— А если мы нарвёмся на наводчицу мафии?!
— Так это же ещё лучше. Она сразу даст знак, что какой-то тип много выиграл, и раз в жизни сделает это с чистой совестью и моральным удовлетворением.
Януш с минуту молчал над бокалом вина.
— Думаю, что надо будет попробовать провернуть такой номер, — проговорил он, задумчиво глядя мимо меня. — Разумеется, на эту роль нужен кто-нибудь из новеньких, потому что тех наших работников, которые обычно дежурят на скачках, эти типы уже знают в лицо и не попадутся.
— Ну-ка, ну-ка, — подозрительно перебила я. — Уж не к себе ли ты эту героическую роль примеряешь?
— Мне кажется, что я очень неплохо бы подошёл…
— Но я совершенно не желаю, чтобы тебя убивали!! Ты с ума спятил, наверное?! Ты же на пенсии!
— Да им никого не надо убивать, ты что! Цель операции не в том, чтобы убирать с этого света бывших работников полиции, а в том, чтобы поймать на месте преступления бандитов! У нас и так мало людей. У меня будут вооружённые телохранители, все ведь знают, чего от этих сукиных детей ждать.
Я сразу же решила, что буду сама его караулить. И немедленно принялась обдумывать какие-нибудь другие, менее рискованные способы действий.
— Но с этим знакомым Мети вы все равно должны поговорить! Кроме того, дипломатично переговорить с кассиршами, уж не знаю как, полиция это умеет… Надо разговорить их, чтоб откровеннее были. И чтобы с другими рот на замке держали! Может быть, от них что-нибудь узнаете. И разумеется, надо караулить того выродка в больнице, может, к нему дружки с визитом придут!
— Успокойся, это и так делается. Пока что у него с визитом была одна-единственная девушка, полька. Может, эта девица и знает его дружков, но она нас уверяла, что нет, при этом её заверения выглядели вполне правдоподобно. Очень красивая и смертельно глупая. На коварство и изощрённое враньё, вероятнее всего, просто не способна. Кажется, этот тип в основном жил у неё…
Я немного пришла в себя и стала размышлять менее истерично. Меня изрядно огорчило известие, что убийцы, должно быть, сумели совершить идеальное преступление. Они не оставили никаких следов, даже не вошли в квартиру кассира, а отпечатки пальцев на внешней ручке двери оказались совершенно смазанными и затёртыми. Даже если бы убийц узнали свидетели, та панн с пёсиком и знакомый Мети, это ни о чем не свидетельствовало бы. Так, весьма косвенная улика. Бандиты без ущерба для себя могли даже признаться, что получили деньги от того выигравшего типа, заявив при этом, что вовсе они не нападали, просто попросили, чтобы он одолжил им небольшую сумму, и он вполне охотно согласился. А уж от убийства они бы и вовсе открестились. Пришли, дескать, в этот дом, потому как думали, что именно тут живёт один такой, который хотел купить подержанный телевизор, но оказалось, что это не здесь, а где-то ещё. Можно пытаться доказывать их вину до посинения, все равно толку не будет. Ужас просто…
Размышляла я вслух. Януш согласно кивал головой, признавая мою правоту. Я ещё больше огорчилась.
— Вот почему нам так важно поймать их на месте преступления, — проговорил он успокаивающим голосом. — Шантаж и грабёж — это все очень хорошо, но попытка убийства была бы лучше. Внутренним взором я увидела амбала с обрезом — поговаривали, что они маниакально обрезают любое оружие, только я не представляла, с какой стороны, — который выпускает в спину одного мужика, который мне исключительно дорог, пулю, которая вылетает из ствола, который как-то там обрезан, и почувствовала прилив воистину сказочного спокойствия…
* * *
Пришли они вдвоём. Входные билеты я им сама лично устроила через пани Зосю, ничего не заподозрившую, поскольку я много раз брала у неё билеты для своих совершенно невинных друзей и знакомых. Они вовсе не скрывали своего знакомства с нами, и Метя был немало удивлён, когда обнаружил, что он оказался на ты с двумя типами, которых до этого в глаза не видел.
— Я так понимаю, что один из них твой? — спросил он меня на ухо шёпотом, сгорая от любопытства. — А который?
— Тот, что постарше и покрасивее, — шепнула я в ответ. — У меня всегда было высоко развито эстетическое чувство. Но молчи!
— Это и ежу ясно, сам понимаю. Ну да, мужик ничего, покрасивей черта. А почему ты за него замуж не идёшь?
— Ты чего, с ума сошёл? Зачем?! Чтобы все документы менять? И сколько у меня по жизни будет тогда фамилий?!
— Ну да, это неплохой аргумент… Оба наших гостя явно развлекались на все сто. О скачках они знали только то, что сказала им я. Может быть, инструкции я давала им слишком небрежно, поэтому они корректировали свои знания на месте.
— Слушай, объясни мне все своими словами, потому что они все тут разговаривают так, что совсем мне заморочили голову, — потребовал капитан Ройский, который выступал в качестве двоюродного кузнеца неведомого слесаря.
— Смотри, — начал Януш, показывая ему программку, — вот тут — две лошади одного и того же тренера. Тут Липецкий и там Липецкий, видишь? Если в последовательности ставят на двух таких лошадей, это означает, что ставят на одно тренотделение. Просек?
— Это я, кажется, просек… Давай дальше.
— И если у кого-то есть купон с такой ставкой, а кто-то ещё хочет сыграть с ним по этому купону, то вежливо просит, чтобы первый его впустил в конюшню…
— И точно так же входит к этому.., как его… Краковяку? Потому что тут все так говорят об этом, словно собираются к этому Краковяку домой.
— Нет, не домой. А сюда. То же самое, что с конюшней. И не Краковяк, а Куявский. Кто-то поставил триплет или квинту, начиная лошадью, на которой скачет Куявский. А у другого этого Куявского нет, и ставить уже поздно. И вот он бежит к первому и просит, чтобы тот впустил его к Куявскому. За деньги — вернёт ему часть ставки — или в обмен. А у этого второго может быть та ставка, которой у первого нет, вот они и кооперируются.
— Каждое слово по отдельности я как будто даже понимаю, — сказал, поразмыслив, капитан Ройский. — Но общий смысл для меня совершенно теряется. Может быть, попробуем на примере.
Я оставила их, когда они договаривались, кто на какого жокея будет ставить, чтобы потом «войти» друг к другу, а сама отправилась в кассу, потому что я-то, в конце концов, на скачки приехала не затем, чтобы преступников ловить. Я на ипподром поиграть приезжаю и на лошадей посмотреть. Ловля преступников оказалась дополнительным развлечением, весьма раздражающим.
Под конец скакового дня ловцам стало ясно, что единственным визитом в злачные места дело не обойдётся. День оказался дохлый, никаких крупных выплат, даже квинта дохлая, всего-то девять тысяч с ерундой. Никто не имел возможности разбогатеть, разве что ставил миллионы, но и тогда он всего-навсего получил бы свои миллионы обратно плюс ещё совсем капельку. Не о чем говорить. Мафия наверняка не нашла для себя поживы.
После этого я привела их на скачки только в воскресенье, потому что входные билеты от пани Зоей могла получить только в субботу. Воскресенья часто бывали хилые, а самые грандиозные сенсации случались в среду. На среду не надо было их уговаривать, они сами рвались. Я за них чуть со стыда не сгорела, потому что идиотами они притворялись потрясающе. Каждый свой выигрыш разглашали на все четыре стороны, ставя всем кругом все равно что: коньяк, пиво, кофе… Причём совершенно неважно было, что выигрыш составлял тысячу злотых. Спасало их только то, что они делали это с обаянием, а то мне пришлось бы утопиться.
— Это вам обязательно.., так себя вести? — в отчаянии спросила я у своего личного полицейского.
— А как ты себе это представляла? Они охотнее всего нападают на кретинов. Кроме того, наблюдающему должно быть ясно, что ни один из нас, двух дураков, не скрывает своих выигрышей.
— Не скажу, что именно вы выигрываете, чтобы не выражаться.., конкретно говоря, дерьмо. В случае крупного выигрыша, хотя вы не обязательно должны его получить…
— Не ломись в открытые двери…
— Так вот, в случае крупного выигрыша вы должны вести себя совершенно иначе. Остолбенелое молчание, потом один страшный крик, прыжки на месте и что-нибудь в таком роде. Потому что тогда шутки кончатся, начнётся лестница…
— Так точно, уважаемая пани. Ясно. Будет сделано.
Было мне все-таки очень и очень не по себе, потому что мне казалось, что это я, несчастная, сама веду полицейскую операцию. Меня это слегка оглушило, мысли рассеивались, но я упрямо пыталась отвлечься и заниматься ещё и лошадьми?
В среду разыгрывались семь скачек. В третьей я выбрала лошадь из паддока, на неё совсем не ставили, а скакала на ней Яжиняк, девочка, за которой я в последние дни следила, потому что ей не везло. Скакала она замечательно и усердно рвалась вперёд. Может быть, она так же, как Зигмусь Осика, хотела стать жокеем, прежде чем выйдет замуж и начнёт рожать детей, что, впрочем, Зигмусю Осике не грозило. Лошадь была в форме, а тренер её ещё не стал тренером, против фамилии стояло «и, о.» Чтобы получить полные права, у его лошадей должно было быть сто побед, поэтому их с Яжиняк интересы совпадали, и они согласно использовали всякую возможность.
— Ставьте на пятёрку, — сказала я шёпотом двум этим чокнутым, хотя для того, чтобы добиться своей цели, им совершенно не обязательно было выигрывать по правде. — Это будет фукс, а она обязательно победит, поэтому делайте что хотите. Начните с неё триплет, настройтесь на квинту.., хотя нет, уже поздно! Ставьте последовательность, что ли… Но все — с ней!
— Кажется, я начинаю понимать, что означают слова «все — с ней», — сказал с великим облегчением капитан Ройский, а я сразу замолчала. Я с ним разговаривала тоже «на ты», хотя знала его третий день, и вдруг сообразила, что забыла, как его зовут! Господи, какое идиотское положение…
Я с большим усилием подавила панику и наклонилась к Янушу.
— Ради Бога, как его зовут?! — в отчаянии прошептала я.
— Анджей, — понимающе шепнул он.
— Ендрусик, — произнесла я слабым голосом, — ступай в кассу и скажи там такие слова:
«В третьей, пожалуйста, последовательность пять-два, пятёрка верхом и к ней стенка». Заплатишь тридцать тысяч, а выиграть можешь сто двадцать. И сделай это, пожалуйста, громко…
— А если бы я рискнул шестьюдесятью тысячами? — спросил с любопытством Ендрусик.
— Тогда добавь: «Два раза». Только не спутай с дублетом!
Ендрусик, он же капитан Ройский, до сих пор совершенно чужой мне человек, вдруг ставший родным и близким, поднялся и пошёл в кассу. Януш схватил меня за руку и силой посадил за стол, где мы пировали.
— Мне совершенно необходимо знать, что ты ему только что сказала.
Я вздохнула и сосредоточилась. Сама я ставки уже сделала, так что могла посвятить время объяснениям до самого старта.
— Ввели новые ставки. Тебе объяснять, как дураку?
— Даже как совсем дураку.
— Отлично. Последовательность ты знаешь, две лошади в обе стороны. Первая-вторая, вторая-первая, неважно, в каком порядке они придут к финишу, один черт. У нас так было всегда, если участвовало больше пяти Лошадей. Во всем мире считается только в одну сторону, только первая-вторая. Вторая-первая уже выигрыша не принесёт. Ясно?
— Ясно. Например, пять-два. Два-пять можно сразу выкинуть в урну.
— Вот именно. В последнее время у нас ввели новшества, можешь играть двух лошадей в определённом порядке, тем самым называя победителя. А можешь играть старую последовательность, в обе стороны. Вот новый вариант я ему и посоветовала. Тут аккурат пятый номер выигрывает, а за ней все, что угодно, то есть стенка. Если пятёрка проиграет, значит, проиграешь и ты.