Через час по его душу отправилось бы полсотни бандитов.
Но у нее имелись свои собственные планы и сроки. Именно поэтому Курц позволял ей использовать себя. Смерть Гонзаги устраивала их обоих – но что дальше? Женщина не могла стать доном. Малыш Героин все равно остался бы прямым наследником того, что осталось от некогда могучей Семьи Фарино. Хотя без купленных Гонзагой судей и связей в комиссии по досрочному освобождению Малыш Героин мог заторчать в тюрьме строгого режима еще на немалое количество лет.
В чем же заключался план Анжелины? Просто держать братца в тюрьме, пока она будет устранять своего насильника Эмилио Гонзагу и пытаться взять в свои руки более или менее крепкую власть? Если так, то план очень опасный, и не только потому, что в случае неудачи покушения гнев Гонзаги будет ужасным, но и потому еще, что в конечном счете в игру вступят другие семейства – почти наверняка за счет Анжелины, – а Малыш Героин уже продемонстрировал готовность, а вернее сказать, стремление повыгоднее продать свою сестру.
Но если бы ей удалось возложить ответственность за убийство Гонзаги на этого крикуна, этого недоделанного парня, этого сумасшедшего Джо Курца… Такой сценарий, пожалуй, действительно мог сработать, особенно если Джо Курц сам будет мертв до того, как наемные убийцы, посланные Малышом Героином или Гонзагой, или люди из нью-йоркских семей сумеют добраться до него.
Да, умение выживать было сильной стороной Джо Курца, но он все хуже и хуже представлял себе, каким образом сможет сделать все, что был обязан сделать, а после всего выбраться из этой передряги живым.
И ведь оставалась еще история с Фрирсом и Джеймсом Б. Хансеном. И Дональд Рафферти. И Арлена, которой требовалось 35 000 долларов, чтобы расширить их бизнес.
Внезапно у Курца резко заболела голова.
[32]
и еще из Хьюстона, Джексонвилля, Олбани и Колумбуса, штат Огайо. Оставшиеся четыре еще не прибыли.
– Вы их читали?
– Просмотрела.
– Что-нибудь нашли?
– Да, – ответила Арлена. Она с сосредоточенным видом стряхнула пепел с сигареты. – Могу держать любое пари, что мы – единственные, кто когда-либо взглянул одновременно на все эти убийства семей. Или хотя бы на два из них.
Курц пожал плечами:
– Несомненно. Каждый раз местные копы рассматривали случившееся как убийство местным психом своего семейства, и притом обнаруживали в сожженном доме труп убийцы. Каждое дело было, как положено, открыто и закрыто. С какой стати они должны сопоставлять его с другими случаями, о которых они даже слыхом не слыхивали?
Арлена улыбнулась.
Курц повесил куртку, поправил засунутую за пояс кобуру с 40-дюймовым «СВ» и принялся за чтение.
Всего через пять минут он обнаружил то, что искал.
– Зубной врач, – сказал он. Арлена кивнула.
В каждом из убийств/самоубийств идентификация обожженного тела убийцы осуществлялась по татуировкам, драгоценностям, старым шрамам в атлантском случае – но прежде всего по зубным картам. В трех случаях – Фрирс/Хансен (Чикаго), Мерчисон/Кэйбл (Атланта), Уайттекер/Сешн (Олбани) – оказывалось, что дантист убийцы живет в Кливленде.
– Говард К. Конвей, – сказал Курц.
Глаза Арлены ярко блестели.
– А вы видели подписи дантистов в других делах?
Настала очередь Курца кивнуть. Различные имена. Но все из Кливленда. И почерк тот же самый.
– Может быть, наш доктор Конвей просто лечит зубы всем психопатам страны. Возможно, он был дантистом и Теда Банди.
– Угу. – Арлена погасила сигарету и подошла к столу Курца. – А как насчет других примет, по которым проводилось опознание? Татуировка в случае убийства Хансенов. Шрам в случае Уайттекера.
– Я предполагаю, что Хансен сначала находит себе замену для пожара – какого-нибудь бродягу, или мужчину-проститутку, или кого-нибудь еще, кто подвернется под руку, убивает его, сохраняет труп, а потом делает себе соответствующее украшение. Если у трупа есть татуировка, он рисует себе такую же и демонстрирует всем и каждому. Какая разница. Ведь это всего лишь на несколько месяцев.
– Иисус!
– Мне потребуются его теперешние… – начал Курц.
Она вручила ему визитную карточку со служебным адресом доктора Говарда К. Конвея.
– Я позвонила туда утром и попыталась договориться о приеме, но оказалось, что доктор Конвей почти полностью отошел от дел и не принимает новых пациентов. К телефону подошел какой-то человек помоложе и шуганул меня. Я обнаружила упоминания о докторе Конвее, относящиеся к самому началу пятидесятых, так что этот тип должен быть древним стариком.
Курц смотрел на фотографии убитых девочек.
– Почему Хансен все эти годы оставлял Конвея в живых?
– Я думаю, лишь потому, что иметь с ним дело легче, чем каждый раз отыскивать нового дантиста. Плюс к тому зубные карты, вероятно, куда старше, чем тот образ, которым Хансен, как бы его ни звали в этот период, пользуется. Если бы у их убийцы имелась зубная карта, заведенная всего лишь несколько месяцев назад, это было бы очень странно, настолько странно, что наверняка заметили бы даже местные копы.
– А им не должно показаться странным, что кто-то, живущий в Хьюстоне, или Олбани, или Атланте, ездит лечить зубы в Кливленд?
Арлена пожала плечами:
– Все психи приезжают из Кливленда за год или два до убийств. Так что у местных полицейских нет никаких причин удивляться этому.
– Нет.
– И что вы собираетесь делать, Джо? – В голосе Арлены прозвучал сарказм, который ему очень редко приходилось слышать в те годы, когда он был частным детективом.
Он посмотрел на нее.
– Часто бываете здесь? – спросил Курц.
Анжелина Фарино Феррара лишь вздохнула. Сегодня они вдвоем занимались в атлетической комнате, а «мальчики» по другую сторону стекла вяло перебирали ногами на бегущих дорожках.
Курц и Арлена выбрали для своего офиса подвал видеомагазина, потому что помещение было дешевым и еще потому, что из него имелось несколько выходов: черный ход в переулок, дверь на лестницу, ведущую наверх, в несуществующий более видеомагазин, и боковая дверь в заброшенный за непригодностью большой гараж. Торговцам наркотиками, занимавшим это место, пока наверху существовал магазин, очень нравилось иметь много выходов.