– Отлично! Берите его с собой и приезжайте на заброшенную кожевенную фабрику на окраине. Мы с Чмунком будем ждать вас там.
Всё правильно. Шеф выбрал место, где в случае взрыва никто из местных не пострадает. Мы не в счёт. Мы – те, кто должен защищать других. Поэтому нас не жалко.
– Вот, я вам сам всё выписал, печатными буквами, шоб ви не мучились с моим жутким почерком.
– Посмотрим. А вы собирайтесь, поедете со мной.
– Это шо, в благодарность за моё полное сотрудничество? Ви меня арестовываете?!
– Пока нет, но если не перестанете ломаться, то однозначно арестую.
Я быстро пробежался глазами по списку. Ни одно из этих имен мне не было известно. По крайней мере, на первый взгляд. Надо будет пробить по базе данных у Флевретти. Но всерьёз рассчитывать на что-то полезное не стоит. Они все могут быть уже мертвы. Особенно если тоже примеряли жилетик у Изи Изряилевича и вдруг передумали, решив просто его снять… Тащить с собой тома с учётными записями явно не стоило. У нас слишком мало времени, чтобы всё это прочитать.
Старый портной уныло накинул зимнее пальто и шарф. Я попытался надеть свою куртку, но она не лезла на раздутый пластитом жилет.
– А ви наденьте сверху лапсердак моего дедушки. Хранил на всякий случай, или я зря родился?! Таки вот, он был крупный чёрт. На вас будет даже свободно, и никто не успеет подумать, шо ви прячете под ним крайне опасный жилетик шмахида.
Под давлением обстоятельств я был вынужден отставить свою, почти новую, спортивную куртку в талию и принять щедрое предложение Бронштейна. Вид у меня в дедушкином лапсердаке был нелепый. Только бобровой шляпы и пейсов не хватало, а так хоть сейчас иди плясать в субботу и пить горькую до упада.
Сам портной, закрывая дверь, жаловался, что теперь террористы наверняка украдут его жену. Я выразил мнение о возможности её защиты по целевой государственной программе «Спрячь свидетеля и забудь, где он!».
– Ви не понимаете. Они же будут угрожать мне её вернуть! – пытался он воззвать к моей совести.
Ой зря-а… Я же поляцкий чёрт и на интеллигентские штучки не ведусь уже давным-давно. Пришлось хлебнуть в своё время. Поэтому я преспокойно сгрёб портного за шиворот и подтолкнул коленом вперёд. Изя Изряилевич без проблем вышел сквозь запертую дверь!
Всю дорогу он, не переставая, ныл, скулил, жаловался и пытался удрать. Хорошо, что машину мне удалось припарковать достаточно близко, за неработающим киоском с прессой. Я вытащил ключи, но открыть её не успел, потому что… в ту же секунду грохнул взрыв!
Нет, слава Люциферу на лысину, взорвалась не моя машина. Это был мусорный бак, буквально в пяти метрах от нас. Меня и Бронштейна отбросило назад ударной волной. Я сильно стукнулся головой об асфальт, успев услышать, как одновременно сработала сигнализация у всех машин на близлежащих улицах.
Когда я смог подняться на ноги (не с первой попытки, разумеется), то увидел, что старик-портной сидит в сторонке, потирая шишку на голове. Я быстро расстегнул дедушкино наследство. Уф, с жилетом шмахида всё было в порядке. Если он не взорвался, когда я упал, то, видимо, не взорвётся уже вообще.
– Таки я говорил вам, шо я лучший в этом деле. Пока ви не дёрнете за шнурок или не расстегнёте, ничего не будет, – приободрил меня портной, вставая на ноги.
Значит, с ним всё в порядке.
А вот у меня болела спина, и наверняка появилась пара солидных синяков на плечах, но сейчас не это было важным. Я огляделся: кажется, кроме нас, в проулке никого не было. Ни других пострадавших, ни какого-нибудь террориста, убегающего за угол с улюлюканьем.
Больше всего пострадала моя служебная машина. Вернее, наша, она у нас одна на весь участок. Но я привык её считать своей, потому что Чмунк ездил только на своём железном мустанге, как он называл велосипед, а Флевретти предпочитал ходить пешком. У нашего старого авто было разбито лобовое стекло, треснуло боковое, во многих местах вспузырилась краска, и вся крыша была чем-то исцарапана.
Посмотрев на асфальт, я с тихим ужасом понял чем…
– Ой вей, они таки начинили бомбу серебряными крестиками, или я зря родился? Зачем ви заставили меня сотрудничать с полицией?! О моя бедная вдова, мои бедные несчастные дети, моя осиротевшая родня… – запричитал чёрт с пейсами, разглядывая крестики с явно меркантильным интересом. Похоже, бедолага не совсем понимал, насколько всё серьёзно…
Мало кто в нашем мире рискует иметь дело с серебром, не говоря уже о крестах. Раны, нанесённые такими крестиками, не заживают. Их использование запрещено всеми конвенциями мира, даже для подавления мирных демонстраций.
А на улицу меж тем потянулся любопытный народ.
– Всем разойтись! Зона оцеплена полицией! Находиться здесь опасно для жизни, – кривясь от боли в плече, проорал я, махая руками.
Черти, горгулии и даже пара нетрезвых гномов шарахнулись в стороны, с ужасом тыча в меня пальцем. Я не сразу понял, в чём дело, а оказывается, все просто увидели на мне жилет шмахида. Тут уж уговаривать никого не пришлось, пять секунд – и улица была девственно-пуста. Я осторожно застегнул лапсердак и взялся за работу.
С трудом открыв покорёженный багажник, я достал оттуда жёлтую оградительную ленту и предупредительные указатели, опоясав участок вокруг бака. Потом позвонил в пожарную часть, поскольку другие баки занялись огнём и полыхнуть могло не слабо. Дежурный саламандр обещался выехать как можно скорее. Уточняя адрес, мне пришлось воспользоваться подсказкой Бронштейна.
Так как машина никуда не годилась, я вызвал «Такси 666. Отвезём хоть в ад!» – самые быстрые и дешёвые услуги перевозки в нашем городе, поймал за ногу пытавшегося тихо отчалить портного и отконвоировал по улице на два дома вперёд. Ну вы же не подумали, что я вызвал такси к самому месту взрыва?
Авто подкатило буквально через пять минут.
– Странно вы выглядите, пан Брадзинский. Месье Бронштейн, моё почтение. Жена до сих пор в восторге от вашего кроя! У вас всё в порядке? – поправляя толстенные очки на носу, спросил молодой чернокожий чёрт за рулём.
– Это служебная тайна, – ответил я один за обоих. – Просто отвезите нас, куда нам нужно. Вперёд лучше не ехать, сверните.
Водитель понимающе кивнул и, к своему счастью, больше не донимал нас вопросами, сконцентрировавшись на дороге. Изя Изряилевич тоже молчал, но строил такие рожи, будто терпел невыразимые муки зубной боли и геморроя одновременно.
– Вы уверены, что нужно ехать не в больницу? – всё-таки не выдержал шофёр. – Кажется, месье Бронштейну очень плохо.
– У него с совестью плохо, – не знаю зачем буркнул я. – А так здоров как бык!
Вообще-то совесть чёрту ни к чему. Достаточно быть законопослушным, всё прочее лирика. Я попросил водилу остановиться, когда до кожевенной фабрики оставалось минут пять пешком. Шофёр высадил нас с заметным облегчением и сорвался с места, едва дождавшись, когда я захлопну дверь. Оставшуюся дорогу мы шли, едва ли не держась за руки, как два первоклассника, уцелевшие после праздничного салюта в честь директора школы…
– Какой болтливый таксист, – не сдержался я.
– Ой, ви ещё не ездили с фифиопами и украми. Одни забалтывают вас рэпом, другие поют длинные протяжные песни о свидомости.
– Избави Люцифер, – подтвердил я.
Как поляцкого чёрта, укрские черти доставали меня уже на генетическом уровне. Одна их страсть к салу и конфетам с кровью – это нечто…
– Таки почему вы апеллировали к моей совести? Я же честный чёрт, а не Порошенькофф какой-нибудь, – не выдержав, возмутился портной.
– Сравнивать вас с этим шоколадным диктатором я бы не стал, но и вы не столь невинны, если связались с террористами, – отрезал я, чуть не за шкирку заставляя его подняться по покривившимся бетонным ступенькам к главному блоку.
А из расхлябанных дверей в огромный пустующий цех нам навстречу уже спешил сам комиссар Базиликус, чьё фото висело над кроватью задержанного. Но не думаю, что сейчас это будет иметь хоть какое-то значение…
– Что это с вами? Жилет взорвался? – удивлённо спросил шеф, огибая одиночные ржавые станки и напуская на себя максимально важный вид.
Резко присмиревшему портному он только небрежно кивнул.
– Нет, как видите. – Я распахнул лапсердак, показывая, что жилет цел. – Похоже, меня пытались припугнуть, устроив взрыв возле нашей машины.
И я коротко пересказал ему, что случилось. Шеф молча кивал, хотя будущий ремонт служебной машины заставил его повращать желваками.
– Надеюсь, старушка жива и подлежит восстановлению? – Из-за спины комиссара показалась улыбчивая физиономия капрала Флевретти. – Классный пиджачок! Не слишком длинный?
– Это лапсердак, – пояснил я и добавил: – Не знаю, но объём работы там приличный. Надеюсь, у нас есть страховка?
– Вы себя хоть в зеркало видели, сержант? – сочувственно спросил Базиликус, уклончиво обходя мой вопрос.
Я невольно коснулся пальцами своего лица. Кожа отозвалась резкой болью ссадин и царапин. Надо будет умыться и продезинфицировать раны одеколоном.
– Ничего, заживёт. А вы решили организовать здесь временный штаб? – через силу пошутил я.
Но шеф даже не улыбнулся.
– Садитесь, – сказал он, показывая на стоящий у входа перевёрнутый ржавый бак из-под бензина – единственное место, куда можно было сесть.
Но я пожалел свои брюки и отказался.
– Только что звонили саламандры, пожар потушен.
– Быстро они.
– Профессионалы. Пожарные обнаружили на месте остатки взрывного устройства и кучу серебряных крестиков. Это был старый электрический кофейник в вигтарианском стиле, начинённый пластитом и серебром.
Я утвердительно кивнул.
– Использование запрещённого серебра и к тому же с христианской символикой с целью намеренного причинения вреда здоровью и жизни…
– …Влечёт за собой высшую меру наказания, – хмуро закончил шеф. – Вплоть до расстрела с конфискацией.
– Не наоборот?
– Не цепляйтесь к словам, сержант.
– Виноват, по сути одно и то же, – согласился я. – Нам надо узнать, где и кем куплен этот кофейник?
– По ходу дела постараемся выяснить. Сейчас важнее решить, что вы будете делать дальше? Счёт идет на часы или даже минуты. Долго ходить в жилете шмахида нельзя. А то, что устроили эти террористы сейчас, вообще не входит ни в какие рамки.
– Не нужно было позволять кое-кому шить пояса шмахидов под самым вашим носом, – не удержался я, кивая на Изю Изряилевича.
Тот взвился, но тут же, проглотив невысказанное возмущение, уселся на ржавый бак. Не сам, ему «помог» капрал, который с прошлого дела всерьёз вообразил себя героем.
– А как же демократические ценности и толерантность? Святой Микулаш их побери? Я обязан соблюдать правила, иначе меня бы давно пнули под зад коленом. А у вас в участке был бы другой шеф, скорее всего ни рыба ни мясо. Мы наращиваем терпимость и понимание. Нам теперь нельзя иметь принципов или своего мнения, когда дело касается выходцев из других стран, национальных меньшинств и их традиций.