Биться супротивники договорились до смерти, а чтобы поединок не походил на убийство, за повелением обратились к государю, который решил назначить им в недельщики Михаила Глинского. Он-то и определил время и место поединка.
Главным судьей в Москве уже второй год был князь Андрей Шуйский. Бояре глаголили о том, что брал он с виноватых до десяти алтын, большая часть из которых затерялась в глубоких княжеских карманах, и что будто бы на вырученные деньги он отстроил уже вторую деревеньку.
Местом поединка стало устье Яузы. Отсюда хорошо был виден Покровский собор, по другую сторону выпирала кремлевская стена.
— Согласны ли вы решить дело миром? — больше для порядка спросил Глинский. Ответ он предвидел заранее.
— Нет, — через стиснутые зубы выдавил Батурлин. — Не для того я искал поединка, чтобы отказываться от него.
— Боя желаю, — коротко отвечал конюший.
— Вижу, что примирения у вас не получится. Тогда хочу спросить, чем драться желаете? Мечами или палками?
— А я с ним и на кулаках слажу, — произнес окольничий.
— Что ж, на кулаках, так на кулаках, — согласился Овчина.
В дело вступил Андрей Шуйский:
— Пусть божий суд решит, кто прав, а кто виновен. Кто в живых останется, того, знать, господь своей дланью от удара прикрыл. Деньгу я получу с виноватой стороны. А теперь скидайте охабни и заворачивайте рукава. А вы, ротозеи, не мешайте поединщикам. Если надумаете неправдой тревожить, так с каждого зачинщика по алтыну возьму, — пригрозил князь кулаком в сторону зевак, среди которых были холопы и Батурлина, и Оболенского.
Андрей Шуйский не однажды становился свидетелем того, как челядь немедленно вступалась за хозяина, когда видела, что тому приходилось туго. И тогда поединок больше напоминал побоище, чем божий суд. В ход шли не только камни, подобранные под ногами, но и длинные колья, вырванные из плетней.
— Как же мы смеем, боярин, — ухмылялись холопы, пряча под тулупами аршинные дубины, — на то оно и божий суд.
Шуйский, однако, не сомневался, что слова их — пустые.
— Знаю я вас, бесов. Такую свалку можете учинить, что и спросить потом будет не с кого. Яшка! — окликнул князь легконогого подьячего, который никак не мог устоять на месте и напоминал козленка, прыгающего под веселую дуду. — Веди скоморохов с медведями.
— Слушаюсь, боярин. — И подьячий юркнул в заросли ивняка.
Через минуту раздался медвежий рык и треск поломанных сучьев.
— Вот что я вам скажу, — князь Шуйский строго оглядел зевак, — ежели вы надумаете в поединок встревать, то медведя на вас напущу, а он уж сумеет вас разогнать. Понятно ли глаголю?
— Как же не понять, боярин, — мрачно отозвался за всех московитов бородач, с опаской поглядывая на огромного зверюгу.
Медведь заинтересованным зрителем уселся неподалеку от поединщиков и принялся терпеливо дожидаться боя.
— А теперь сходитесь!
Молодцы медленно двинулись навстречу друг другу. Своим осторожным приближением они напоминали бойцовских петухов, которые пристально выбирали место, чтобы клюнуть супротивника пошибче. Петушиной была даже поступь: грудь крута, ноги врастопырку, движения кругами.
Андрей Батурлин ударил первым, и, если бы Овчина замешкался хоть на мгновение и не отстранился назад, кулак нападавшего встретил бы грудь конюшего.
— Что же это ты, окольничий, так неловок? — надсмехался Иван. — Или я так мал, что ты в меня даже попасть не можешь?
Зыркнул сердито Батурлин и повыше закатал сползший с локтя рукав.
— А ты, я вижу, пересмешник, князь. Да недолго тебе шутковать.
Окольничий с силой выбросил руку вперед, стараясь угодить Оболенскому в корпус, но князь опять умело уклонился, пропустив кулак Батурлина над самым плечом.