Мистер Уллман-то велит один день топить в западном крыле, другой — в середине, а после того — в восточном. День-деньской «гав-гав-гав», прямо как одна из тех шавок, что тяпнет за ногу, а потом побежит да обделает весь коврик. Кабы мозги были черным порошком, ему носа было б не высморкать. Иногда такое видишь, аж зло берет, что не из чего стрельнуть.
Глядите сюда. Тянешь за эти колечки — открываются и закрываются трубы. Я все вам пометил. С синими бирками идут в номера в восточном крыле. Красные бирки — середка. Желтые — западное крыло. Соберетесь протопить в западном крыле, не забудьте, что оно-то погоду и ловит. Как задует, комнаты делаются холодными, ни дать ни взять фригидная баба, у которой все нутро льдом набито. В те дни, когда топишь в западном крыле, можно догнать давление до восьмидесяти. Сам бы я так и сделал.
— Термостаты наверху… — начал Джек.
Уотсон неистово замотал головой, так, что волосы пружинисто запрыгали.
— Они не подсоединены. Просто показуха. Кой-кто из калифорнийцев думает, что коли в их спальне, гори она огнем, пальму не вырастишь, дак это непорядок. Тепло поднимается отсюда, снизу. Но за давлением смотреть все ж таки приходится. Видите, ползет?
Уотсон постучал по основной шкале. Пока он вел свой монолог, стрелка уползла со ста футов на квадратный дюйм к ста двум. Джек вдруг почувствовал, что по спине быстро пробежали мурашки, и подумал: Гусь прошел по моей могиле. Тут Уотсон крутанул колесо, сбрасывая давление. Раздалось громкое шипение, и стрелка вернулась на девяносто один. Уотсон завернул вентиль до упора, и шипение неохотно стихло.
— Ползет, — сказал Уотсон. — А сказать этому жирному дятлу, Уллману, так он повытаскивает конторские книги и битых три часа будет выпендриваться, что аж до тысяча девятьсот восемьдесят второго года новый котел ему не по карману. Говорю вам, когда-нибудь все тут взлетит на воздух, и одна у меня надежда — что ракету поведет этот жирный ублюдок. Господи, хотел бы я быть таким же милосердным, как моя мать. Она в каждом умела найти хорошее. Сам-то я злющий, как змей с опоясывающим лишаем. Не может человек ничего поделать со своей натурой, провались оно все.
Теперь запомните вот что: сюда надо спускаться два раза: днем и разок вечером, до того, как умаялся. Приходится проверять давление. Забудешь — а оно поползет, поползет, и очень может быть, что проснетесь вы всей семейкой на луне, чтоб ей пусто было. А чуток скинешь — и все, никаких хлопот.
— Какой у него верхний предел?..
— Ну, считается, что двести пятьдесят, но теперь-то котел рванет куда раньше. Коли эта стрелка дойдет до ста восьмидесяти, меня никакими коврижками не заманишь спуститься и стать рядом.
— Автоматического отключения нет?
— Не-а. Когда его делали, такое еще не требовалось. Нынче федеральное правительство во все сует нос, а? ФБР вскрывает почту, ЦРУ сажает жучков в поганые телефоны… видали, что стряслось с этим… Никсоном. Жалостное было зрелище, да?
Но ежели просто ходить сюда регулярно и проверять давление, все будет в лучшем виде. Да не забудьте переключать трубы так, как он хочет. Больше сорока пяти по Фаренгейту ни в одном номере не будет… разве что зима выдастся шибко теплая. А в своей квартире топите сколько влезет.
— Как насчет водопровода?
— О’кей, я аккурат к этому подхожу. Вон сюда, под арку.
Они прошли в длинное прямоугольное помещение, которое, казалось, тянется на мили. Уотсон потянул за шнур, и единственная семидесятипятиваттная лампочка залила бледным колеблющимся светом пространство, где они стояли. Прямо перед ними находилось дно шахты лифта; к блокам футов двадцати в диаметре и массивному, облепленному грязью мотору спускались провода в замасленной изоляции.
Повсюду были бумаги — уложенные в стопки, связанные в пачки, сложенные в коробки. Некоторые картонки были подписаны: Документы, Счета или Квитанции — НЕ ВЫБРАСЫВАТЬ! Едкий запах отдавал плесенью. Часть коробок развалилась, выплеснув на пол пожелтевшие хрупкие листки, которым, по-видимому, было лет двадцать. Джек зачарованно огляделся — тут, по-видимому, находилась вся история «Оверлука», погребенная в гниющих коробках.
— Не лифт, а сука, только и знает, что ломается, — сказал Уотсон, ткнув в него пальцем. — Я знаю, чтоб держать ремонтника подальше от этой сволочи, Уллман кормит госинспектора по лифтам потрясными обедами. Ладно, тут у вас — центральный узел водопровода. — Прямо перед ними уходили в высоту, теряясь в темноте, пять больших труб, каждая была обернута изоляцией, перехваченной стальными обручами.
Уотсон указал на затянутую паутиной полку рядом с шахтой. Там валялось несколько грязных тряпок и блокнот с отрывными листками.
— Там схема водопровода, — сказал он. — Думаю, с протечками проблем не будет — сроду не бывало, — но трубы нет-нет да и промерзают. Единственно, как можно это предотвратить, — ночью немного ослабить краны, но их в этом хреновом месте сотни четыре. Попадись счет за воду на глаза этому жирному педику, что сидит наверху, он так разорется, в Денвере услышат. Разве не так?
— Я бы сказал, потрясающе тонкий анализ.
Уотсон восхищенно взглянул на Джека:
— Эй, приятель, вы, кажись, и впрямь из образованных. Говорите прямо как по-писаному. Я такое дело крепко уважаю, коли человек не этот… не голубой… А их пруд пруди. Знаете, кто несколько лет назад расшевелил студентов побуянить? Пидеры, вот кто. Они разочаровались, и пришлось им пойти на разрыв. Они это называют «вылезти из чулана». До чего мы так докатимся, елки-палки, уж и не знаю. Ну так вот, ежели вода замерзнет, скорей всего замерзнет она в этой шахте. Нет обогрева, понятно? На этот случай тут имеется вот что. — Он полез в сломанный ящик и достал маленькую газовую горелку.
— Как обнаружите лед, так просто отмотайте изоляцию и грейте. Ясно?
— Да. А если труба замерзнет выше центрального узла коммуникаций?
— Коли работать, как положено, и топить, такого быть не может. Все равно к другим трубам не пробраться. Да ладно, чего из-за этого переживать. Все будет нормально. Ну и погано же тут внизу! Полно паутины. У меня от нее аж мороз по коже, такое дело.
— Уллман рассказывал, первый зимний смотритель убил всю семью и покончил с собой.
— А, тот парень, Грейди. Я, как увидел, сразу понял — ненадежный человек, ухмылялся все время, чисто кот, что сметану слизал. Они-то тогда только начинали, а уж этот жирный болван Уллман и Бостонского душителя нанял бы, согласись тот работать за гроши. Лесничий из национального парка, вот кто их нашел, телефон-то не работал. В западном крыле наверху они были, на четвертом этаже, окоченели в камень. Девчушек больно жалко. Шесть и восемь. Сообразительные, что тебе мальчишки-рассыльные. Ах, черт, вот была беда! Уллман-то, когда сезон кончается, управляет каким-то поганеньким дешевым курортом во Флориде, так он — самолетом в Денвер и нанял сани, чтоб добраться сюда из Сайдвиндера, потому как дороги были перекрыты… Сани, можете себе представить? Он себе пупок надорвал, только б дело не попало в газеты. Признаться, ему это здорово удалось. Была заметочка в «Денвер пост», ну и, конечно, та вонючая газетенка, что издают в Эстес-Парк, укусила. Но и только. Здорово, коли учесть, что за репутация у этого места. Я так и ждал, что какой-нибудь репортеришка раскопает все по новой и просто вроде как втиснет Грейди туда же, чтоб оправдаться, на кой он копался в старых скандалах.