Будет рад, если живым доберется. Многие вовсе кости разбросали.
Они зашли в сарай последними, им в спины ткнули тупыми концами копий, дверь закрыли на засов. Томас Мальтон, вспомнил Олег. Надменный
высокомерный рыцарь, мальчишка в обличии взрослого мужчины. В расцвете тела, но вместо души еще нераспустившаяся почка...
Шла третья неделя Олега в каменоломне, когда он увидел поблизости сильно избитого человека, полуголого, в железном ошейнике и с кандалами на
ногах. Не сразу узнал рыцаря, а узнав, тут же позабыл. Работа тяжелая, но не мешает уходить мыслью в глубину души, искать ответы на мучительные
вопросы, и Олег шарил отчаянно в Настоящем мире, а в этом, где передвигались такие же двуногие звери, как и он сам, его бренное тело вбивало
клинья, поднимало над головой тяжелый молот, таскало глыбы камня.
Внезапно он услышал рядом хриплое:
- Калика... э-э... сэр Олег?
Залитое потом лицо Томаса утратило южный загар, сильно исхудало. Вокруг грохотали кирки, измученные люди внимания не обращали. Олег ответил
замедленно, находясь все еще в другом мире:
- Я, сэр Томас.
- Не узнал сразу... Тебе на пользу эта работа! Окреп, поправился... Неужто останешься здесь навсегда?
- С богами можно беседовать везде, - ответил Олег безучастно.
В стороне предостерегающе заорал десятник. Томас с проклятием обрушил кирку на камни, брызнули осколки. В сутолоке и пыльном облаке, где все
походили друг на друга, Олег вскоре потерял Томаса, но к вечеру Томас снова оказался рядом, шепнул:
- Я поменялся с твоим напарником.
- Все люди, - ответил Олег равнодушно.- Все человеки.
Томас некоторое время молча подваживал ломом гранитную глыбу, переваривал ответ, затем прошептал, бросив настороженный взгляд по сторонам:
- Здесь не человеки, а рабы! Достойно ли тебе, свободно рожденному...
- Рабы тоже люди, - прервал Олег.
- Но не такие...
- Бог всех рождает людьми, рабами делают другие люди.
Томас зло тряхнул головой, в синих глазах блестели злые молнии:
- Сэр калика! Твое смирение чрезмерно. Я хочу вырваться отсюда. Мне нужна помощь, хотя бы малая.
Олег качнул головой в сторону блестящих от пота тел. Томас раздраженно отмахнулся:
- Они погасли. А в тебе еще теплится искра, чую!
Олег с равнодушным видом грохал ломом в узкую щель, разламывая глыбу. Томас дышал часто, его сильные мускулистые руки часто вздымались над
головой, занося кирку, камень под мощными ударами трещал как спелый орех. Цепь на щиколотках жалобно звенела.
- Запалишься, - обронил Олег.
- Что? - не понял Томас.
- Надсадишься. Надолго не хватит.
- Долго не пробуду! Если не удастся вырваться, то, клянусь небом и святым причастием, разобью себе голову!
Он дышал со свистом в груди, наглотавшись каменной пыли. Тугой ошейник сдавливал горло, до крови растер пузыри, оставшиеся от ожога. Глаза
блестели, как у загнанного в угол лесного зверька. Его пальцы дрожали, Олег с внезапной ясностью увидел, что красивый рыцарь не жилец на этом
свете. Точнее, на этом клочке белого света, где стоит замок барона Оцета.
- Как ты собираешься вырваться? - спросил Олег все еще без интереса.
- Не знаю, - ответил Томас отчаянно. Но здесь не доживу до воскресного дня, знаю. Довериться некому! Рабы, либо погасшие... Опять же, рабы!
Тебя знаю. Ты излечил меня, я когда-то спас тебя от псов!
Калика долго раздумывал, его руки равномерно и мощно поднимались, обрушивали острый конец тяжелого лома в щель между глыбами.
Томас почти
видел как неторопливо поворачиваются такие же глыбы в черепе калики, как в непроницаемых зеленых глазах проявляются тусклые искорки.
- Впрочем... - произнес наконец калика кротко, - нельзя людей тащить силой даже к их благу... Ежели не могут забыть о своей плоти здесь, если
страдают от того, что страдает плоть... надо их отпустить.
Томас нетерпеливо дернул плечом:
- Дьявол побери твои мудрые рассуждения!.. Кто отпустит?
- Мы, - ответил калика так же кротко.
Вечером Томаса пригнали в общий сарай, где жили невольники. Измученные люди, выпотрошенные тяжелой работой, не обращали на новичка внимания,
а Томас пробился поближе к Олегу в угол, шепнул возбужденно:
- Ты скитался много. Возможно, видел даже больше чем я таких дыр. Считаешь, убежать можно?
Олег ответил негромко:
- Убежать можно всегда. Но по железным ошейникам отыщут... В лохмотьях, опять же! Остановят в ближайших селеньях, вернут. С бароном ссориться
никто не захочет.
Томас кивнул:
- И я так думаю. К тому же я не могу уйти без... некоторого имущества. Жаль боевого коня, жаль доспехов и меча, но я бы все оставил
проклятому барону! Однако в моем седельном мешке есть старая медная чаша...
Он замолчал, испытующе смотрел на Олега. Тот сказал негромко:
- Да, я видел. Когда ты лежал раненый, я искал, чем перевязать. Почему она так нужна?
- Это священная чаша, - прошептал Томас.
- А, - протянул Олег, - ритуальная... Знаю, у каждого волхва на поясе болталась чаша. Еще при Таргитае с неба упали золотые: плуг, меч и
чаша...
Томас прошипел рассерженно:
- Не равняй священные христианские реликвии с погаными языческими!
- Ладно-ладно. Когда вырвемся отсюда, надо сперва в оружейную, ты напялишь свой железный горшок, возьмем коней, ускачем...
- Раньше я должен разбить голову барону!
- Спасение в скорости. Нас схватят.
- Но чаша наверняка в комнате барона! Он не такой дурак, чтобы хранить ее где-то в другом месте. Я лучше погибну, чем оставлю чашу!
Калика посматривал с непонятным выражением, вздохнул, тяжело заворочался в каменном углу:
- Человек безрассуден... Не в этом ли кроется простая Истина?
- Свя-той ка-ли-ка, - проговорил Томас с расстановкой. Он задыхался от ярости, жилы на шее вздулись, металлический ошейник сдавливал горло
как железные пальцы барона.- Поможешь или нет?
Глаза калики были кроткие, большие, всепрощающие. Так смотрели на Томаса с икон праведники, близкие к Христу, его двенадцать паладинов:
- Авось не соступлю и сейчас с тропки поисков Истины... В Большом Отшельничестве надо как все...
- Поможешь или нет? - простонал Томас.
- Маленько подсоблю, - ответил калика тихо.- Но больно-то не надейся.
Глава 3
Весь следующий день Томас простоял на солнцепеке привязанный к столбу посреди двора. С него сорвали одежду, челядь смеялась, бросала
объедками. Жаркое сарацинское солнце доводило до исступления. Мухи и жуки облепляли кровоточащие раны, исхлестанную спину, лезли в глаза,
ноздри, уши. Томас ругался, затем ревел как бык, наконец, охрип, голова упала на грудь, лишь стонал. Ноги подкашивались, зависал на путах.
Веревки врезались туго, до синевы.
Олег надеялся, что Томаса бросят в сарай, но пришла ночь, а несчастного рыцаря не было. Усталые камнеломы жадно поели, - возле котла с едой
дважды вспыхивали драки за единственный ломтик мяса, - затем все повалились, почти сразу раздался храп, посвистывание, тяжелые стоны.