство Федерации должно немедленно принять закон о депортации с планеты Земля всех представителей инопланетных рас. Запомнил? Повтори!
Я через пень-колоду, спотыкаясь на каждом слове, повторил. Он поморщился и сказал:
— Ладно, просто позови директора в класс.
И он наконец отпустил мое плечо. Поминутно оглядываясь, я побрел на ватных ногах к директорскому кабинету. А бывший подполковник Буревой, вчерашний герой космоса, сбивал школьников, будто выводок гипсилофодонов, в кучу. Многие уже плакали. Я заметил в этой толпе свою одноклассницу Инну, закадычного дружка Кольку Коврова, мелькнула перекошенная физиономия Профессора Колбасинского. В голове не укладывалось, что космонавт может оказаться террористом. Не помню, как я добрался до директорского кабинета. Тлу Тлувич — высокий, тонкий и гибкий, как бобовый стебель, кня — сразу вычленил из моего невнятного бормотания главное. Он усадил меня на диван, сунул в руки стакан с ледяной газировкой и позвонил в полицию.
— Иди домой, Саша, — сказал он мне, положив трубку. — С тебя хватит. А мы будем спасать ребят.
И тогда я совершил, наверное, самый глупый поступок в своей жизни.
— Я пойду в класс, Тлу Тлувич, — сказал я. — Там Колька Ковров, Иннка, все наши…
Он посмотрел на меня из-под зеленых, похожих на стручки, бровей и произнес:
— На Талуте не принято отговаривать. Даже молодые проростки у нас сами отвечают за свои решения, но на Земле…
— Чур, мы на Талуте!
Он улыбнулся.
— Тогда давай вытащим наших друзей!
Мы поднялись в класс. Андрей нас впустил и тут же запер дверь. Мне показалось, что здесь собралась вся школа. Ребята расположились за партами и на партах, на полу и на подоконниках, между наглядными пособиями, изображавшими строение инопланетных животных, и шкафами с книгами. Нет, конечно, вся школа в кабинете всеобщей биологии разместиться не могла, но несколько классов — точно. Учителя тоже были здесь — триподы, кня, квадрогады, втуки, ууты, люди. Они стали стеной перед детьми, заслоняя их от террориста собственными телами — щупальце об псевдоподию, псевдоподия об руку. Андрей сверлил их злым взглядом, но, по-моему, он растерялся. Что-то пошло не так, как он задумал. За окнами завыли полицейские сирены.