Когда он уходил, Наталья открыла один глаз и улыбнулась. Не успела дверь за ним закрыться, как она повернулась на другой бок и снова уснула.
После того, как это случилось, Никита испытал такие угрызения совести, что немедленно бросил все дела и приехал в Питер.
Он позвонил Насте с вокзала, и по его странно возбужденному голосу она поняла, что произошло нечто необычное. Они встретились на Невском, но при встрече Никита почему-то не поцеловал Настю. Сердце у нее дрогнуло.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего особенного, — с наигранной веселостью сказал он, — просто я очень соскучился по тебе. Я звонил несколько раз, но никто не поднимал трубку.
— Я… меня не было дома, наверное, — соврала Анастасия, отводя глаза в сторону.
К счастью, Никита не обратил на это внимания. Он был слишком возбужден.
— Может быть, выпьем по чашечке кофе? — предложил Шилов.
— Да, конечно.
Они заглянули в ближайшую кофейню и сели за столик у окна. Настя долго и пристально вглядывалась в лицо Никиты, который маленькими глотками пил кофе, не решаясь ничего сказать.
— У тебя какой-то странный взгляд, — наконец сказала она.
— Знаешь, — смущаясь, произнес он, — у меня появилась одна мысль… Может быть, шальная мысль. Даже не знаю, как тебе об этом сказать.
— Ну, говори же.
Насте казалось, что она догадывается, о чем хочет сказать Шилов, но она ошиблась.
— Я думаю, что тебе нужно переехать со мной в Москву.
— Серьезно? — только и могла спросить она.
— Серьезно, — ответил он.
— А зачем?
— Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.
— А как же учеба… институт?
— Но ведь это не надолго… так, на несколько месяцев, пока не поставят мою пьесу. Можно взять академический отпуск, а потом восстановиться.
— Но… но почему? Почему вдруг? Это все так неожиданно, — растерянно проговорила Настя.
— Мне тебя очень не хватает. Ты осталась здесь, а я там совершенно один. Нет, конечно, есть вокруг какие-то люди, но пока что я там чужой, и мне тебя не хватает. Ведь мы же любим друг друга, правда? По-прежнему любим?
— Да, наверное, — неопределенно ответила Настя.
Немного поразмыслив, она задала тот вопрос, который не могла не задать.
— У тебя кто-то появился в Москве?
Он испуганно вскинул на нее глаза, но тут же взял себя в руки. Однако для Анастасии было достаточно одного мгновения, чтобы понять, что она не ошиблась.
— Что? Нет, нет, конечно же, нет. Как ты могла такое подумать? Я люблю только тебя и мне больше никого не надо. С чего ты взяла?
— Я не знаю… Ты приехал так неожиданно, ни с того, ни с сего просишь меня отправиться вместе с тобой в Москву. Я даже не знаю, что тебе ответить.
Шилов поморщился.
— Я приехал потому, что… ну, я сам не знаю, почему… Все это какое-то дерьмо… не получается, не складывается. Я в Москве, ты здесь. Понимаешь? Что-то происходит там, здесь, но мне кажется, что все это не по-настоящему.
Настя задумчиво кивнула.
— Понимаю. Когда ты хочешь услышать мой ответ?
— Чем быстрее, тем лучше, — безнадежно улыбнулся Никита.
— Но ведь ты понимаешь, что я не могу так сразу все решить? Мне надо подумать. Слушай, а ты есть не хочешь?
— Нет, — он покачал головой. — Мне пора возвращаться назад.
— Как — возвращаться назад? Ты же только что приехал и снова едешь в Москву?
— Да, — со вздохом ответил он, — у меня сегодня вечером репетиция.
— И что в ней особенного?
— Ты не понимаешь, это первая репетиция. Я обязан на ней присутствовать. Мы еще окончательно не определились с составом, ну и, в общем…
Вот так, огорошив Настю неожиданной просьбой, Никита снова уехал в Москву. Она долго раздумывала над тем, что ответить Шилову, но не могла прийти ни к какому определенному выводу.
Чувства к нему в ее душе сохранялись почти прежними, она даже ощутила, что ее отношения с Запольским начинают заходить за ту грань, где флирт превращается в роман. С точки зрения практичного ума для нее так было бы лучше. В отличие от начинающего драматурга Никиты Шилова у Запольского уже были имя, репутация, свой театр, он мог бы устроить карьеру Анастасии.
Однако именно этого она больше всего не хотела. Во-первых, ей претила сама мысль о том, что она будет целиком и полностью от кого-то зависеть, а во-вторых, она, действительно, успела повзрослеть. Настя понимала, что роман между ней и модным театральным режиссером может закончиться так же быстро, как проходит сама мода. Она даже благодарила Бога за то, что не наделала никаких глупостей.
И все-таки период сомнений длился долго. Ведь это был первый в ее жизни по-настоящему серьезный шаг.
В это время она избегала разговоров не только с Никитой, но и с Авениром Запольским. Так получилось, что именно в это время Запольский тоже начал работу над новой постановкой. Оба приглашали ее на премьеры. Но она избрала самый надежный путь. Она проигнорировала и того, и другого.
«Будь, что будет, — решила она. — Если я еще нужна Никите, то он обязательно приедет за мной».
Так оно и случилось. Никита приехал за Настей на следующий день после своей премьеры.
Спектакль по его пьесе, хоть и не пользовался шумным успехом, был замечен критикой и публикой.
После первой же репетиции Васильев сказал Никите, что в его постановке нет места такому актеру, как Сергей Лисичкин. Сначала Шилов подумал, что это вызвано личными симпатиями и антипатиями режиссера. Ведь бывают люди, которые ненавидят гомосексуалистов и не желают иметь с ними ничего общего.
Однако Васильев сам объяснил, в чем дело. Его личная неприязнь к актерам, имеющим иную сексуальную ориентацию, была здесь ни при чем.
После того, как Наталья Самохина согласилась сыграть главную роль в новой пьесе, диктовать условия начала она. Во-первых, актриса сразу же потребовала изменить в пьесе несколько сцен, но здесь Васильев и Никита были единодушны: никаких изменений в пьесе не будет, каждая сцена должна быть сыграна такой, какая она есть. Самохина сняла свое предыдущее требование и выдвинула новое: удалить из постановки Лисичкина. Выглядело это довольно странным, потому что Сергей играл достаточно малозаметную роль, появляясь на сцене в присутствии главной героини всего лишь один раз. Но Самохина начисто игнорировала его. На нескольких первых репетициях она делала вид, что в упор не замечает его.
И вот, наконец, это вылилось в категорическое требование, переданное через режиссера.
После того, как Никита побывал в постели у Самохиной, его посещали самые разнообразные чувства. Вначале он винил только себя в том, что произошло. Потом винил Наталью. Ему вспомнились ее призывные взгляды, подмигивание, виляние бедрами. После этого Никита решил, что виноваты все-таки оба — и он, и она.
Но и на этом его сомнения не закончились. В конце концов, Никита пришел к выводу, что винить некого, потому что ничего особенно страшного не произошло. Во-первых, он не женат, а Самохина не замужем. Формально они никому ничего не должны, значит, имеют полное право вести себя так, как им заблагорассудится. Он понравился ей, она понравилась ему.
Никита даже мысли не допускал о том, что вся эта страсть и весь этот акт соблазнения могли быть тонко разыгранным спектаклем, на что однажды в разговоре прозрачно намекнул Лисичкин.
Никита держал в тайне то, что произошло между ним и Натальей Самохиной, но Сергей — теперь по уже известной причине — перехватывал каждый ее взгляд, обращенный в сторону Шилова. Кстати, сама актриса не делала никакого секрета из того, что она проявляет повышенный интерес к молодому талантливому драматургу. Однако на людях это не переходило рамок приличия.
И все-таки Никита старался держаться от нее подальше. Он чувствовал, что ее огненный темперамент способен сжечь все вокруг. Да, у этой женщины были еще силы, была энергия для того, чтобы напомнить всем о своем существовании.
Ее неприязнь к Лисичкину была для Никиты трудно объяснимой. В его представлении Сергей был совершенно безобидным человеком со странностью, которую в либеральном просвященном мире могли бы и простить. Вот потому-то Никита был так изумлен, когда режиссер сообщил ему о намерении избавиться от Лисичкина.
— Но я не понимаю, — пожал плечами Шилов, — что вас не устраивает? Его игра?
— Нет, играет он вполне нормально для той роли, которую получил. Дело не в нем, а в Наталье.
— Причем тут Наталья?
— Этого хочет она.
— Значит, ее не устраивает его игра?
— Думаю, что это неважно. Самохина хочет, чтобы его не было, и я обещал ей разобраться с этим.
— Нет, Юрий Петрович, так не годится. Я не могу понять, что происходит, почему Самохина диктует вам, какие актеры должны играть, а какие нет. Сергей — мой друг.
— Публика пойдет смотреть на игру Натальи Самохиной, а не на твоего друга. По-моему, ты до сих пор не очень хорошо это понимаешь.
— Нет, нет и еще раз нет! — решительно заявил Никита. — Я на это не пойду. Если дело касается Самохиной, то я не намерен уступать.
— Так вот, чтобы ты знал, Никита. Ты, наверное, думаешь, что я пошел у нее на поводу. Ничего подобного. Я сам не хочу видеть его в своей постановке. Да, мне нужен скандал, но скандал положительный. Я не придерживаюсь того принципа, что дурная реклама — тоже реклама. Если у меня два актера на сцене не переносят друг друга, то это угрожает самому спектаклю. В том, что касается постановки, я всегда буду непреклонен.
— Хорошо, — после некоторых раздумий сказал Шилов. — Я сам поговорю с Натальей. Но никогда не пойду на то, чтобы избавиться от Сергея.
— Можешь, конечно, разговаривать с ней, но ты твердо должен усвоить себе одно. Твоя пьеса публику не интересует. Ее интересует исполнительница главной роли.
В тот же вечер Никита встретился с Самохиной в ее гримерке. Он вошел туда после репетиции, когда Наталья сидела перед зеркалом, без особого удовлетворения глядя на собственное отражение. Как только на пороге появился Шилов, лицо ее озарилось радостной улыбкой, а в глазах появился жадный блеск.
— Какие гости! — воскликнула Наталья с нескрываемой иронией. — Наверное, случилось что-то очень важное, если сам Никита Шилов решил навестить бедную актрису.
Никита был настроен решительно. Он сел на стул в углу комнаты и серьезно сказал:
— Наталья, нам нужно поговорить.
— Неужели? — проворковала она, направляясь к нему. — А ты знаешь, что я по тебе соскучилась? Я уже несколько дней подряд просыпаюсь утром в своей холодной постели и думаю — ведь нам было так хорошо вместе. Почему ты не появляешься? Почему не звонишь? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
Без тени смущения она села к нему на колени и обвила его шею своими руками.
— Почему ты молчишь? Что случилось?
Никита не знал, куда деть руки. Краска смущения заливала его лицо. Вся его решительность, весь запал куда-то исчезли. Он отступил перед этой женщиной, от которой исходил густой аромат греха.
— Я хотел поговорить… о серьезных вещах.
— Что ж, прекрасно, — она чмокнула его в лоб и стала теребить волосы. — Поговорим.