— Ты не ошибся, назвав это место храмом, — сказала Камилла, снова переводя взгляд на долину.
— Прекрасное зрелище, не правда ли?! — воскликнул Лемюэль, к которому вернулась прежняя самоуверенность.
— Да, но я не это имела в виду.
— Вот как?
Лемюэль вдруг понял, что стук раздается вовсе не в его голове. Звук доносился из долины: настойчивый, нескончаемый бой барабанов, одновременно угрожающий и гипнотизирующий. Рокот множества барабанов поражал чудовищной дисгармонией, раздражал Лемюэля и вызывал в спине тревожную дрожь.
Едва передвигая уставшие ноги, заинтригованный Лемюэль присоединился к женщинам, стоявшим на краю плато. Положив руку на плечо Камиллы, он глянул вниз.
От удивления у него широко распахнулись глаза и даже приоткрылся рот.
— Трон Терры! — воскликнул Лемюэль.
Ариман услышал бой барабанов и в какофонии звуков, отражавшихся эхом от склона Горы, различил запрещенные с древних времен ноты. Этот звук не предвещал ничего хорошего: в долине явно происходило нечто неестественное. Воины Сехмет ускорили шаг, невзирая на огромный вес доспехов.
— Это дурное предзнаменование, — произнес Фозис Т’Кар, прислушиваясь к усиливающемуся бою барабанов. — Проклятие, мне не нравится это место. Я здесь словно слепой.
— Мы все здесь ослепли, — подтвердил Хатхор Маат и посмотрел на верховье долины.
Психическая слепота раздражала Аримана не меньше, чем Т’Кара. Как один из Свободных Адептов, он достиг значительных вершин мастерства, мог странствовать в эфире, общался с Хранителями, усвоил процедуры вызывания духов и колдовства. Все Астартес отряда Сехмет были могущественными воинами и обладали силами, о которых простым смертным оставалось только мечтать. Каждый из них в одиночку мог покорять миры, но в этом месте, лишенные своего могущества, они были простыми Астартес.
ПростымиАстартес. Эта мысль вызвала улыбку на лице Аримана. Как высокомерно это звучит.
Он по-прежнему продолжал внимательно следить за открывающейся впереди долиной, а в голове уже возникали тезисы научного трактата для его гримуара — рассуждения на тему о том, как опасны зависимость и излишняя самоуверенность.
— Из этой ситуации можно извлечь урок, — сказал он. — Нам пойдет на пользу встреча с опасностью, когда мы лишены своих сил. А то мы расслабились и скоро забудем, как сражались когда-то.
— Опять поучаешь? — проворчал Фозис Т’Кар.
— Опять, — согласился Ариман. — И опять учусь. Каждый новый опыт — это возможность что-то узнать.
— И какой же урок я могу извлечь из этой ситуации? — недовольно спросил Хатхор Маат.
Из всех троих Хатхора Маата больше остальных пугала вероятность оказаться беспомощным, и эта прогулка к Горе стала для него самым суровым испытанием храбрости.
— Мы зависим от имеющихся у нас способностей, — пояснил Ариман, прислушиваясь к ощущению вибрации, передающейся через подошвы бронированных ботинок. — И нам снова придется научиться драться так, как дерутся Астартес.
— Зачем?! — воскликнул Хатхор Маат. — Мы одарены силой. В каждом из нас имеется частица могущества Изначального Творца, так почему мы не должны этим пользоваться?
Ариман покачал головой. Хатхор Маат, как и он сам, прошел через испытание Доминус Лиминис, но его мастерство соответствовало уровню Старшего Адепта. Хатхор достиг уверенности в своих силах, но ему еще только предстояло добиться единства личности и отказаться от своего эго, чтобы перейти на высший уровень Исчислений. На это были способны лишь немногие из Павонидов, и Ариман подозревал, что Хатхор Маат не относится к их числу.
— Ты с таким же успехом мог бы послать нас сражаться голыми руками, — продолжал Хатхор Маат.
— Возможно, настанет момент, когда так и придется сделать, — сказал Ариман.
Тропа стала еще круче, а бой барабанов — громче, словно отвесные стены ущелья усиливали звуки. Взгляд Аримана, как это часто бывало в последнее время, притягивала громада Горы. Вершину он не видел, ее заслонял уходящий бесконечно вверх склон, над которым нависало безоблачное небо, ставшее из желтого уже коричневато-оранжевым.
Здесь естественное происхождение этой величественной вершины казалось еще менее вероятным. Слишком правильными были ее пропорции, слишком приятны глазу ее формы, а добиться таких изящных линий и изгибов не смогли бы никакие природные силы. Ариману уже приходилось видеть столь совершенные произведения искусства.
На Просперо.
Пирамиды Витрувия и храмы братств Тизки строились с учетом принципа золотого сечения и числовых последовательностей из «Книги абака». При сооружении Города Света Магнус Красный усовершенствовал эти принципы, и от красоты и великолепия столицы у всех, кто ее видел, захватывало дух.
Куда бы ни посмотрел Ариман, везде он видел свидетельства геометрического совершенства, словно создатель Горы тщательно изучил божественные пропорции древних, а потом сотворил этот участок суши по их проекту. Завитки спиралей образовывали на земле безукоризненные изгибы, каменные столбы располагались через точно выверенные промежутки, а каждый поворот склонов и стен ущелий шел под строго определенным углом. Ариман мог только гадать, что за причина послужила основанием для создания столь величественного геоморфологического сооружения.
Устье долины направляло звук барабанов в их сторону, громкость то увеличивалась, то уменьшалась, как поначалу показалось Ариману, совершенно произвольно. Но затем его усиленные чувства подсказали, что это не так.
— Оружие к бою! — приказал он.
По его команде одновременно поднялось пять десятков стволов — штурмболтеры, огнеметы и недавно принятые на вооружение автоматические многоствольные пушки, способные выпускать по тысяче зарядов в минуту. Официально их называли штурмовыми пушками, но столь неблагозвучное имя не соответствовало мощи предыдущей инкарнации орудия, и нумерологические исследования привели к тому, что в Легионе Тысячи Сынов осталось ее прежнее обозначение — «Жнец».
Адепты Механикум не обладали ни знаниями, ни достаточной интуицией, чтобы понять значение имен и ужас, внушаемый удачно выбранным названием. Согласно нумерологии, числом пушки была девятка, и, поскольку Легион Тысячи Сынов образовывал Песеджет из девяти братств, название пушки отлично прижилось.
Ариман вызвал в памяти мантры, позволяющие прибегнуть к низшим Исчислениям, чтобы замедлить процессы в усиленном организме, лучше усваивать информацию и не поддаваться страху, находясь в окружении врагов. В обычных условиях после чтения мантр его восприятие значительно обострялось и окружающий мир становился будто прозрачным, но рядом с Горой все пространство представлялось абсолютно безжизненным и непроницаемым.
Впереди забрезжил рассеянный свет факелов, затем появились огни костров. Вибрация, передающаяся по земле, казалась Ариману сердцебиением самой Горы. Неужели и он кажется кому-то ничтожной букашкой, ползущей по огромному телу, которую так легко смахнуть?
— Загайа! — скомандовал Ариман, и воины Сехмет образовали позади него ступенчатый треугольник. В других Легионах это построение было известно как «наконечник копья», и хотя Ариману нравилось это грубоватое и ясное обозначение, он предпочитал древнее название, которому его научил Император на острове-крепости Дименсландт.
К нему подошел Фозис Т’Кар, и Ариман отметил жажду жестокости, обуревающую собрата-капитана. В дальней части его мозга возник вопрос: почему он всегда называл Фозиса Т’Кара своим приятелем, но не другом?
— Какие будут приказания? — послышался взволнованный и напряженный голос Хатхора Маата.
— Никакого насилия без моей команды, — ответил Ариман, включая общий для всего Сехмет вокс-канал. — Это разведывательная миссия, а не военная.
— Но будьте готовы к тому, что она станет военной, — возбужденно добавил Фозис Т’Кар.
— Сехмет, умерить темперамент, — приказал Ариман и при помощи Исчислений изменил алхимию своего организма. — Соедините раздражительность с флегматичностью и на первый план выведите оптимизм.
Ариман услышал, как негромко забормотал Хатхор Маат. Обычно Павонид мог управлять состоянием духа сознательно, но, лишившись доступа к эфиру, Хатхор, как и все остальные, был вынужден прибегнуть к дисциплине, концентрации и самообладанию.
Долина расширилась, и на гребне склона Ариман увидел цепочку фигур, напомнивших ему легендарных воинов Леонида, сражавшихся и погибших у Фермопил. При виде возможных противников он не испытал ни ненависти, ни страха. От этих эмоций его избавляли низшие Исчисления.
Воины агхору в одеяниях цвета заката, в кожаных доспехах и с длинными фалариками в руках представляли собой точное воплощение варварских племен Древней Терры. Но их внимание было приковано не к отряду, вторгшемуся в долину, а к чему-то в нижней ее части, чего Ариман не мог видеть за склоном.
Пальцы Аримана крепко сжали обтянутую кожей рукоять болтера. Воины наверху обернулись на звук тяжелой поступи Астартес, и он увидел, что их лица закрыты масками из полированного стекла. Безжизненные и невыразительные маски напомнили ему посмертное покрытие из листового золота, накладываемое на лица микенских царей, чтобы скрыть их гниющую плоть.
На последнее заседание Рехахти Магнус пригласил для переговоров Ятири, вождя племен агхору, обитавших в окрестностях Горы. Горделивый вождь пришел в простой шатер Магнуса в одеянии шафранового цвета и церемониальной зеркальной маске, принятой среди его народа. Ятири был вооружен фаларикой и посохом-хекой, не слишком отличавшимся от тех, которыми пользовались капитаны Тысячи Сынов. Несмотря на столетия изоляции, отделявшие Агхору от Империума, Ятири говорил четко и плавно и настойчиво просил Астартес воздержаться от посещения долины. Он сказал, что это священное для его народа место.
«Священное» — именно так он и сказал.
Подобное выражение могло вызвать гнев у многих Легионов Астартес, но Тысяча Сынов понимали первоначальный смысл этого термина — «ничем не оскорбленное, доброкачественное, значительное» — и не придавали внимания значению, относящемуся к религии. Для них это было место, «лишенное несовершенства». Просьба Ятири кое у кого вызвала подозрения, но Магнус дал слово, что Тысяча Сынов с уважением отнесутся к просьбе вождя.
И до сего момента так оно и было.
Сехмет поднялись на гребень долины, и агхору расступились, блеснув лезвиями фаларик. Подобное оружие не могло испугать Аримана, однако он не хотел начинать войну, в которой не было необходимости.
Он продолжал идти навстречу воинам агхору размеренным шагом и вдруг изумленно уставился на представших перед его глазами стражей долины.
Храм братства Пирридов на Просперо представлял собой огромную пирамиду из посеребренного стекла с вечно горящим огнем на вершине, выполненной в форме крестоцвета. А вместо золотых идолов, которые обычно стояли в храмах других братств, в пирамиде возвышалась боевая машина Легио Титаникус.