- Рвануть на орбиту рванули, авторойкосмическойскоростине
набрали, вот и сдохли в самый интересный момент...
- Но у Паши-то дела, я так понимаю, не в застое?
-Нетослово.-Насейразвголосеплечистогозвучалосамое
натуральнейшее, без тени холуйства, почтение. - Павел Иваныч и пишется Павел
Иваныч, поскольку мозги имеет драгоценнейшие.Ябыпоменялсяпорецепту
профессора Доуэля...Все,приехали.Грядетвоссоединениеродственников,
по-еврейски, кажется, алия. Или не алия, кто ихтамразберет...Вобщем,
лобызнешься. В переносном смысле, понятно, ибо босс не сентиментален...
- Я тоже.
- Вот и ладушки.
Онвыпрыгнул,вмиграспахнулворота,провелджиппоширокой
бетонированной дорожке к крыльцу двухэтажного шлакоблочного особнячка. С той
же проворной ловкостью выпрыгнул из машины, бросил мельком:
- Выходить не вздумай, кобель глотку вырвет. Сейчас вернусь, проведу, - и
быстрым шагом направился запереть ворота.
Петр покосился вправо - метрах в трехотмашиныстоял,чутьнаклонив
голову и прижав уши, неведомо откуда вынырнувшийвосточноевропейскийовчар
устрашающих габаритов,смотрелнаджипстерпеливойнадеждойлюбителя
человечинки.
- Выходи, - плечистый распахнул дверцу. - Черт, стоять смирно!
Едва Петр выпрыгнул, огромный, не менее восьмидесяти сантиметров вхолке
Черт повел себя странно - настороживуши,всмотрелся,неуверенноуркнул,
потом даже попятился, склонил голову, утробно заворчал, встал как-тобоком,
затоптался.
- Ох ты, я и не подумал... - расхохотался плечистый. - И ведь точносбил
ты с толку нашу зверину... Вон как недоумевает... Черт, это кто?-смеялся
он, тыча пальцем в Петра. - Это не хозяин, это - как две капли... Вот,вот,
сбит с панталыку... Комедия. Соображает что-то, а допереть до сутисобачьим
воображением все же не может. Черт, это кто?
- Хватит, - недовольно сказал Петр. - Кинется еще...
- Не бзди, он у нас ученый... Черт, место! Все. Пошли.
Он первым направился к крыльцу -высокому,основательному,сковаными
черными перилами иостроконечнойзеленойкрышей,явноскопированнойсо
старых русских теремов. Уверенно распахнул дверь, провел в широкий коридор:
- Бросай фуражку на крючок, сымай ботинки, у нас тут ковры повсюду...
- Сюда?
- Ага. Чемоданчик поставь, не упрут... Пошли.
С шутовской предупредительностью распахнул перед Петромпоследнююдверь
слева. Обширная комната, от пола до потолка отделаннаятемнымидеревянными
панелями. Камин посередине стены. Огромная кабанья голова таращится со стены
желтыми стеклянными глазищами. Огромный телевизор. Бильярдный стол.Высокие
вычурные кресла вокруг массивного стола.
- Ну, здорово, братан...
Человекаслабонервного,окажисьоннеподготовленнымсвидетелемэтой
сцены, могло бы и ощутимо встряхнуть. А ужобиндивидууме,находящемсяв
преддверии белой горячки, нечего и говорить - таковойвмигиосновательно
поехал бы рассудком, достаточно вспомнить кое-что из прошлого.
Сережка - как
же его фамилия? - ив самом деле едва не рехнулся. Он как раз проснулся после
недельного запоя, а они вошли в комнатувдвоем,старательносинхронизируя
движения. Молоды были и безжалостны, шутили сплошь и рядом жестоко,чутьв
психушку не отвезли Пашиного однокурсника...
Человек, шагнувший навстречу Петру с протянутой для крепкогорукопожатия
рукой,отличалсятолькоодеждой-неофицерскаяформа,аширокие
тренировочные брюки и просторная домашняя рубашка.Новсемостальномони
были неотличимы, словно отражение в зеркале: рост, комплекция,чертылица.
цвет глаз, даже прически почти копируют друг друга. Две горошинки изодного
стручка.
И не было во всем этом,конечноже,нимистики,нишаловливойигры
случая. Были братья-близнецы, только-то и всего. А отличиеисключительнов
том, что выбрали в жизни разные дорожки, но и в этом, если подумать, нетни
капли удивительного. Братья-близнецы Петр иПавел,названныетакпапашею
вовсе не вчестьпервыхучениковХриста,-родитель,какиподобает
провинциальному интеллигенту пятидесятых, от религии был дальше, чемЮпитер
от Земли. А первенцев нарек в честь города Петропавловска,где,каклегко
догадаться, они и появились на свет, устроив родителям нешуточный сюрприз: в
те патриархальные времена еще не было хитрой медицинской техники,способной
предсказать заранее, что в утробе молодой мамы не один, а целых двое.Разве
что бабка с позиции немалого жизненного опыта что-то такое предчувствовала и
даже вроде бы вяло предсказывала вслух.
- Здорово, Паша, - сказал Петр, крепко тряхнув протянутую руку. - Приехал
вот...
Откровенно говоря, испытываемыеимчувствабылидалекиоттелячьего
умиления, присущего вкаждомкадреперсонажаминдийскихимексиканских
шедевров. Они слишком долго невиделись-этораз.Слишкомдолгожили
вдалеке друг от друга, каждый своей жизнью, как небоиземля.Пресловутой
братской любви, в общем, никогдаособенноинеощущалось.Слишкомрано
разбросала жизнь, слишком разные дорожки, слишком... Черезслововсплывает
это "слишком". Не чужие, конечно, - но и совершенно нетянетбросатьсяна
шеюнеотличимомуоттебячеловеку.Разныемычересчур,ония.
Свежеотставной подполковник иодинизкрутейшихшантарскихбизнесменов.
Брат, конечно. Брательник. Но мышцы лица в умиленной улыбке что-то не спешат
расслабиться, слеза на очи отнюдь не наворачивается. Да и у него, похоже, те
же самые ощущения...
Потому что в голосе та же ноточка неловкости:
- Нупроходи,брательник,проходи,чтотыстоишь,какслесарьпо
вызову... Митя, можешь улетучиваться. Братовья ностальгии будут предаваться,
тебе это неинтересно... Падай, Петя, в кресло. Жахнем, немешкая?Уменя,
признаюсь, башка с похмельяпохрустывает,вчерарасслаблялисьснужными
субъектами, а поутру дела навалились, подлечиться времени не было, да и тебя
ждал... - Павел привычно устроился в мягком кресле по другую сторону низкого
столика, щедро наплескал во внушительныебокалытяжелойжидкостичайного
цвета.