В зале для вскрытий на цинковых столах под защитной пленкой лежали какие-то непонятные массы разной величины. Еще не всё вытащили, но уже сейчас было трудно представить, что эти куски когда-то составляли одно или два тела. Глядя на прилавок мясника, никому не придет в голову попытаться в уме воссоздать целое животное.
Доктора Кресс и Нгуен пожали друг другу руки, как сделали бы, встретившись где-нибудь на конгрессе. Представитель безумия с достоинством поприветствовал представителя зверства.
Затем Нгуен надел очки, проверил, работает ли магнитофон, и решил начать с живота:
– Перед нами женщина европейского типа, возраст приблизительно…
– С удовольствием уделил бы, если б они у меня были.
Камиль шел быстро, но быстрый для него темп был обычной скоростью для человека роста Бюиссона.
– Инспектор, нам лучше пообщаться. Иначе журналисты такого понапишут…
Камиль остановился:
– Вы безнадежно отстали от жизни, Бюиссон. «Инспектор» – так уже давным-давно не говорят. А что касается «такого понапишут», как мне это прикажете воспринимать? Как аргумент или угрозу?
– И не то и не другое, – улыбнулся Бюиссон.
Камиль остановился, а зря. Первый тур за Бюиссоном. Камиль это понял. Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
– Вы же знаете, как оно бывает… – продолжил Бюиссон. – Без информации журналисты начнут фантазировать…
У Бюиссона была собственная манера открещиваться от недостатков, которые он приписывал другим. Его взгляд заставил Камиля предположить, что он готов на все, в том числе на самое худшее, и даже больше того. Разница между хорошими акулами и великими акулами в инстинкте. Для такого ремесла Бюиссону явно повезло с наследственностью.
– Теперь, когда всплыло дело в Трамбле…
– Новости быстро разлетаются… – прервал его Камиль.
– Я писал о том деле, так что мой интерес вполне понятен…
Камиль поднял голову. «Этот тип мне не нравится», – сказал он себе. И в ту же секунду почувствовал, что эта антипатия вполне взаимна, что между ними безотчетно возникло обоюдное глухое отвращение и просто так оно не пройдет.
– Вы не получите ничего большего, чем остальные, – бросил Камиль. – Если вам нужны комментарии, обращайтесь к кому-то другому.
– Вы хотите сказать, к кому-то повыше? – уточнил Бюиссон, опуская глаза на него.
Оба уставились друг на друга, на долю секунды ошарашенные той пропастью, которая внезапно разверзлась между ними.
– Мне жаль… – пробормотал Бюиссон.
Камиль почувствовал странное облегчение. Иногда презрение утешительно.
– Послушайте, – начал Бюиссон, – мне очень жаль, я просто неловко выразился…
– Я не заметил, – оборвал его Камиль.
Он двинулся дальше, журналист по-прежнему не отставал. Атмосфера, установившаяся между ними, существенно изменилась.
– Но вы же можете хоть что-то сказать. Как продвигается дело?
– Без комментариев. Мы ищем. За информацией обратитесь к комиссару Ле-Гуэну. Или непосредственно в прокуратуру.
– Господин Верховен… Вокруг обоих этих дел поднимается большой шум. В редакциях все скачут как блохи. Я и недели не дам до того, как таблоиды и скандальные издания подыщут вам очень убедительных подозреваемых и опубликуют фотороботы, в которых одна половина Франции сможет узнать вторую. Если вы не поделитесь серьезными данными, вы породите психоз.
– Если бы это зависело исключительно от меня, – сухо пояснил Камиль, – пресса была бы информирована только после ареста убийцы.
– Вы бы заткнули рот прессе?
Камиль снова остановился. Больше и речи не могло быть о взаимных уступках или стратегии.
– Я бы помешал ей «порождать психоз». Или, другими словами, нести всякую чушь.
– Значит, от уголовной полиции нам ждать нечего?
– Отнюдь, мы должны арестовать убийцу.
– Вы полагаете, что пресса вам не нужна?
– На данный момент именно так.
– На данный момент? Вы циничны!
– Просто несдержан.
Бюиссон, казалось, на секунду задумался.
– Послушайте, думаю, я могу вам кое в чем помочь, если хотите. В чем-то личном, очень личном.
– Вряд ли.
– Да нет же, я могу обеспечить вам рекламу. На этой неделе моя очередь делать большой подвал с портретом, хорошая фотография в центре и все такое. Я уже начал писать об одном типе, но он может подождать… Так что, если пожелаете…
– Оставьте, Бюиссон…
– Да нет, я серьезно! Это же просто подарок, от такого не отказываются. Мне только нужно три-четыре факта, касающиеся вас лично. Я сделаю сенсационный портрет, уверяю вас… А в обмен вы мне расскажете, как продвигаются эти два дела, ничего компрометирующего.
– Я уже сказал: оставьте, Бюиссон.
– С вами трудно работать, Верховен…
– Господин Верховен!
– Советую вам все-таки сменить тон, «господин Верховен».
– Майор Верховен!
– Ладно, – процедил Бюиссон холодным тоном, который заставил Камиля заколебаться. – Как вам будет угодно.
Бюиссон развернулся и пошел прочь, как и подошел, размашистым уверенным шагом. Если Камиль и представал иногда в качестве медийного лица, причиной были отнюдь не его таланты к переговорам или дипломатии.
5
Из-за своего роста Камиль остался стоять.