— Иварссон — дельный сотрудник, в этом никто не сомневается, — продолжал Мёллер. — Однако этот Забойщик, похоже, иного калибра, нежели те преступники, к которым мы привыкли. Начальник полиции считает, что на этот раз обычные методы едва ли сработают.
— Видимо, нет. Ну и что? Одной гостевой победой больше, одной меньше — это не катастрофа.
— Гостевой победой?
— Нераскрытым делом. Жаргон футбольных фанатов, шеф.
— Нет, Харри, в этом деле ставки выше. Журналисты совсем озверели — весь день нам проходу не дают. Они твердят, что это новый Мартин Педерсен.
— Хм. Кажется, понимаю. А если все же не удастся?
— Пока сможем, мы тебя прикроем. Однако, разумеется, всему есть границы.
Элмер оглянулся на звон колокольчика над дверью и кивнул на маленький приемник, стоявший перед ним на прилавке:
— А я-то всегда считал, что Кандагар — это вид лыжных креплений.
Элмер оглянулся на звон колокольчика над дверью и кивнул на маленький приемник, стоявший перед ним на прилавке:
— А я-то всегда считал, что Кандагар — это вид лыжных креплений. Пачку «кэмела»?
Харри кивнул. Элмер убавил звук радио, и голос репортера слился с уличным шумом — проезжающими машинами, треплющим маркизу ветром, шуршанием по асфальту опавшей листвы.
— А твоему коллеге? — Элмер кивнул на оставшегося у двери Мёллера.
— Ему подавай летчика-камикадзе.
— Вот как?
— Да, но он забыл спросить, сколько тот стоит, — сказал Харри, затылком ощущая кривую усмешку Мёллера.
— И почем же теперь камикадзе? — позволил себе поинтересоваться владелец киоска, отсчитывая Харри сдачу.
— Если остается в живых, то потом делает что хочет, — ответил Харри. — Это единственное условие, которое он выдвигает и при котором согласен работать.
— Что ж, не так дорого, — заметил Элмер. — Удачного вам дня, господа.
На обратном пути Мёллер пообещал переговорить с начальником полиции о том, чтобы Харри получил разрешение работать с делом Эллен еще три месяца. Разумеется, если Забойщика поймают. Харри кивнул. Перед табличкой «По газону не ходить» Мёллер замешкался.
— Это ведь самый короткий путь, шеф.
— Угу, — согласился Мёллер. — Но так ботинки пачкаются.
— Делай как знаешь, — сказал Харри и решительно зашагал по лужайке. — Мои и так уже грязные.
Сразу после поворота на Ульвойе пробка рассосалась. Дождь прекратился, и уже у Льяна асфальт был сухим. За ним шоссе расширялось до четырех полос, машины набирали скорость, и их поток устремлялся вперед подобно вырвавшемуся на волю весеннему паводку. Харри покосился на Халворсена, размышляя, когда же тому надоест душераздирающий скрип, однако тот, по-видимому, ничего не слышал, ибо слишком буквально воспринимал звучащий по радио призыв Трейвиса:
— «For the love you bring…»
— …опрос.
— А что это такое?
— Сам не знаю.
После съезда с главной дороги до Ларколлена пришлось тащиться еще тринадцать километров и четырнадцать раз поворачивать.
— У красного дома за заправкой — направо, — вслух вспоминал Халворсен, сворачивая на гравиевую дорожку.
— Ну очень много душевых ковриков, — пробормотал Харри пятью минутами позже, когда Халворсен остановил машину и указал на стоящий между деревьями гигантских размеров рубленый дом.