Бедняжка готова была ноги ему целовать, не говоря обо всем остальном. Ну, он и повелся, потому что я‑то в его величие не очень верила. Ума быть поосторожней у них не хватило, впрочем, наверняка она нарочно подстроила… В общем, я их застукала и выставила Смолина за дверь. Как оказалось, зря. Пять гражданских браков, и ни намека на счастье. У него тоже счастьем не пахнет. Зато в отличие от меня дети есть. Левка просто душка, мы с ним очень дружим. Отца он любит, хоть и не за что. И Сонька. Об этой ничего хорошего не скажу, но дети придают нашей жизни какой‑никакой смысл.
– У Смолина кроме детей есть еще прекрасные книги, – напомнила я.
– Да бросьте вы, – фыркнула Венера. – Весьма посредственные. Кто их читает? Не тираж, а горькие слезы…
– Но «Прощальная песня» до сих пор популярна.
– Ну, если только она, – пожала Венера плечами. – Он был молод, влюблен до безумия, в меня между прочим. А потом все кончилось. И эти бабы не смогли вдохновить его ни на что путное.
– Аркадий Чадов учился в Литературном институте? Они там с Геннадием Сергеевичем познакомились?
– Мы познакомились, когда учились в нашем университете. А Аркаша, да, в Литературном год или чуть больше пробыл. Пока не выгнали. Он по натуре бунтарь, а там надо было великих слушать.
– Что он писал?
– Стишки, – вдруг нахмурилась Венера. – Если честно, дрянные. Выгнали его совершенно справедливо. Эта самая история вражды, о которой многие в университете знали, интриговала. Создавала романтичный ореол. В юности придаешь значение всяким глупостям… Генка с Чадовым подружились. Оба интересовались литературой, любили поболтать… Смолин как раз начал писать, особо посоветоваться здесь было не с кем, а Аркадия из литинститута выперли, короче, было кое‑что общее…
– Но дружба вскоре прервалась?
– Ничего подобного. Мы дружили, пока не произошла гадкая история. Аркадий ограбил моих родителей, был жуткий скандал.
– А можно об этом поподробнее?
– Милая, вы хотите невозможного, – усмехнулась Венера. – Столько лет прошло… Ладно, попытаюсь. Накануне мы были у Аркаши на даче, он отвел меня в сторону и признался в любви. Я, конечно, знала о его чувствах, но надеялась: у него хватит ума не ставить и меня и себя в глупое положение. Наверное, я была чересчур резка с ним, он обиделся. Возможно, здорово разозлился. Потому и решился на этот идиотский поступок. На следующий день, кажется ближе к обеду, в дверь вот этой квартиры позвонили. Мои родители были на даче, об этом Чадов знал. Семья у меня по тогдашним меркам была состоятельная. Мама, между прочим, из дворянского рода. Кое‑что от прежних времен осталось, да и папа занимал серьезный пост. Я открыла дверь и увидела двух типов в масках, они ворвались в квартиру, связали меня, сунули кляп в рот и устроили обыск. Забрали деньги, драгоценности и ушли. Меня не тронули, хотя я боялась, что убьют.
– Они вам угрожали?
– А вы как думали? Чадова я узнала сразу, как только пришла в себя и начала понемногу соображать.
– И вы сказали ему об этом?
– Ума хватило промолчать.
– И вы сказали ему об этом?
– Ума хватило промолчать. Ну а потом с кляпом во рту не очень поговоришь. Но ведь он и без моих слов мог догадаться, что я его узнала, потому и боялась: в живых не оставят. Шваркнут чем‑нибудь по башке… Он ведь не идиот, должен понимать: чтоб узнать человека, не обязательно видеть лицо. Остаются фигура, манеры, голос. Чадов старался рта не открывать, но пару слов все же произнес… Ясно, что, как только я освобожусь, сразу пойду в милицию. И его, конечно, арестуют. Но, видимо, он уже тогда собирался бежать и меня не тронул. До вечера я сидела связанная, пока родители не вернулись. Вызвали милицию. Я все рассказала, но Чадова так и не нашли. Ни на даче, ни у родственников, нигде.
– А вас такой поступок Чадова не удивил? – спросила я.
Венера пожала плечами.
– Во‑первых, Аркаша был довольно своеобразным парнем… Прирожденный анархист. И, надо сказать, решительный. Мямлей его точно не назовешь. Во‑вторых, он был на меня обижен, чувство ко мне испытывал сильное, это было видно, а я любила Смолина и твердо заявила, что шансов у него никаких.
– То есть он вам мстил? Для бывшего студента Литературного института способ довольно необычный.
– Еще бы. Но в этом весь Чадов. К тому же идея нас ограбить могла исходить от другого человека. У него были странные знакомства, я бы больше сказала – подозрительные. Особенно один тип запомнился, звали его Евгений Дуров. Жека – так Чадов его называл. Совершенный уголовник. Песни блатные пел под гитару и, по‑моему, к тому времени уже успел побывать за решеткой. Так вот, идея нас ограбить могла принадлежать этому Жеке, а Чадов согласился, чтоб мне досадить. Просто от безысходности.
– Мужчины часто совершают глупости из‑за неразделенной любви, – с умным видом ввернул Берсеньев.
– Вот‑вот, – закивала Венера. – В общем, Чадов исчез, и этот Жека тоже. И больше я о Чадове ничего не слышала.
– А Жека через некоторое время все‑таки появился?
– Вероятно, так, если кто‑то мне о нем рассказывал.
– А кто это мог быть?
– В то время у меня было столько знакомых… студенческая среда, люди легко сходятся… Конечно, кто конкретно мне о нем говорил, я сейчас и предположить затрудняюсь. Столько лет прошло.
– Но если Жека объявился, – не отставала я, – к нему должны были возникнуть вопросы в связи с вашим делом.
– Не знаю, милочка. Я‑то опознала только Чадова, о чем и сообщила в милиции. А с его дружками они уж сами разбирались.
– Значит, Чадов исчез сразу после этой истории?
– Вот именно. По крайней мере, я ничего о его дальнейшей судьбе не слышала.
– А о том, что на даче Чадова вчера нашли труп, то есть, я хотела сказать, то, что от него осталось…
– Господи, – ахнула Венера и торопливо перекрестилась. – Какой кошмар…
Выходило, для нее это новость. И все‑таки у меня возникло подозрение, что Венера Давыдовна о находке знает. Потрясение она слегка переигрывала, а вот глаза сохранили безучастное выражение.
– Неужто это Чадов? – придерживая руку на выдающемся бюсте, продолжила она.