Никто не виноват.
Я ухожу быстро. Очень быстро, не оглядываясь.
Теперь она может все. Выйти за дверь, подставить лицо ветру и дождю, остановить машину, уехать на край света…
Только зайдет домой покормить хомячка и позвонить подружке, а потом — плохая погода, завтрашняя учеба, домашние дела… Кому нужен вдохновенный бред случайного знакомого, когда вокруг — такие настоящие стены?
А у меня проект два дня как завис, мне не подготовили документы, горячей воды нет уже неделю, и не к кому зайти вечером. И на лице все это наверняка написано. Кому нужны сказки, рассказанные таким сказочником? Мне хочется, безумно хочется, чтобы она удивленно посмотрела мне вслед, покрутила пальцем у виска, допила апельсиновый сок и отправилась домой. Пожалуй, это единственно возможный счастливый финал для моей сказки. Чтобы ни с кем ничего не случилось.
На мокром шоссе меня не сбила заляпанная грязью машина, я закрыл за собой стеклянную дверь, показал вахтерше пропуск, и все стало как раньше.
Навсегда.
Дождь идет третий день…
Когда свободного времени слишком много, перестаешь его замечать.
Кафе возле подземки снесли лет пятнадцать назад. Недавно на его месте появился торговый центр, разноцветный и легкий, как будто собранный из детского конструктора. На втором этаже, под прозрачным куполом, обнаружилась вполне приличная забегаловка. Белые столики, складные стулья и чистые стаканы. Курить нельзя…
У меня так и осталась привычка просыпаться задолго до рассвета. Мне не на кого тратить время и деньги, потому что никого нет. Не сложилось… Чашка кофе вместо завтрака не разорит бывшего инженера, в портфеле вчерашняя газета, ветки тополя качаются над куполом, и не хватает только старого динамика и музыки…
Очкарик из шестого отдела умер позапрошлой зимой. Внучке двенадцать лет, дочка плакала… Ему бы здесь не понравилось.
Рано или поздно умирают все. Я не исключение, и скорее рано, чем поздно, но… Я до сих пор в это не верю. Не верю — и все.
Вчера она сидела за крайним столиком. Апельсиновый сок, серебряная цепочка на шее, перепутанные светлые кудряшки. Шестнадцать лет, не больше. А должно бы под пятьдесят.
Однажды — к тому времени осенняя вода станет льдом, или лед тронется, или зацветут вишни — она сядет за мой столик и возьмет меня за руку. Если узнает…
У нее будут голубые глаза ребенка — и бессмертное сердце; она поймает первое слово, драгоценный камень или граненую стекляшку — какая разница? Она расскажет мне, что случилось потом, когда я вышел не оборачиваясь, оставив на столе пустую чашку, оставив ее — смотреть мне вслед.
Она вернет мой дар, мое право на вечную молодость и бесконечную дорогу. Это всегда случается вовремя, и я не боюсь опоздать. Поэтому каждое утро я выхожу из дома в дрожащий туман, иду мимо бетонного забора и мусорных баков, жду зеленого огня нового светофора… У городских дождей тот же привкус ржавчины, что и тридцать лет назад, так же шелестят колеса по мокрому асфальту, такой же горький дым от горящих листьев.
Только бы она узнала меня.
Кофе в придорожном кафе
(Рецепт от Макса Фрая)
Уезжая из дома, я всегда беру с собой походную баночку с кофейными специями: молотый кардамон, имбирь, мускатный цвет, перемешанные в равных пропорциях, к ним
можно добавить немного корицы, ванили и гвоздики, а можно не добавлять.
Места в кармане такая баночка занимает немного, а щепотка специй, добавленная в чашку, сразу же, пока кофе еще очень горячий, превращает любые помои в сносный напиток.
Если в кафе найдется лимон, это и вовсе прекрасно. Лимонный сок превращает самый отвратительный кофе в эспрессо романо, одно только название чего стоит.
Елена Касьян
Франка Варэзи и Карла Таволино
— Сеньор Варэзи подтвердил бы, что это полный бред! — сказала сеньора Варэзи.
— Вы не можете этого знать, милочка, — сказала сеньора Таволино, отхлебнув капучино. — Это случилось еще до того, как скончался сеньор Таволино. И уж конечно, до того, как скончался уважаемый сеньор Варэзи.
Обе всплакнули.
— Откуда же вам это известно? — спросила сеньора Варэзи.
— Ну, просто я подумала, что у каждого приличного сеньора должна быть молоденькая любовница. Вы же считали своего супруга приличным сеньором?
— Это да… — вздохнула сеньора Варэзи.
Сеньора Таволино хитро подмигнула и отхлебнула капучино.
* * *
— Франка Варэзи! Ваша кошка залезла в мой холодильник и украла двести граммов бекона. — Сеньора Таволино картинно размахивала ложечкой.
— Карла, дорогая, этого не может быть! Миччола не ест бекон. И не умеет открывать холодильник. К тому же она проспала на веранде все утро.
— Вы знаете, Франка, что я на строгой капучиновой диете?
— Вы говорили мне, Карла. — Сеньора Варэзи смотрела, как оседает пенка в чашке.
— Вы знаете, Франка, что я никогда не нарушаю свое слово?
— Вы говорили мне, Карла. — Сеньора Варэзи потрогала пенку пальчиком.
— Разве не логично, что я не могла съесть двести граммов бекона, а ваша кошка, наоборот, могла?
— Это да… — вздохнула сеньора Варэзи.
Сеньора Таволино удовлетворенно кивнула и отхлебнула капучино.
* * *
— Как вы думаете, Карла, мне пойдет зеленая шляпка с кружевной оборкой и ромашками на полях?
— Вы купили новую шляпку, Франка? — Сеньора Таволино постучала ногтиком по чашке.
Сеньора Варэзи кивнула.
Обе помолчали.
— Франка Варэзи, вы когда-нибудь видели меня в зеленой шляпке с оборкой и ромашками? — спросила сеньора Таволино.
Сеньора Варэзи опустила глаза.
— И как вы думаете почему?
— Почему? — спросила сеньора Варэзи шепотом.
— Потому что ни одна уважающая себя сеньора не выйдет из дому в зеленой шляпке с дурацкой оборкой и пошлыми ромашками на полях!
— Это да… — вздохнула сеньора Варэзи.
Сеньора Таволино торжествующе улыбнулась и отхлебнула капучино.
* * *
— Ах, можете не утруждать себя походом в магазин, Франка. То маленькое черное платье вам не подойдет. — Сеньора Таволино помешивала сахар в чашке.
— Я все-таки схожу примерю. — Сеньора Варэзи слизнула с ложечки пенку.
— А я говорю, вам не подойдет! Я примеряла — мне оно мало!
— Но я ведь тоньше в талии и стройнее в бедрах… и оно мне так нравится… — Сеньора Варэзи мечтательно закатила глазки.
— Вы знаете, Франка, что я на строгой капучиновой диете?
— Вы говорили мне, Карла.
— Вы знаете, что кое-кто садится на диету, чтобы другой кое-кто не думал, что он самый стройный и может влезть в любое платье?
Сеньора Варэзи поперхнулась пенкой и закашлялась.
— И знаете ли вы, — продолжала сеньора Таволино, — что каждая благородная сеньора всегда ставит дружбу выше маленького черного платья?
— Это да… — вздохнула сеньора Варэзи.
Сеньора Таволино гордо вздернула носик и подумала о второй чашечке капучино.
* * *
— Если бы сеньор Таволино был жив… — сказала сеньора Таволино.