Капитан Перри — лучший капитан, который у тебя есть. Ты сам это говорил.
— Он был им, парень, — ответил Струан. — Но он не сумел защитить своего человека. И он боится. Чего именно, я не знаю. Но люди, в душе которых поселился страх, опасны, и нам такие не нужны.
— Но ведь Маккей не пострадал.
— Первый закон для капитана, который служит у меня, — это оберегать свой корабль Второй — свою команду. Тогда они, в свою очередь, будут оберегать его. Человек может командовать кораблем в одиночку, но он не может в одиночку ходить на нем в море.
— Перри не совершил никакого проступка.
— Он позволил военным взять Маккея под стражу вопреки закону, клянусь Богом, — резко ответил Струан. — Капитан должен уметь больше, чем просто прокладывать курс и управлять парусами, черт побери. Исаак должен был поставить на место этого молодого щенка. Он испугался, и он подвел одного из своих людей в тот момент, когда это было особенно важно. В следующий раз он может не спасти свой корабль. Я не стану так рисковать.
— Но он служил у тебя много лет. Неужели это ничего не значит?
— Почему, значит. Это значит, что нам везло все эти годы. Теперь я ему больше не доверяю. Поэтому ноги его здесь не будет, и довольно об этом! — Струан открыл дверь каюты.
Робб сидел за письменным столом и застывшим взглядом смотрел в кормовое окно. По полу были разбросаны коробки, сундучки, детская одежда, игрушки. Сара, жена Робба. дремала, прикорнув в морском кресле. Это была маленькая женщина на последних месяцах беременности, во сне ее лицо избороздили морщины, и оно выглядело усталым. Заметив Струана и Кулума, Робб безуспешно попытался выдавить из себя улыбку.
— Привет, Дирк. Кулум.
— Привет, Робб. — За эти два дня он постарел на десять лет, подумал Струан.
Сара, вздрогнув, проснулась.
— Привет, Дирк — Она тяжело поднялась и подошла к двери. — Здравствуй, Кулум.
— Как поживаете, тетя Сара?
— Устала, мой милый. Очень устала. И я терпеть не могу жить на корабле. Не хочешь ли чаю?
— Нет, спасибо.
Робб с тревогой следил за Струаном.
— Что я могу сказать?
— Ничего, Робби. Они умерли, мы живы, и говорить больше не о чем.
— Так ли, Дирк? — Взгляд голубых глаз Сары стал жестким. Она пригладила свои золотисто-каштановые волосы, расправила длинное зеленое платье с турнюром. — Так ли?
— Так. Извини нас, Сара, но я должен поговорить с Роббом.
— Да, конечно. — Она взглянула на мужа, презирая его за слабость. — Мы уезжаем, Дирк. Мы покидаем Восток навсегда. Я приняла решение. Я отдала «Струану и компании» семь лет жизни и одного ребенка. Теперь пришло время уезжать.
— Я считаю, что ты поступаешь разумно, Сара. Сейчас Восток не место для семьи. Через год, когда будет построен Гонконг — другое дело. Вот тогда здесь станет очень хорошо.
— Для кого-то, может быть, но не для нас. Не для моего Родди, и не для Карен, Наоми или Джейми. Не для меня. Мы никогда не будем жить на Гонконге. — Она вышла.
— Ты купил опиум, Робб?
— Купил немного. Потратил всю нашу наличность и занял что-то около ста тысяч — точно не помню. Цены не слишком упали, поэтому я потерял к ним всякий интерес.
Значит мы завязли еще глубже, подумал Струан.
— Почему наша семья? Это ужасно, ужасно, — мучаясь, говорил между тем Робб. — Почему вся наша семья?
— Йосс.
— К чертям йосс — Робб уставился на дверь каюты. — Брок хочет видеть тебя как можно скорее.
— Зачем?
— Он не сказал.
Струан сел, на минуту приспустил сапог и подумал о Броке. Затем объявил:
— Я сделал Кулума партнером.
— Хорошо, — ответил Робб. Но голос его прозвучал равнодушно. Он по-прежнему, не мигая, смотрел на дверь, за которой скрылась Сара.
— Отец, — вставил Кулум. — Я хочу поговорить с тобой об этом.
— Позже, мальчик мой. Робб, есть еще одна новость.
У нас крупные неприятности.
— Я должен сказать тебе одну вещь, прямо сейчас. — Робб оторвал взгляд от двери. — Дирк, я покидаю Восток вместе с Сарой и детьми. На следующем корабле.
— Что?
— Я никогда не буду тай-пэном, я просто не хочу им быть.
— Ты уезжаешь потому, что я сделал Кулума партнером?
— Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что это не так. Конечно, ты мог бы сначала обсудить это со мной, да, но дело не в этом. Я сам хочу уехать.
— Почему?
— Все эти смерти дома заставили меня задуматься. Сара права. Жизнь слишком коротка, чтобы изойти потом и умереть здесь, вдали от дома. Я хочу покоя, немного покоя. Денег у нас больше чем достаточно. Ты можешь выкупить мою долю. Я хочу уехать со следующим кораблем.
— Почему?
— Я устал. Устал!
— Ты просто слабак, Робб. Сара опять на тебя насела, да?
— Да, я слабак, и да, она опять на меня насела. Но я принял решение. Слишком много смертей. Слишком много.
— Я не могу выкупить твою долю. Мы разорены. — Струан протянул ему письмо банкира.
Робб прочел, и его лицо постарело еще больше.
— Будь они прокляты во веки вечные!
— Согласен. Но тем не менее мы банкроты. — Струан поддернул сапог и встал. — Извини, Кулум, твое партнерство ничего не стоит. На наш лондонский банк повели организованное наступление, и он уничтожен.
Казалось, воздух в каюте сгустился.
— У нас есть сто тысяч фунтов в Шотландии, — сказал Робб. — Выдели мне половину, а сам забирай остальное.
— Спасибо, Робб. Это было сказано по-мужски. Робб стукнул кулаком по столу:
— Не моя вина, что банк приостановил платежи!
— Верно. Поэтому не требуй себе половину наших денег сейчас, когда нам понадобится каждый пенни!
— Тебе понадобится, а не мне. Ты найдешь выход, всегда находил.
— Пятидесяти тысяч фунтов Саре не хватит и на пять лет.
— Предоставь мне самому беспокоиться на этот счет! Эти деньги не проведены через бухгалтерские книги, поэтому они наши, тут все честно. Я возьму половину. Моя доля в деле стоит в двадцать раз больше!
— Мы банкроты! Ты что, не в состоянии понять этого своей башкой? Банкроты!
Дверь открылась, и в каюту вошла маленькая девочка с золотистыми волосами. В руках она держала соломенную куклу. Ее лицо выражало озабоченность.
— Здлавсгвуй, папа. Здлавствуйте, дядя Дилк. — Она подняла голову и внимательно посмотрела на Струана: — Я улодина?
Струан с усилием оторвал взгляд от Робба.
— Что, Карен, девочка моя?
— Я улодина?
— Нет. Нет! Конечно же, нет, Карен. — Струан поднял ее на руки. — Кто говорил тебе такие ужасные вещи, крошка?
— Мы иглали в школу на «Отдыхающем Облаке». Это была Лиллибет.
— Лиллибет Брок?
— Нет-нет-нет. Она моя лучшая подлужка. Это была Лиллибет Какая-то Длугая.
— Так вот запомни, никакая ты не уродина. И скажи этой Лиллибет Какой-то Другой, что ужасно некрасиво говорить людям такие вещи. Ты у нас очень хорошенькая.
— Ой, как здолово! — На лице Карен расцвела огромная улыбка. — Папочка всегда говолит, что я класивая, но я хотела сплосить у вас, потому что вы знаете. Вы знаете все на свете. — Она обняла его своими ручонками и изо всех сил прижалась к нему. — Спасибо, дядя Дилк. А тепель поставьте меня на пол. — Она пританцовывая подбежала к двери. — Я так лада, что я не улодина.
Робб осел в своем кресле. После долгого молчания он произнес:
— Черт бы побрал этих банкиров. Прости меня. Это моя вина — и мне очень жаль. Я был… прости.
— Мне тоже жаль, дружище.
Робб безуспешно пытался сосредоточиться.
— Что мы можем предпринять?
— Не знаю. Послушай, Робб, не делай этого, а? Дай мне пару месяцев. Мы отправим Сару и детей с первым же кораблем. Чем скорее, тем лучше — они уедут до сезона тайфунов.
— Может быть, мне как-нибудь удастся устроить заем.