«Вот наше предложение, — сказала она. — Из него вам станет ясно, какая недвижимость нас интересует».
«Благодарю», — проговорил командир и посмотрел на бумагу.
Рагнхильд пыталась прочесть реакцию по его лицу. Но поняла, что это мало что значит. Очки для чтения так и лежали перед ним на столе.
«Наш специалист изучит его и даст свое заключение», — продолжал командир, улыбнулся и передвинул бумагу дальше. Юну Карлсену. Рагнхильд заметила, как лицо Рикарда Нильсена непроизвольно дернулось.
Она положила перед Юном Карлсеном свою визитную карточку.
«Звоните, если возникнут вопросы», — сказала она, ощущая его взгляд как физическое прикосновение.
«Спасибо, что пришли, госпожа Гильструп. — Командир Экхофф хлопнул в ладоши. — Обещаем дать ответ в течение… Юн?»
«В течение короткого времени».
Командир с добродушной улыбкой повторил: «В течение короткого времени».
Все четверо проводили ее до лифта. Молча стояли в ожидании кабины. Когда дверь скользнула вбок, она слегка прислонилась к Юну Карлсену и тихонько сказала: «Когда угодно. Звоните на мобильный».
Она попыталась перехватить его взгляд, еще раз ощутить его, но не успела. По дороге вниз, одна в лифте, Рагнхильд Гильструп чувствовала резкие, болезненные удары пульса и невольно задрожала.
Через три дня он позвонил и сказал «нет». Рассмотрев предложение, они решили не продавать. Рагнхильд с жаром принялась выдвигать доводы в пользу предложенной цены, подчеркнула однобокое позиционирование Армии спасения на рынке недвижимости, а также то, что недвижимость эксплуатировалась непрофессионально, что низкие показатели в отчетах маскировали тот факт, что практически означенные объекты убыточны, с низкой доходностью, и что Армии спасения следует диверсифицировать свои капиталовложения. Юн Карлсен слушал не перебивая.
«Спасибо, — сказал он, когда она закончила, — что вы, госпожа Гильструп, так глубоко вникли в дело. И как экономист я не могу не согласиться с вашими выводами. Однако…»
«В чем же дело? Расчеты однозначно показывают…» — Она шумно дышала в трубку.
«Однако тут есть еще и человеческий аспект».
«Человеческий?»
«Квартиросъемщики. Люди. Старики, которые прожили там всю жизнь, солдаты Армии, ныне пенсионеры, беженцы, люди, нуждающиеся в защищенности. Вот что я имею в виду. Вы вышвырнете их на улицу, чтобы отремонтировать эти квартиры и сдавать их внаем или выгодно продать. Расчеты, как вы говорите, однозначны. Для вас это первоочередной аспект, и я его принимаю. Но примете ли вы мой?»
Она затаила дыхание, потом начала: «Я…»
«Хотите побывать там, познакомиться с кем-нибудь из этих людей? — перебил он. — Может быть, тогда вы лучше поймете».
Она покачала головой, потом сказала: «Мне хотелось бы прояснить возможные недоразумения в связи с нашими намерениями. Вы свободны вечером в четверг?»
«Да, но…»
«Давайте встретимся в «Лакомке», в восемь».
«А что это — «Лакомка»?»
Она невольно улыбнулась.
«Ресторан во Фрогнере. Таксисты знают, где это».
«Если речь о Фрогнере, я доберусь на велосипеде».
«Хорошо. Тогда до встречи».
Она пригласила на совещание Мадса и свекра, доложила о результатах.
«Похоже, ключ ко всему — этот их консультант, — сказал свекор, Алберт Гильструп. — Если мы привлечем его на свою сторону, недвижимость будет нашей».
«Но я же говорю, он вообще не заинтересован в цене, какую мы заплатим».
«Отнюдь», — отрезал свекор.
«Нет!»
«Речь об Армии спасения. Там он может сколько угодно размахивать своим моральным флагом. Надо обратиться к его собственной алчности».
Рагнхильд покачала головой: «С ним это не пройдет, он… он не из таких».
«У всех есть своя цена, — сказал Алберт Гильструп с огорченной улыбкой и помахал у нее перед глазами пальцем, туда-сюда, точно маятник метронома. — Армия спасения выросла из пиетизма, а пиетизм был у людей практичных подходом к религии. Поэтому он приобрел такую популярность здесь, на скудном Севере: сперва хлеб, потом молитва. Предлагаю два миллиона».
«Два миллиона? — Мадс аж задохнулся. — За… за согласие продать?»
«Только если продажа состоится, разумеется. No cure, no рау ».
Мало-помалу разговор зашел о недвижимости Армии спасения, но она заметила, что аргументирует без обычного азарта. Он вежливо улыбался, потягивая вино. Она увеличила предложение на десять процентов. Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь, и сделал ей комплимент по поводу ожерелья, которое выгодно оттеняло ее кожу.
«Подарок мамы», — непринужденно солгала она. И подумала, что вообще-то он смотрит на ее глаза. На голубые радужки и чистые белки.
Предложение о личном вознаграждении в размере двух миллионов она сделала между горячим и десертом. Посмотреть ему в глаза ей не удалось, потому что он молча глядел в бокал с вином, только внезапно побелел как мел.
В конце концов он тихо спросил: «Это ваша собственная идея?»
«Моя и моего свекра». Она заметила, что дыхание у нее участилось.
«Алберта Гильструпа?»
«Да. Кроме нас двоих и моего мужа, больше никто об этом не узнает. Для нас чревато не меньшим ущербом, чем… чем для вас, если информация просочится».
«Я что-то сказал или сделал?»
«Простите?»
«Что дало вам и вашему свекру повод думать, будто я соглашусь на сребреники?»
Он поднял взгляд, и Рагнхильд почувствовала, что краснеет. Впервые за много лет.
«Откажемся от десерта?» Он взял салфетку с колен, положил на стол рядом с тарелками.
«У вас есть время подумать, прежде чем дать ответ, Юн, — пробормотала она. — Подумать о себе. Ведь это шанс осуществить мечты».
Слова фальшью резанули даже ее собственное ухо.