Впрочем, кто может сказать наверняка, является ли легкий флирт грехом? Да, Запольский был к ней внимателен, может быть, даже чуточку излишне, но он не переходил грани дозволенного. Настя сама не позволяла ему делать этого. Может быть, он был слишком хитер, а Анастасия этого не ощущала?
Несколько раз Настя намеренно не поднимала трубку, когда слышала звонки по межгороду. Она знала, что Никита снова начнет выспрашивать ее об отношениях с Запольским, потом заведется, начнет кричать, а ей этого совершенно не хотелось.
Никита и сам не был безгрешен. Чтобы обеспечить успех его театральной постановки, режиссер выбрал на главную женскую роль одну известную, но стареющую актрису. Она уже несколько лет не играла в театре, а в кино ее перестали приглашать, и главная роль в новой пьесе была позарез нужна ей. Как часто бывает в таких случаях, она затащила Никиту к себе в постель. Театральная жизнь полна подобных примеров. Вот как это было.
Глава 3
Никита позвонил Сергею Лисичкину с Рижского вокзала. К счастью, тот оказался дома.
— Алло, это ты, Серега?
— Да.
— Это я, Никита.
— Шура! — обрадованно воскликнул Сергей. — Ты откуда?
— С вокзала звоню.
— Ты в Москве?
— Да, только что приехал.
— Ушам своим не могу поверить. Значит, ты все-таки приехал? Надолго в столицу?
— Посмотрим, как пойдут дела в театре. Ладно, об этом потом. А сейчас лучше расскажи, где ты живешь.
— Все очень просто. Бери такси и дуй в Люблино, на улицу Тихую.
— Да у меня с деньгами проблема, — замялся Никита. — К тебе же чуть ли ни через весь город ехать.
— Тогда сделаем по-другому. Ты сейчас где? На площади?
— Да, возле вокзала.
— Станцию метро «Рижская» видишь?
— Да.
— Пройдешь немного дальше до железной дороги. Там есть остановка электрички, кажется, Ржевская. Только не перепутай, Ржевская, а не Рижская. Сядешь в электричку и езжай до Люблино, это остановок семь. В общем, там спросишь. А здесь все очень просто. Наша улица начинается почти прямо от остановки. Запомни номер дома и квартиру.
Никита сделал так, как посоветовал ему Серега, но прошло не менее полутора часов, пока он, наконец, нашел нужное место.
После звонка дверь немедленно распахнулась, как будто Лисичкин поджидал его на пороге. Они принялись хлопать друг друга по плечам, потом обнялись.
— Привет, старик!
— Привет!
— Страшно рад тебя видеть! — воскликнул Лисичкин. — А ты совсем не изменился.
— Ты тоже, — ответил Никита. — Впрочем, нет, у тебя глаза другие стали.
— Интересно, какие же это?
— Посерьезнее.
Никита заметил в правом ухе Сергея маленькую золотую сережку.
— А это что такое?
Лисичкин почему-то смутился.
— Да так, ерунда, захотелось что-то… Ты раздевайся, проходи, а то мы на пороге застряли.
Сергей жил в обыкновенной однокомнатной квартире с минимальным набором мебели, но от этого она была даже более уютной. Раздвижной диван, стол, старая лампа с зеленым абажуром, пара стульев — вот и вся обстановка.
— Вообще-то, нормально, — сказал Никита. — Не очень просторно, но жить можно. А телефон есть?
— На кухне.
— Скоро к тебе начнут приходить счета.
— Какие счета?
— Оплата за телефонные разговоры.
Сергей хмыкнул и покачал головой.
— Насте собираешься звонить?
— Да.
— Неужели и дня без нее прожить не можешь?
Никите показалось, что в голосе Сергея прозвучали нотки ревности.
— Знаешь, у нас с ней в последнее время были проблемы.
— Вот как?
— Боюсь, что у нее роман.
— С кем?
— С Авениром Запольским.
— Ты наверняка об этом знаешь?
— Я подозреваю. Уж слишком внимательно он к ней относится, таскает за собой везде, где только можно.
— А что она?
— Она не отказывается.
— Может быть, ты все преувеличиваешь?
— Может быть… Да, неплохая квартирка, только от центра далеко. Я даже в вагоне заснуть успел, чуть твою остановку не пропустил.
— Ничего, привыкнешь, — рассмеялся Лисичкин. — У меня поначалу с этим тоже проблемы были, но на это быстро перестаешь обращать внимание. Тем более, что теперь мы вдвоем. Это куда веселее.
— А как ты нашел эту квартиру?
— Друзья помогли. Она, конечно, не слишком просторная, от центра далековато, но зато по карману.
— А деньги у тебя откуда?
— Постоянной работы у меня нет, но иногда что-нибудь подворачивается. То в рекламном ролике снимусь, то в кино…
— Ты снимаешься в кино?
— Это слишком громко сказано. Так, была пара эпизодических ролей. Снимался у Хвана, у Дыховичного. Ты «Прорву» не смотрел?
— Нет, я ведь в кино не хожу.
Лисичкин похлопал Шилова по плечу.
— Ты совсем отстал от жизни, старик. Не обижайся, конечно, но ведь я тебе говорил: в провинции многого не добьешься. А здесь есть возможности пробиться. Ты, наверное, проголодался с дороги? Пройдем на кухню, я тебя накормлю.
Они продолжили разговор за обедом.
— Знаешь, — сказал Никита, с аппетитом поглощая яичницу, — я придумал, как еще можно доработать пьесу. Там есть пара эпизодов, которые мне уже не нравятся. Кстати, ты говорил, что показывал ее одному режиссеру.
— Да, и он очень заинтересован в постановке.
— Режиссер-то хоть известный?
— Юрий Петрович Васильев.
— Мне это имя ни о чем не говорит.
— А напрасно, это очень известная в театральных кругах Москвы личность.
— Где он работает?
— Театр на Юго-Востоке.
— Кажется, что-то слышал.
— Еще бы. В прошлом году они поставили «Гамлета» в весьма своеобразной трактовке. Рецензии на этот спектакль были, наверное, в каждой газете.
— Кажется, я что-то читал, но не помню.
— Эх, ты, темнота. Только не обижайся, тебе нужно побыстрее окунуться в настоящую театральную жизнь.
— А что это за театр?
— У них небольшая труппа, часто приглашают актеров со стороны. В общем, подходят к делу современно.
— Так это Васильев не верит, будто я существую?
— Да. Он думает, что эту пьесу я написал, но не хочу в этом признаваться.
— Что-то я не совсем его понимаю.
— А тебе и не стоит его понимать, — беспечно махнул рукой Сергей. — По крайней мере, до тех пор, пока ты сам с ним не поговоришь.
— Он, наверное, еще молодой?
— Нет. А почему ты так решил?
— Вряд ли человек в возрасте сможет понять идеи, которые я постарался заложить в свою пьесу.
— Вынужден тебя разочаровать.
— То есть?
— Ему, наверное, лет уже под пятьдесят. И на театральной сцене он совсем не новичок. Жаль, что ты не позвонил перед приездом, могли бы уже сегодня встретиться с ним.
— Все получилось как-то… спонтанно.
— Наверное, твоя Настя не хотела, чтобы ты ехал.
— Да, были кое-какие проблемы.
— Ну, ничего. Сегодня я попробую договориться о встрече.
— Может быть, мне нужно съездить с тобой?
— Я думаю, что тебе после дорога стоит отдохнуть. Серьезные разговоры лучше вести на свежую голову. Располагайся, будь как дома. Спать можно вдвоем на диване, он просторный. А мне еще нужно забежать на «Мосфильм». Кажется, светит одна приличная работа.
— Ладно, у тебя горячая вода есть?
— Конечно. Прими ванну, отдохни, разбери вещи. Сколько времени у тебя есть? Хотя бы неделю побудешь?
— Посмотрим, как пойдут дела.
— Не дрейфь, старик, все будет в полном порядке. Я сегодня буду поздно, так что ты меня не жди.
— Мне можно позвонить в Питер?
— Конечно. Но за свои разговоры будешь платить сам.
— Договорились.
— Если захочешь, можешь сходить погулять. Тут рядом Люблинский пруд, очень живописное место. Там на гвоздике в прихожей вторая пара ключей, я обычно закрываю на один нижний замок.
Когда Сергей ушел, Никита тут же снял телефонную трубку и стал звонить в Питер, но Насти дома не оказалось, что возбудило в его душе новые подозрения. Приняв ванну, Никита не придумал ничего лучшего, как лечь спать.
Таким был первый день его пребывания в Москве. Он не почувствовал распростертых объятий, с которыми столица должна принимать каждый талант из провинции. Впрочем, все еще было впереди.
На следующее утро Никита вместе с Сергеем отправились на встречу с Юрием Васильевым, режиссером театра на Юго-Востоке. Оказалось, что театр располагается совсем недалеко в небольшом вполне современном двухэтажном здании на окраине нового микрорайона.
— Раньше у них был маленький подвал, — рассказал Лисичкин, — а вся труппа состояла из нескольких человек. Они работали на чистом энтузиазме. Но после того, как несколько их постановок наделали много шума, театр заметили. Сразу нашлись солидные спонсоры.
— Банк какой-нибудь?
— Даже не банк, просто какая-то фирма, торгующая нефтью. У них денег — куры не клюют. Так что, если Васильев решил поставить твою пьесу, то можешь не волноваться — деньги на спектакль найдутся. Знаешь, откуда взялось это здание?
— Спонсоры подарили?
— Точно. И ремонт сделали. На первом этаже — сцена, гримерки, на втором — рабочие кабинеты директора, главного режиссера. Всеми делами здесь заправляет Васильев.
— А ты с ним хорошо знаком?
— Я бы не сказал, что мы друзья, но кое-что о нем я знаю. Васильев отнюдь не либерал. Иногда даже может показаться резковатым. Однако я уверен, что тебе нечего бояться. Если уж он обратил внимание на твою пьесу, то это хороший знак.
Васильев принял их в своем кабинете. Это был высокий импозантный мужчина с седеющей шевелюрой и проницательным взглядом темных глаз. Делал он все просто, без всякой вычурности, свойственной, например, Авениру Запольскому.
«Наверное, именно так и должен выглядеть режиссер старой школы, — подумал Шилов, впервые увидев Васильева. — Чем-то напоминает Олега Ефремова».
Лисичкин первым поздоровался с Васильевым и представил Никиту.
— Я давно обещал вас познакомить с Никитой Шиловым. Это он написал ту самую пьесу.
Васильев пожал Никите руку и с улыбкой сказал:
— Несуществующий автор существующей пьесы? Что ж, приятно познакомиться. Присаживайтесь.
Сергей и Никита расположились в удобных невысоких креслах напротив рабочего стола Васильева. Он, в свою очередь, стал расхаживать по комнате, сунув руки в карманы. У Никиты почему-то появилось неприятное предчувствие. Ему показалось, что оптимизм Лисичкина относительно постановки был несколько преувеличенным. Первые слова Васильева только укрепили его сомнения.
— Драматург — профессия неблагодарная, — сказал режиссер. — На своем веку я встречал, наверное, не меньше сотни людей, которые считали себя способными писать пьесы. Но на самом деле талант был только у двух-трех человек. И тем не менее, пьесы продолжают писать. Ко мне приходят чуть ли не каждый день с рукописями, просят почитать. За последний год мне не попалось ни одной работы, которую я мог бы прочесть дальше первой страницы. Обычно все сразу бросается в глаза. Плохой стиль, искусственность ситуаций, откровенные глупости. Твою пьесу, — он посмотрел на Никиту, — ты не возражаешь, если мы будем общаться без лишних церемоний? Так вот, твою пьесу я прочитал целиком.