Охранник покосился на ножницы и сказал, что нет. Вопрос, конечно, прозвучал глупо — он прекрасно знал, что застекленная дверь на цепи, и у него были ключи от остальных дверей. Зачем ему главный вход?
Я пыталась надиктовать на пленку отчет о вскрытии. Однако звуки собственного голоса странно раздражали и даже пугали. До меня постепенно доходило: никто, даже Роза, моя секретарша, не должен знать о том, что нам с Вандером удалось выяснить в ходе экспертизы — ни о «блестках», ни об остатках спермы, ни об отпечатках пальцев, ни о следах от удавки, ни, самое главное, о том, что убийца — еще и садист. Ведь если информация просочится в газеты или на телевидение, маньяк озвереет окончательно.
Этому выродку было уже недостаточно насиловать и убивать. Да-да, я это поняла, когда сделала несколько надрезов в подозрительно красных местах на коже последней жертвы и прощупала пальцы в местах переломов. Именно тогда — жаль, что не раньше! — мне стала ясна картина преступления.
Повреждения еще не успели превратиться в кровоподтеки и гематомы, заметные невооруженным глазом, но вскрытие показало, что во многих местах были порваны сосуды, а также то, что миссис Петерсен ударили тупым предметом или коленом. Слева были сломаны три ребра подряд; так же маньяк поступил с пальцами рук. Во рту, в основном на языке, обнаружились волокна — значит, убийца пользовался кляпом.
Я вспомнила о скрипке и медицинских журналах. Преступник, вероятно, понял, что руки — самое ценное, что есть у жертвы. Он связал миссис Петерсен и переломал ей пальцы. Один за другим.
Я выключила диктофон — все равно ведь молчу — села за компьютер и начала сама печатать отчет о вскрытии.
В записи, сделанные в процессе вскрытия, я не заглядывала — помнила их наизусть. Мне не давала покоя фраза «в норме». Все-то у погибшей было в норме — и сердце, и легкие, и печень. Лори Петерсен умерла совершенно здоровой. Я увлеклась и не слышала, как к двери подошел Фред. Лишь случайно подняв глаза, я увидела, что он стоит в дверном проеме и смотрит на меня.
Ничего себе заработалась! Фред успел смениться и снова заступить на дежурство, а я все сижу. С момента, когда я в последний раз видела Фреда, будто бы целая вечность прошла — так бывает в дурных тягостных снах.
— Вы все еще здесь? — Бесстрашный охранник колебался, не зная, можно ли меня отвлекать. — Там приехали родственники парня, которого привезли утром. Аж из Мекленбурга. А где Винго? Я его обыскался. Они тело не могут найти…
— Винго давно ушел. Что за парень?
— Какой-то Робертс. Он бросился под поезд.
Робертс, Робертс. Кроме Лори Петерсен, сегодня было еще шесть трупов. Под поезд, ну да, конечно.
— Так он в морозильнике.
— Они говорят, что не могут его опознать.
Я сняла очки и потерла глаза.
— А ты для чего?
Фред состроил дурацкую мину и поежился.
— Доктор Скарпетта, вы ж знаете. Я боюсь покойников.
3
Увидев у ворот «понтиак» Берты, я успокоилась. Она открыла дверь прежде, чем я нащупала в кармане ключ.
— Как погода в доме?
Берта поняла, что я имею в виду. Этот вопрос я всегда задавала, вернувшись с работы, — если Люси гостила у меня.
— Скверная. Девчонка целый день просидела в вашем кабинете, уткнувшись носом в компьютер. А когда я приносила ей бутерброд, она начинала кричать. Ужас! Но я-то знаю, в чем дело, — темные глаза Берты потеплели, — она просто расстроена, что вас нет дома.
Мне стало стыдно.
— Я читала вечернюю газету, доктор Кей. Господи, помилуй нас, грешных!
Берта уже успела надеть плащ.
— Я знаю, почему вам пришлось проработать чуть не целые сутки. Какой кошмар! Хоть бы полиция скорей его поймала! Как только земля таких носит!
Берта знала, кем я работаю, и никогда не задавала лишних вопросов. Она не стала бы расспрашивать меня, случись даже что-нибудь подобное на ее улице.
— Вечерняя газета здесь, — произнесла Берта, указывая в сторону гостиной. Она взяла с полки покетбук под названием «Роковая страсть» и объяснила: — Я спрятала ее под диванную подушку, чтобы Люси не нашла. Я подумала, что вам не понравится, если девочка прочитает про это убийство.
И Берта погладила меня по плечу.
Я проводила «понтиак» взглядом. Надеюсь, Берта доберется до дома без приключений. Я больше не извинялась перед ней за своих родных. И моя племянница, и моя мама, и моя сестра всеми способами без устали доводили бедную Берту. Берта все понимала. Берта не жаловалась и не сочувствовала, но порой мне казалось, что она меня жалеет. Естественно, от этого мне было только хуже. Я пошла на кухню.
Кухня — мое любимое место в доме. Потолок в ней высокий, и она не перегружена комбайнами и миксерами, потому что я все предпочитаю делать руками — и резать спагетти, и месить тесто. Конечно, у меня есть несколько необходимых приборов, причем самых современных. Прямо посреди рабочей зоны красуется мраморная доска для разделки мяса: она подогнана под мой рост — метр шестьдесят без тапок. Барная стойка расположена напротив огромного окна, которое выходит в тенистый двор, на кормушку для птиц. Шкафы и панели из светлого дерева, но смотрятся неплохо, потому что я всегда срезаю для кухни самые свежие желтые и красные розы в моем обожаемом цветнике.
Люси в кухне не было. Посуда от ужина стояла на сушилке. Видно, Люси снова торчала в моем кабинете.
Я достала из холодильника бутылку шабли и налила себе полный бокал. Облокотившись на барную стойку и закрыв глаза, с наслаждением начала пить вино маленькими глотками. Как же быть с Люси?
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Марино отразил атаку сухим «без комментариев» — Эбби, дескать, не дура, пускай придумает что-нибудь сама, ей за это деньги платят.
Детектив шагал широко, и мне было даже уютно в его тени.
— Нет, ну что за дерьмо? — возмущался он, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. — Дурдом.
Дождь приятно холодил лицо. Марино придержал дверцу автомобиля. Я включила зажигание. Он наклонился ко мне и ухмыльнулся:
— Осторожней на дороге, док.
2
Белый циферблат, как полная луна, висел над темным куполом вокзала, железной дорогой и эстакадой. Огромные ажурные стрелки остановились лет сто назад, одновременно с последним пассажирским поездом — на дальней окраине Ричмонда, у морга, всегда было 12:17.
Здесь действительно будто бы остановилось само время. Это был нежилой район — все дома запланировали под снос. День и ночь грохотали машины и поезда: я привыкла к грохоту, как привыкают к шуму моря. Вокруг в полной темноте простирались загаженные пустыри. Добрые люди сюда не заходили, разве что случайно проезжали мимо.
Белый циферблат следил за мной, пока я подъезжала к моргу — следил совсем как белое лицо из моего сна.
Пахло сырым железом. Я припарковалась у свежеоштукатуренного здания морга — последние два года я бывала здесь каждый день. У морга уже стоял серый «плимут» Нейлза Вандера, специалиста по дактилоскопии, — Нейлз, как и я, ездил на служебной машине. Я позвонила ему сразу после того, как Марино сообщил мне о происшествии. Из-за последних убийств нас, криминалистов, вытаскивали из дома в любое время дня и ночи, но Вандер, в отличие от меня, получив информацию об очередном удушении, должен был ехать прямо в морг. Сейчас он находился в рентген-кабинете — очевидно, налаживал аппаратуру.
Свет из окна косыми лучами падал на асфальтированную дорогу. Подъехала «скорая», из нее вылезли двое санитаров с носилками. Скучать не приходилось даже ночью — всех, кто умер насильственной смертью, или внезапно, или как-то подозрительно, отправляли к нам, не дожидаясь, когда наступит утро или закончатся выходные.
Санитары явно не рассчитывали увидеть меня в такую рань. Я распахнула дверь холла.
— Что это вы ни свет ни заря на работе? — поздоровался один. Другой кивнул на носилки с трупом:
— Самоубийство в Мекленбурге. Парень бросился под поезд. Запарились его с рельсов соскребать.
— Остались от козлика рожки да ножки…
Они пошли по коридору. Кровь еще капала с изуродованного тела прямо на чистый пол.
Отвратительный запах смерти ничем не выведешь — ни хлоркой, ни освежителями воздуха, ни открытыми окнами — я и с завязанными глазами поняла бы, что это за место. Но по утрам вонь казалась еще невыносимее, чем в остальное время суток. Санитары загнали труп в морозильник и с грохотом, только подчеркнувшим мертвую пустоту коридоров, захлопнули дверцу.
Я прошла в кабинет, где Фред, охранник, прихлебывая кофе, дожидался, пока санитары зарегистрируют тело в журнале и уберутся. Фред уселся на краю стола таким образом, чтобы случайно не увидеть носилки. Он, наверное, и под дулом пистолета не пошел бы в морозильную камеру отслеживать, правильно ли обращаются с телом. Особенный ужас у Фреда вызывали почему-то номерки, болтающиеся на пальцах ног покойников.
Он бросил тоскливый взгляд на часы — до конца его смены оставались считаные минуты.
— Еще одну женщину задушили, — попыталась я его подбодрить.
— Боже! — воскликнул Фред. — Какой же изувер это делает! Бедняжки! — Он еще ниже опустил голову.
— Ее привезут с минуты на минуту. Уж будь добр, проследи, чтобы дверь заперли и чтобы никто не имел доступа к телу. Репортеры слетятся, как мухи на мед, но смотри, никого на пушечный выстрел не подпускай к моргу. Понял? — Наверное, помягче надо было с ним — он такой впечатлительный, — да уж как смогла.
— Так точно, мэм, — отрапортовал Фред. — Не волнуйтесь, я все сделаю.
Я зажгла сигарету и набрала домашний номер.
После второго гудка трубку сняла заспанная Берта.
— Берта, я просто хотела проверить, все ли в порядке.
— Да, доктор Кей. Когда я вошла, Люси даже не шевельнулась. Спит как сурок.
— Огромное спасибо, Берта. Просто не знаю, как вас благодарить. Но я даже не могу сказать, когда вернусь домой.
— Не волнуйтесь, доктор Кей, я вас дождусь.
Бедная Берта! Не знала ни сна ни отдыха. Если меня поднимали среди ночи, я тут же звонила ей. Я дала Берте ключи и показала, как снимать дом с сигнализации. Она, видимо, прикатила сразу после моего отъезда. Я курила и думала о том, как огорчится Люси, когда утром вместо тети Кей увидит на кухне Берту.
Мы с Люси собирались сегодня в Монтиселло…
На хирургическом столике стоял прибор, внешне похожий на микроволновку, но поменьше, с ярко-зелеными лампочками на передней панели. В кромешной тьме лаборатории он казался неким космическим объектом, чем-то вроде летающей тарелки. Витой шнур соединял его со светящимся шпателем.
Эта конструкция (довольно простая) была не чем иным, как лазером, который наша лаборатория получила прошлой зимой.
В обычных условиях молекулы и атомы излучают свет независимо друг от друга и на волнах разной длины. Однако, если на атом воздействовать теплом и если с ним столкнется световая волна определенной длины, то он начнет излучать свет в соответствии с определенными фазами.
— Сейчас-сейчас. — Нейлз Вандер колдовал над лазером. — Что-то он сегодня тормозит. Да и я не лучше, — добавил он мрачно.
Я наблюдала за манипуляциями Нейлза сквозь желтые защитные очки. Прямо передо мной лежало то, что недавно было Лори Петерсен. Я совершенно успокоилась и сосредоточилась. Твердой рукой я откинула простыню. Тело еще не остыло — Лори испустила дух совсем недавно, и он, казалось, витал над оболочкой, как едва уловимый запах.