К тому же они не смотрели в вашу сторону, дремали, и никто почти не говорит по-английски. Проку от них не много. Да и вообще, у меня сложилось впечатление, что они хотели поскорее от нас отделаться, пока мы не начали проверять их грин-карты.
– А как насчет другого мужчины? Он находился передо мной, не спал и производил впечатление гражданина Америки и человека, говорящего по-английски.
– Какого мужчины?
– Пятого пассажира, он был в футболке поло и в хлопчатобумажных брюках.
Ли открыла папку и покачала головой.
– В вагоне ехало четыре человека плюс женщина, которая погибла.
– Четыре пассажира, – повторила она.
– Я находился в поезде и умею считать, – возразил я. – Мне совершенно точно известно, сколько пассажиров сидело в вагоне.
Я прокрутил всю сцену в голове: я вышел из поезда и остался стоять в собирающейся толпе. Потом появились парамедики, из поезда начали по очереди выходить копы, они прошли через толпу, отыскали каждый по свидетелю, взяли их под локти и повели в отдельные комнаты. Меня первым схватил крупный сержант и потащил за собой. Так что сказать наверняка, сколько полицейских последовало за нами, четверо или трое, я не мог.
– Наверное, он сбежал, – предположил я.
– А что он собой представлял? – спросил Доэрти.
– Обычный мужчина. Держался настороже, но ничего особенного. Моего возраста, не бедный.
– Он входил в контакт с погибшей женщиной?
– Я не видел.
– Он ее застрелил?
– Она сама застрелилась.
– Значит, он не хотел светиться в качестве свидетеля, – пожав плечами, заявил Доэрти. – Ему было не нужно, чтобы появилось документальное подтверждение того, что он где-то болтался в два часа ночи. Возможно, он изменяет жене. Такое случается постоянно.
– Он сбежал, но вы считаете, что он не стоит вашего внимания, зато привязались ко мне.
– Вы только что сказали, что он не имеет к убийству никакого отношения.
– Я тоже не имею.
– Это вы так говорите.
– Получается, вы поверили мне насчет того типа, но не хотите верить, когда я говорю, что никаким боком не замешан в этом деле.
– Ну и зачем вам врать насчет того мужчины?
– Все это пустая трата времени, – сказал я.
На самом деле так оно и было. Причем они так старательно и так неуклюже тянули время, что я догадался – это все подстроено. И еще я понял, что на самом деле Ли и Доэрти по-своему оказывают мне услугу.
«Значит, тут все совсем не так просто», – подумал я.
– Кем она была? – спросил я.
– А с какой стати она должна кем-то быть? – поинтересовался Доэрти.
– Вы ее идентифицировали, и компьютеры засияли, точно рождественские елки. Кто-то позвонил вам и приказал подержать меня здесь до их приезда. Вы не хотите вносить запись об аресте в мое досье, поэтому и устроили идиотский спектакль.
– В общем, нас ваше досье абсолютно не волнует, нам просто неохота заниматься бумажками.
– Так кем она была?
– Очевидно, она работала на правительство. Сюда едут представители федерального агентства – мы не имеем права говорить какого, – чтобы вас допросить.
Я мысленно прикинул время ожидания. С тех пор как Тереза Ли о чем-то шепотом разговаривала в коридоре станции метро, прошел час. Отсюда я сделал вывод, что ко мне явится не ФБР. Их офис в Нью-Йорке, самый крупный в стране, находится на Федерал-Плаза, около здания муниципалитета.
Им потребовалось бы десять минут, чтобы среагировать на сообщение, еще десять – собрать отряд, и десять, чтобы примчаться с сиренами и мигалками на окраину города. Значит, парни из ФБР давно уже были бы здесь. Оставалась еще целая куча трехбуквенных агентств, но я мог бы побиться об заклад, что сюда едут ребятишки, на значках у которых непременно имеются буквы «РУ». ЦРУ или РУМО. Возможно, они представляют какие-то недавно появившиеся на свет и, следовательно, не слишком известные конторы. Наводить на людей панику посреди ночи – это очень в их духе.
Когда за первым часом прошел второй, я решил, что они едут из самого Вашингтона. Значит, речь идет о каком-то небольшом подразделении, которое специализируется на определенных вещах. У всех остальных имелись поблизости собственные представительства. Я перестал ломать голову, отодвинул назад стул, положил ноги на стол и заснул.
В отместку я собрался заткнуться и не отвечать на их вопросы, но они заметили, что я обдумываю такую возможность, и процитировали еще один отрывок из Акта, давая мне понять, что на этой дороге меня ждет огромная куча неприятностей. Я мало чего боюсь, но твердо знаю, что связываться с нынешними представителями служб безопасности не стоит. Франц Кафка и Джордж Оруэлл дали бы мне точно такой же совет. Поэтому я пожал плечами и сказал, что готов ответить на их вопросы.
Для начала они сообщили мне, что им известно про мою службу в армии и они испытывают ко мне огромное уважение, что было либо дерьмовым и ничего не значащим клише, либо они сами раньше служили в военной полиции, потому что никто не уважает представителей ВП, кроме своих. Затем они заявили, что будут очень внимательно за мной наблюдать и узнают, говорю я правду или вру. Однако я ни секунды не сомневался, что это чушь собачья, поскольку только лучшие из нас на такое способны. А они к данной категории не относились, иначе занимали бы очень высокие посты и сейчас спали у себя дома где-нибудь в пригороде в Вирджинии, а не носились посреди ночи по I-95.
Но мне было нечего скрывать, поэтому я повторил, что готов ответить на их вопросы.
Их беспокоили три вещи. Первое: знал ли я женщину, которая застрелилась в поезде, и видел ли ее раньше?
Я ответил отрицательно, коротко и вежливо, спокойно, но твердо.
Они не стали задавать мне дополнительные вопросы, и я примерно понял, кто они такие и что делают. Они входили в чью-то команду Б, и их отправили на север, чтобы завести в тупик начатое расследование. Они строили вокруг него барьеры, хоронили и проводили черту под тем, что кто-то мог только смутно заподозрить. Они хотели получить отрицательные ответы на все свои вопросы, чтобы закрыть дело окончательно и бесповоротно. Причем так, чтобы не осталось никаких болтающихся концов. Кроме того, смерть женщины не должна была выглядеть как серьезное событие и привлечь внимание общественности. В их задачу входило отправиться в обратный путь с твердой уверенностью, что все забыли о происшествии в метро.
Второй вопрос звучал так: «Знаком ли я с женщиной по имени Лиля Хос?»
Я ответил, что незнаком, потому что так и было – тогда.
Третий вопрос скорее походил на длинный диалог. Его начал агент, который возглавлял группу; он был немного старше и ниже ростом других двоих. Возможно, и немного умнее.
– Вы подошли к женщине, которая ехала в поезде метро.
Я не стал ничего говорить, поскольку в мою задачу входило отвечать на вопросы, а не комментировать утвердительные предложения.
– Как близко вы к ней подошли? – спросил агент.
– Я остановился примерно в шести футах, – ответил я.
– Достаточно близко, чтобы к ней прикоснуться?
– Нет.
– Если бы вы вытянули руку и она протянула вам свою, вы могли бы дотронуться друг до друга?
– Возможно, – сказал я.