Мечты сбываются только раз в жизни.
Двенадцатое апреля Олег встречал в купе поезда, тем не менее, полностью ощущая себя космонавтом. Когда тебе за тридцать, ты уже разведен, и ты — мент, а из «советских» льгот остались только очень большой отпуск и оплата «конторой» проезда к месту его проведения, то все, что тебе остается — это осуществлять мечты. Если они в меру прозаичны, как у любого милиционера. Олег мечтал о Лауреле. Поэтому сегодня утром, проснувшись как всегда рано (ему не удавалось долго спать даже в отпуске), он побрился, не используя воды, без крема — на сухую, оделся, собрал вещи. А поезд, тем временем, приближался к вокзалу Хабаровска.
Он ехал в этом поезде уже почти неделю, самым длинным железнодорожным маршрутом страны, с запада на восток, с редкими непродолжительными остановками в городах. К осуществлению мечты. И смотрел на меняющийся мир в основном из окна купе, как космонавт на Землю, через иллюминатор. Чем дальше поезд продвигался на восток, тем меньше людей оставалось в вагоне. Это в плацкартных, на самых дешевых местах, ехали веселые и пьяные перегонщики. При деньгах, бесшабашные. Там были заняты почти все места. Народ ехал до конца — до Уссурийска и Владивостока. Они пробудут там один день, переночуют, и уже в 4–5 утра следующего дня, в только что купленных машинах, на бешеной скорости, местами по бездорожью, помчатся в противоположную сторону, с востока на запад, зарабатывая так себе на жизнь. А вагон Олега постепенно пустел, он остался в купе один.
Но его это совсем не тяготило. Когда у тебя такая работа, редко удается просто полежать, отдохнуть. И поэтому нужно уметь пользоваться любой возможностью. Да и пейзажи за окном все время менялись, не давая скучать. Страна оказалась огромна, необычайно красива, и уже об одной только смене климата и растительности можно было бы написать книгу, если бы у Олега имелся соответствующий талант. К сожалению, в Чите соседнее купе заняли спортсменки-дзюдоистки, едущие на какой-то турнир с участием японских звезд во Владивостоке. И весь отдых пошел насмарку. Ему нужно было пережить только одну совместную пьянку, и продержаться только одну ночь. Но он, должно быть, слишком много выпил. И когда Юлька начала облизывать горлышко пивной бутылки, глядя на него и улыбаясь, он понял — она созрела для признания в любви…
Кун-фу, карате, дзюдо — это все ерунда. Вот когда тебя орально ласкают — сразу вырубаешься. И это была, пожалуй, самая лучшая его ночь в поезде. Тем не менее, проснулся он как всегда рано, и перебрался на другую полку, чтобы не разбудить девушку. Почитал немного электронную версию «Лунной радуги» Павлова на карманном компьютере, а потом, когда надоело, тихонько встал и занялся приготовлениями.
— Ты уже проснулся, так рано — сонным, с хрипотцой ото сна голосом, приоткрыв один глаз, спросила Юлька. Щека ее еще была красной от подушки, короткие черные волосы смешно взлохмачены — тебе понравилось?
— Мне вообще нравятся пьяные женщины: с ними и за жизнь поговорить можно, как с нашим командиром, и все прочее. — Олег, уже одетый, причесывался перед зеркалом на двери купе. Секунд тридцать назад он слышал в коридоре торопливые шаги герра Лямке, направлявшегося в туалет. Это означало, что на полноценное прощание уже не остается времени. Не было в нем и смысла.
— И это все, что ты можешь сказать девушке после ночи любви?
— Мадам…
— Мадемуазель — поощряющее улыбнулась Юлия.
— Пофиг. Я старый солдат, и не знаю слов любви…
— Хорошее начало — девушка потянулась, попыталась расположиться на тесной купейной полке поудобнее.
— А мычанием выразить всю гамму обуревающих меня эмоций не получается!
Легко увернувшись от летевшей в него и замеченной через зеркало подушки, он переместился поближе к девушке, поднял нижнюю полку, вместе с матрасом, постелью и лежавшей на ней Юлией, прижав ее к стене. Из-под полки была извлечена полупустая сумка — весь его дорожный багаж. Засунув в сумку карманный компьютер, бритву, мыло, зубную щетку и пасту, он приник к окну, рассматривая Амур, через который сейчас как раз переезжал поезд. Мост через реку был единственный, совмещенный с автомобильным, и по нему в обратном направлении уже неслись первые машины. Заочно, по пятитысячной купюре, мост был знаком практически всем жителям России. А тут выпал шанс посмотреть вживую. Вода Амура в этот час казалась свинцово-серой, но река своей шириной, спокойствием и мощью не произвела на Олега сильного впечатления. Олег приехал из Ростова, а там был Дон. Зато, чтобы миновать Амур, для поезда имелось две возможности — через этот мост, и через тоннель. Мероприятие, которое затевал Олег, обещало быть трудным, и он для себя загадал — если через мост, значит, все закончится хорошо. Пусть трудно — но хорошо. И сейчас все его радовало — и эта неожиданная девушка, и красавец Амур, и хмурое холодное утро, и предвкушение встречи.
Хабаровск был выбран неслучайно. Да, во Владивостоке цены на автомобили несколько ниже, но там у Олега не было друзей. А здесь, на вокзале, его встречали Андрей и Евгений. Поезд прибыл на первый путь, сразу к старинному, еще дореволюционной постройки, но, тем не менее, красивому и поддерживаемому в неплохом состоянии вокзалу. Олег вышел из вагона последним, пропустив других немногочисленных и как всегда очень спешащих попутчиков, сходящих в Хабаре, как называли ее почему-то все приезжие, и никто из местных. И сразу увидел ребят.
Последний раз они виделись года два назад в Москве, а дружили уже семь лет. И каждый год ребята приглашали Олега в гости. А выбраться удалось только сейчас. Пока происходил первый жадный обмен репликами, рукопожатия, обнимания, сзади, к окну своего купе, с привычной нелепой складной шваброй проследовал герр Лямке. Он делал это каждый раз, на всех немногочисленных остановках, в любое время суток. С немецкой скрупулезностью изучив расписание, каким-то неведомым образом учитывая опоздания, он за 5 минут до прихода поезда на вокзал шел в туалет, пока тот не закрыт, чтобы намочить швабру, а затем, на перроне, старательно мыл и протирал, чтобы вода не замерзла, окно своего купе. А если удавалось, то подлезал под вагон и протирал еще и стекло в коридоре, напротив купе. Герр Лямке осуществлял свою мечту — ехал из Москвы во Владивосток за впечатлениями. Последний раз оглянувшись на поезд — забрызганный грязью, с запотевшими стеклами, но такой обжитый, ставший родным за эту неделю, Олег, слегка ошалевший от встречи, повернулся лицом к городу.
Они прошли через здание вокзала — внутри, к сожалению, стандартно-современное, с большими и удобными информационными табло, синими металлическими сидениями в залах ожидания и такими же синими металлическими урнами. Старинная индивидуальность стен и потолков оказалась безнадежно прикрыта белыми европанелями. Сразу при выходе из вокзала приезжающие попадали на площадь, посреди которой располагался памятник Ерофею Хабарову, чтобы суровым и зачастую не совсем трезвым сибирским мужикам было понятно, куда приехали. Но Олегу не повезло — он уперся в проезжую часть, за которой возвышался высокий серый дощатый забор, полностью закрывавший вид на город и памятник. Шла реконструкция привокзальной площади. Ну и ладно, впереди его ждала еще масса впечатлений. Стратегический план, выработанный друзьями заранее, имел следующие пункты — сейчас на квартиру Андрея, бросить сумку, помыться, переодеться. Далее по городу, осесть в каком-нибудь баре, а уже завтра — на авторынок, купить машину, оформить, подготовить к поездке. И, если все сложится удачно, послезавтра — в путь домой.
Посреди громадной как все дальневосточное, выложенной искусственным тротуарным камнем Комсомольской площади, несмотря на название, возвышался недавно отстроенный с размахом, в слегка византийском стиле, храм. Архитектура храма, стремящегося ввысь, в целом напоминала то ли незабвенные сталинские многоэтажки а ля МИД и МГУ, то ли католические костелы, но венчали все это безобразие вполне православные куполочки. Зато, если смотреть в другую сторону, вдоль улицы Ленина, то вдали, на холме, сквозь дымку виднелся другой храм, уже намного более похожий на православный. Отсюда не получалось как следует рассмотреть, но тоже, скорее всего, не старинный. Подхватив под руки еще не успевшего надивиться новостроям Олега, ребята свернули на улицу Муравьева-Амурского, также выложенную тротуарной плиткой, украшенную псевдостаринными фонарями и, судя по всему, являющуюся главной улицей города. Чем так прославился сей местный, что следовало из приставки «Амурский», герой, Олег поинтересоваться не успел, хотя на ум приходило что-то литературное, но тут, пройдя старинное красного кирпича здание большой научной библиотеки, компания проникла в вестибюльный полумрак ресторана «Саппоро».
Заведение оказалось приличным и дорогим. Это сразу бросалось в глаза по чистоте фартучков официантов и блеску столешниц. Явно не по карману обычным милиционерам, но, если раз в несколько лет и по большому празднику — то можно. Для начала взяли какой-то местной, экзотичной для Олега водки на кедровых орешках, в необычной формы пузатой бутылке с зеленой этикеткой, салаты, нарезки, томатный сок. Несмотря на название ресторана обошлись без экзотики. Зато обслуживала ребят миниатюрная китаяночка, и при этом платиновая блондинка, одетая в темное кимоно. Девушка, видимо, должна была изображать японскую гейшу. Также, как местная сырая рыба должна была изображать загадочное суши — на самом деле похлебку бедных японских рыбаков, которым даже не за что было купить дров, чтобы на костре отварить или пропечь ее. Водка пошла хорошо, половина бутылки уже исчезла, а выпить успели только за встречу, да за дружбу.
— Ну и как тебе город? — спросил, протирая очки, Андрей.
— Да вы же ничего посмотреть не даете, сразу в кабак затащили.
— А успеем посмотреть, сейчас вот перекусим… и пойдем — на Женю водка уже оказала первое, взбадривающее, действие.
— Я вот не понял, а чего у вас церквей столько, и все новые. На Комсомольской площади, в центре, и то церковь. Уже или площадь бы переименовали, или церковь не строили.
— А у нас в последнее время все прямо офигели по религии — Евгений начинал входить в раж — даже вместо планетария церковь! До революции польский костел был. А теперь — ни поляков, ни католиков… но церковь!
— Вот если бы ты летом приехал — Андрей разлил остатки бутылки — мы бы на набережной посидели. Девки, пиво — сказка. По широкой лестнице, если спускаться отсюда, со стороны Комсомольской площади, попадаешь на широкую набережную — везде литые чугунные ограждения, под старину фонари. И как в сказке: налево пойдёшь — на пляж попадёшь, направо — на стадион имени Ленина. Ну а прямо — Амур, тоже широкий.
— Да я уже понял, что у вас здесь все широкое и с размахом — Олег пытался наколоть на вилку широкий, но очень тонкий кусочек карбоната. В конце концов плюнул, и отправил его в рот рукой.
— Ничего ты еще не понял, вот на машине обратно поедешь — тогда и поймешь. А поезд не считается, ты бы еще самолетом прилетел и через иллюминатор масштабы оценил.
— Зато у нас можно за триста рублей купить здоровенный пакет огромных крабов, и наесться от пуза, — Евгений подхватил рукой крабовое мясо, и отправил в рот, — а вот у вас крабов можно купить?
— Чего нет, того нет, но есть раки! Не огромные, и не по триста рублей пакет, но закусывать можно! — все ухватились за стаканы, и дружно выпили.
— Слушай, Андрюха, а чего у вас как лето, так каждый год тайга горит? — Олег вертел в руках опустевшую бутылку. Спирт «люкс», никакими орешками не пахнет.
— Ну так мебель в Китае дорогая, если из качественной древесины. А горит у нас исключительно самая лучшая тайга.
— Эээх, богатый у вас край…
— Ага — подключился Евгений, заказывавший еще одну бутылку — вот в прошлом году во Владивостоке воды не было. Нет, ты представляешь, обычной питьевой воды! А Владивосток, считай, пограничный город. Границу перейдешь — все есть! И уголь, и мазут, и вода. Обратно перейдешь — ничего нет. Расстояние между местом, где все есть, и местом, где ничего нет — один километр. А ты говоришь масштабы! Впрочем, это уже не наш край.