Потому и тянут с правдивым ответом. А сами, я уже выведал у слуг, собираются ночью удрать из города. А то из твоего тцарства вовсе.
Тцар в бессилии стиснул кулаки. Постельничий тупо смотрел на могучие руки тцара, покрытые чёрными волосами. Хоть изнежен, хоть сам в корыто с водой не переступит без поддержки, но боги дали ему могучее тело, облик воина и могучий голос, который обычно звучит тихо и умоляюще, словно он не тцар, а приглашённый звездочёт.
-Что советуешь? Постельничий сказал робко:
-Послушаться тцарицу... Она просит не так уж и много.
-Что она хочет?
-На этот раз всего лишь покаяться в своих проступках Верховному волхву. Чтобы тот назначил ей жертву богам и очистил её от их имени.
Тцар вскочил.
-Что?
Постельничий рухнул на колени:
-Прости... но она просит не так уж и много.
Тцар развел руками:
-Ну, если это всё...
-Увы, - добавил постельничий, - тут маленький пустячок. Она не доверяет волхвам Барбуса. И вообще волхвам Барбуссии. Всё-таки она дочь тцара Славии, привыкла к своим храмам, своим богам. И хотя здесь жила по нашей правде, но перед смертью жаждет открыть душу и очиститься только перед волхвами Славии.
Тцар потряс огромными ручищами.
-Ты понимаешь, что речёшь? До Славии полтыщи верст, но и то для наших Змеев - раз плюнуть. Только где я отыщу там волхвов? К тцару Славии не обратиться, у нас почти война. Если бы там был прежний тцар Панас, а так там Рулад, тот ради родной дочери пальцем не шелохнёт. Правда, можно послать верных людей тайком, чтобы выкрали пару волхвов... А что? Если надо, приведу и в цепях. Не в тцарице дело, а никто не смеет противиться моей воле...
Всегда тихий, он разволновался так, что сейчас голос его гремел, как раскаты грома. Постельничий втягивал голову в плечи, горбился, а когда раскаты стали чуть тише, пролепетал робко:
-Ты мудрый, ты придумаешь. Но помни, что она может не дождаться утра.
-Что-о?
-Я подслушал разговор твоих лекарей. Потому и хотят бежать сегодня ночью.
Он сжался, ожидая яростной вспышки, но тцар, к его удивлению, обмяк, осел на троне, как снеговой сугроб под лучами весеннего солнца. Лицо внезапно постарело, и постельничий ощутил, что могучий тцар в растерянности.
Стражи с той стороны двери вздрогнули и выронили оружие, когда из тцарских покоев раздался мощный рык:
-Кленок, ко мне!
Когда молодой воин по имени Кленок вбежал в покои, тцар стоял полуодетый посреди палаты. Страж опустился на колено, тцар сказал непривычно звучным голосом:
-Встань и слушай. Бери лучшего коня, скачи к воеводе Рагнару Белозубому. Пусть в чём есть, не медля, садится на коня и скачет с тобой. Приведи его в мои покои. Только быстро! Одна нога здесь, другая - там!
Кленок, пятясь, выскочил из палаты. Никогда не видел тцара в такой растерянности и торопливости.
Конюх не стал задавать вопросы, позволил выбрать лучшего в скачке коня, и вскоре ворота распахнулись. Он выметнулся, как вольный ветер, копыта стучали, конь радостно встряхивал гривой и нёсся как стрела, сам отдавшись бегу.
В тереме Рагнара горел свет, из окон доносились удалые крики, песни. Ветерок донес запах браги и хмельного мёда. Кленок набросил повод на крюк коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокое крыльцо.
В главной палате было шумно, за тремя длинными накрытыми столами веселились крепкие могучие воины.
Кленок набросил повод на крюк коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокое крыльцо.
В главной палате было шумно, за тремя длинными накрытыми столами веселились крепкие могучие воины. За двумя столами старались перекричать один другого в песнях, за третьим смеялись и со стуком сдвигали кружки, расплескивая красные капли. Псы шныряли под столами, грызлись из-за костей с обильными остатками мяса.
Воевода Рагнар по прозвищу Белозубый восседал за третьим столом. Он ничем вроде бы не выделялся среди воинов - ни одежкой, ни стулом с резной спинкой, разве что ростом и шириной плеч, но Кленок безошибочно направился к нему. Воеводой Рагнар стал не за белые зубы, а за отвагу и умелость в битвах, а Белозубым прозвали за привычку скалить зубы и шутить даже в самых кровавых схватках.
-Воевода, - сказал Кленок торопливо, - тебя изволит видеть наш светлый тцар.
Рагнар удивился.
-С чего бы?
-Он в гневе, - сказал Кленок. - Что-то случилось. Тцарица умирает! Тцар велел тебе прибыть немедленно.
На веселом лице воеводы промелькнула тревога. Он покосился на хмельных гуляк, те разговаривали, смеялись, хвастались, бранились и тут же обнимались, клялись в вечной дружбе, никто не слышит, и он спросил осторожно:
-Он что-то сказал еще?
-Нет. Только ехать в том, в чём застану.
Кленок смотрел на него с обожанием, Рагнара Белозубого любили все, от воинов и до последних простолюдинов. За дальним столом как раз поднялся немолодой воин, поднял чару:
-За нашего храбрейшего из воевод - Рагнара Белозубого!
-Слава! - закричали за столами.
-Слава!
-Будем!
Рагнар поднялся, поклонился, залпом осушил кубок, а пока воины радостно орали, чокались краями серебряных кружек, шепнул:
-Тцарская воля - закон. Быстро оседлай моего коня, я сейчас выйду.
Кленок выскользнул, на него внимания не обращали, в палате чадно, пахнет подгорелым мясом, душистыми травами. Перегретый воздух колыхается так, что, проведи здесь двугорбого коня, и тогда не заметят в пьяном угаре.
Воевода вышел на крыльцо, как и обещал, в той же одежде, только набросил поверх рубашки кольчугу тонкой работы. Русые кудри убрал под шлем, край надвинул на самые брови, глаза тревожные, видно даже в ночи. Слабый свет полумесяца блестел серебром на широко разнесенных плечах.
-Конь готов?.. Молодец. Ну, боги всё видят...
Кленок сбегал к темным воротам, стражей не было, пируют вместе со всеми. Тяжёлые створки загрохотали навстречу ночи, раздвинулись, как крылья ночной бабочки. Дорога загрохотала под крепкими копытами быстро и предостерегающе.
Рагнар скакал насупленный, в лице тревога проступала всё отчетливее. Мальчишка раздирался от сочувствия: обычно тихий, как будто пришибленный тцар сейчас грозен, лют и явно несправедлив в гневе, но воеводе бояться нечего, он у тцара самый лучший, тцар его ценит, не зря же в трудный час позвал именно его...
Конь воеводы поравнялся с ним, лицо воеводы в ночи казалось бледным, как у мертвяка, а вместо глаз зияли тёмные впадины. Голос прозвучал глухо:
-Ты хоть слышал... из-за чего я тцару мог понадобиться так срочно?
-Не знаю, - ответил Кленок, но, увидев, как ещё больше омрачилось лицо любимого воеводы, добавил торопливо, - там всё по-прежнему, только тцарица вроде бы - совсем плоха.
Ему показалось, что воевода вздрогнул.