— И слава богу.
— Да, сэр. Судя по миссис Симмонс, она собралась действовать, а это вряд ли закончилось бы благополучно для мистера Финк-Ноттля.
Я задумался. Сами понимаете, я погрешил бы против истины, если б заявил, что всем доволен. Само собой, я испытывал жалость, тревогу, ужас и сам не знаю ещё какие чувства, но тем не менее меня успокаивала мысль о том, что всё самое страшное осталось позади. С моей точки зрения, надо было не горевать по прошлому, а радоваться будущему. Я имею в виду, может, Гусик и превысил Вустерширский рекорд по дурости, а заодно окончательно лишился шансов стать любимцем публики в Маркет-Снодсбери, но к счастью, он сумел сделать предложение Медлин Бассет, а она, тоже к счастью, согласилась его принять.
Я поделился своими соображениями с Дживзом.
— Некрасиво получилось, — сказал я. — Не удивлюсь, если этот школьный праздник долго будут помнить. Но мы не должны забывать, Дживз, что Гусик, хотя сейчас все в округе считают его уродом из уродов, одержал победу, если ты меня понимаешь, в другом отношении.
— Нет, сэр.
По правде говоря, я подумал, он оговорился.
— Когда ты говоришь «Нет, сэр», ты имеешь в виду «Да, сэр»?
— Нет, сэр. Я имею в виду: «Нет, сэр».
— Разве он не одержал победу?
— Нет, сэр.
— Но он помолвлен.
— Нет, сэр. Мисс Бассет расторгла помолвку.
— Ты не шутишь?
— Нет, сэр.
Не знаю, заметили вы или нет одну странность, постоянно бросавшуюся в глаза на страницах моего рассказа, но почти все действующие лица, о которых вы здесь читали, время от времени закрывали лицо руками. Не совру, если скажу, что мне довелось побывать во многих переделках, но впервые я очутился среди персонажей, где хватание, если так можно выразиться, за собственную физиономию было чуть ли не культом.
Вспомните, так поступил дядя Том. И Гусик. И, конечно, Тяпа. Вероятно, хотя точно не знаю, это сделал Анатоль и уж наверняка Медлин Бассет. Не сомневаюсь, что и тётя Делия с удовольствием последовала бы общему примеру, если бы только не боялась испортить причёску.
Надеюсь, вы поняли, к чему я клоню? Совершенно верно, услышав от Дживза последние новости, я закрыл лицо руками. Они вроде как сами дёрнулись вверх, а голова неожиданно стукнулась подбородком о грудь, и в следующую секунду я стал не менее ревностным служителем культа, чем остальные.
Я всё ещё давил на своё чело ладонями, запустив пальцы в волосы и пытаясь сообразить, что необходимо предпринять в первую очередь, когда кто-то заколотил в мою дверь с такой силой, что затряслись стены.
— Вероятно, это мистер Финк-Ноттль, сэр, — сказал Дживз.
Но на сей раз интуиция его подвела. В комнату ворвался Тяпа. Глаза его безумно вращались, и он не дышал, а хрипел, как закоренелый астматик. Не вызывало сомнений, бедолага был взбудоражен, дальше некуда.
ГЛАВА 18
Я прищурился и внимательно на него посмотрел. По правде говоря, его вид мне совсем не понравился. Заметьте, я не говорю, что он мне нравился когда бы то ни было, потому что Природа, созидая этого кристально чистого душой малого, немного переборщила с нижней челюстью и пронзительными, глубоко посаженными глазами, снабдив ими того, кто не являлся ни императором, ни полисменом-регулировщиком. Впрочем, сейчас, как вы понимаете, речь шла не о его внешности, а об угрожающем виде, и я в который раз пожалел о том, что Дживз чересчур щепетилен и тактичен.
Я имею в виду, можно, конечно, гордиться камердинером, который ускользает как вьюн в песок, когда к его молодому господину приходит гость, но тем не менее в определённые минуты, — а у меня возникло ощущение, что такая минута наступила, — тактичнее всего было бы остаться и в случае чего оказать посильную помощь.
Но Дживза в комнате не было. Я не видел, как он ушёл, не слышал, как он ушёл, но он ушёл. Сгинул. Исчез. Испарился. Куда ни кинь глаз, повсюду был только Тяпа. А Тяпина поза не вызывала доверия. У меня возникло такое ощущение, что он всю ночь думал и решил заново переговорить со мной об Анжелиных ногах, которые я массировал.
Однако после первой же его фразы я вздохнул свободно. Оказывается, мои тревоги были напрасны. Вы даже представить себе не можете, какое облегчение я испытал.
— Берти, — сказал он, — я должен перед тобой извиниться. Я был не прав.
Как я уже говорил, у меня отлегло от сердца, когда я понял, что Анжелины ноги здесь ни при чём, но тем не менее моё удивление трудно было передать словами. С тех пор как Тяпа надул меня в «Трутне», много воды утекло, и я никак не ожидал, что он неожиданно раскается в содеянном. Более того, по сведениям из надёжных источников, Тяпа неоднократно хвастался своей проделкой в кругу друзей и потешался надо мной почём зря.
В общем, я никак не мог догадаться, что заставило Тяпу пожалеть о своём дурном поступке. Возможно, конечно, его замучили угрызения совести, но почему?
Тем не менее факт оставался фактом.
— Дорогой мой! — прочувствованно воскликнул я. — Можешь не извиняться. Я всё понимаю.
— В каком смысле: «Можешь не извиняться»? Я уже извинился.
— Я имею в виду, не будем об этом. Забудь. Все мы иногда делаем глупости, о которых потом жалеем. Несомненно, ты был тогда немного под мухой, так что не вини себя слишком сильно.
— Послушай, что ты несёшь? Ты сам понимаешь о чём говоришь?
Его тон мне не понравился.
— Поправь меня, если ошибусь, — довольно холодно произнёс я, — но, насколько я понял, ты извинился за свой непристойный поступок в «Трутне», когда зацепил последнее кольцо над бассейном за крюк в стене и заставил меня принять ванну не снимая фрака.
— Болван! Ничего подобного!
— Прах побери, за что же тогда ты просишь прощенья?
— За историю с Бассет.
— Какую историю?
— Берти, — сказал Тяпа, — когда вчера вечером ты сообщил мне, что любишь Медлин Бассет, я сделал вид, что тебе поверил, но на самом деле твоё утверждение показалось мне невероятным. Однако с тех пор я навёл справки и убедился, что ты мне не лгал. Соответственно, я пришёл извиниться за то, что в тебе усомнился.
— Навёл справки?
— Я спросил Бассет, и она подтвердила, что ты делал ей предложение.
— Тяпа! Как ты мог?
— Запросто.
— Это нетактично! Неужели ты совсем лишён возвышенных чувств?
— Начисто.
— Э-э-э: очень жаль.
— За каким ладаном мне нужны твои возвышенные чувства? Я хотел быть уверен, что ты не увёл у меня Анжелу. Теперь я спокоен.
По правде говоря, после этих слов мне стало всё равно, есть у Тяпы возвышенные чувства или нет.
— Тогда другое дело. Рад за тебя.
— Я выяснил, кто её увел.
— Что?!
Он стал мрачнее тучи. Глаза у него загорелись, а челюсть выдвинулась вперёд.
— Берти, — глухо произнёс он, — помнишь, что я поклялся сделать с тем, кто отбил у меня Анжелу?
— Если мне не изменяет память, ты собирался вывернуть его наизнанку:
-:и заставить проглотить самого себя. Точно. Так вот, я не передумал.
— Но, Тяпа, в который раз тебе говорю, я свидетель, что никто не отбивал её у тебя в Каннах.
— Всё верно. Её увели у меня здесь, прямо из-под носа.
— Что?!
— Прекрати твердить «Что?!» как попугай. Ты прекрасно меня расслышал.
— Но, Тяпа, после Канн она ни с кем не встречалась.
— Да ну? А с тритоновым типом?
— С Гусиком?
— Вот именно. С Гадом Финк-Ноттлем.
Мне показалось, он окончательно сдурел.
— Но Гусик любит Бассет.
— Не можете все вы любить Бассет, будь она проклята. Я не понимаю, как её вообще можно любить. Говорю тебе, он влюблён в Анжелу. А Анжела влюблена в него.
— Но Анжела дала тебе отставку до того, как Гусик приехал в Бринкли-корт.
— Ничего подобного. Несколько часов спустя.
— Не мог он влюбиться в неё за несколько часов.
— Интересно, почему? Я влюбился в неё за несколько минут. Боготворил землю, по которой ступала негодная клятвопреступница.
— Прах побери, Тяпа:
— Не спорь, Берти. Факт налицо. Она любит тритонового дегенерата.
Я вспомнил шикарное слово, которое сказала мне Анжела во время нашей с ней беседы в саду.
— Абсурд, мой милый. Полный абсурд.
— Правда? — Он вдавил каблук в ковёр. Про такое я читал только в книгах и впервые видел собственными глазами. — Тогда, возможно, ты объяснишь мне, как получилось, что она с ним помолвлена?
Всё поплыло у меня перед глазами.
— Анжела помолвлена с Гусиком?
— Слышал из её собственных уст.
— Она тебя разыграла.
— Ошибаешься. Вскоре после идиотских торжеств в Маркет-Снодсберийской классической средней школе он сделал ей предложение, и она ухвачилась за него ру ками и ногами.
— Тут какая-то ошибка.
— Вот именно. Сделал её Гад Финк-Ноттль, и, я надеюсь, теперь он это осознал. Я гоняюсь за ним с половины шестого.
— Гоняешься?
— Повсюду. Мне необходимо открутить ему голову.
— Понятно. Ну-ну.
— Ты случайно нигде его не видел?
— Нет.
— Если увидишь, попрощайся с ним как можно скорее и закажи венок: Дживз?
— Сэр?
Я не видел и не слышал, как дверь отворилась, но неуловимый малый вновь очутился в комнате. Лично я считаю, — по-моему, я уже упоминал об этом раньше, — что для Дживза дверей вообще не существует. Они ему просто ни к чему. Он, должно быть, натренировался, как один из тех самых индийских деятелей, которые подвешивают куда-то там свои астральные тела, я имею в виду, сначала испаряются, к примеру, в Бомбее, потом собирают себя по частям и, глядишь, минуты через две возникают из ничего в Калькутте.
Я уверен, моя теория верна на все сто, потому что только с её помощью можно объяснить, как у Дживза получается появляться там, где его секунду назад не было. Такое ощущение, что он перемещается из пункта А в пункт Б как бесцветный газ.
— Ты нигде не видел мистера Финк-Ноттля, Дживз?
— Нет, сэр.
— Я его убью.
— Слушаюсь, сэр.
Тяпа выскочил из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью, а я посвятил Дживза в последние события.
— Дживз, — сказал я, — знаешь, что? Мистер Финк Ноттль обручён с моей кузиной, Анжелой.
— Вот как, сэр?
— Ну, что думаешь по этому поводу? Сможешь разобраться, где тут собака зарыта? В психологии? Поведение Гусика кажется мне более чем странным. Всего несколько часов назад он был помолвлен с Медлин Бассет.
— Джентльмены, получившие отказ от одной леди, очень часто незамедлительно начинают ухаживать за другой, сэр. Хорошо известный факт, который называется жестом.
Туман в моей голове начал рассеиваться.
— Что-нибудь вроде: «Не хочешь, и не надо, таких как ты навалом»?
— Совершенно верно, сэр. Мой кузен, Джордж:
— Не будем о кузене Джордже, Дживз. Оставь кузена Джорджа в покое.
— Слушаюсь, сэр.
— Поговорим о кузене Джордже в долгие зимние вечера.
— Как пожелаете, сэр.
— К тому же на что угодно готов поспорить, твой кузен Джордж не был тюфяком, который боялся обидеть мух. Больше всего меня поражает, Дживз, что Гусик, этот тихоня, вдруг начал расшвыриваться жестами направо и налево.
— Нельзя забывать, сэр, что мистер Финк-Ноттль находится в слегка возбуждённом, отчасти лихорадочном состоянии.