— Давай поговорим о «Котах-купидонах». Кто придумал это название? На тебя не похоже.
— О? — Эдит подняла голову, в её карих глазах сверкали добрые искорки. — А что похоже? «Фонд помощи бездомным котам и кошкам всех возрастов, некоторые из которых имеют психологические проблемы и/или физические недостатки»?
Доктор Хенделмен выгнула бровь.
— Ага, — подтвердил Джим, широко улыбаясь.
— Честно говоря, ты прав. Название не моё, я унаследовала его вместе с приютом. Устроившись в «Глобал Генетикс», я решила осуществить давнюю мечту и завести кошку. В детстве у меня были кошки, но после поступления в школу на домашних животных совсем не осталось времени. А здесь оно снова появилось. Я искала именно приютскую кошку и наткнулась на «Котов-купидонов». Узнала, что они закрываются — предыдущая руководительница переезжала в другой штат, так и не найдя преемника. Я вернулась домой без питомца, но продолжала беспрестанно думать о «Котах-купидонах». И чем больше я размышляла, тем больше склонялась к мысли принять бразды правления и получить сразу десяток котов — случается их у нас даже больше тридцати — вместо того чтобы взять одно животное и обречь его на одиночество.
Джим слушал и кивал, понемногу осознавая, что манера речи Эди изменилась: стала более естественной и спокойной; пропали заумные слова. Очевидно, она расслабилась. И он почувствовал себя так, будто выиграл в лотерею.
Официант принес оладьи из креветок и сладкого картофеля. Эдит с жадностью откусила кусочек и откинулась на спинку стула, закатив глаза от удовольствия.
— О… Боже… — простонала Эди с набитым ртом. — Даже если бы ты мне совсем не нравился, я бы согласилась встречаться с тобой, пообещай ты и дальше водить меня в подобные заведения.
— Я это запомню.
Она доела оладушек, а потом быстро и с наслаждением разделалась ещё с двумя. Джим с радостью наблюдал за ней. Наконец, Эди вытерла руки бумажной салфеткой и немного отодвинулась от стола.
— Кстати, как ты считаешь, Хлоя уже отказалась от идеи забрать Изи-Пикси из приюта?
— Не знаю, она тебе надоела?
— Нет! — поспешно воскликнула Эди. — Совсем нет, мне нравится Хлоя. Она… я успела её полюбить. Просто не хочу, чтобы она расстраивалась. Не думаю, что Изи-Пикси согласится покинуть «Котов-купидонов».
Эдит встретилась взглядом с Джимом:
— И она уже очень стара.
Он и сам всё понимал:
— Да.
— Но, кажется, Хлоя по-прежнему убеждена, что Изи-Пикси когда-то принадлежала твоей жене.
Он рассмеялся:
— Вряд ли. Не знаю, сколько исполнилось Пикси, когда мы её взяли. Я подарил её Стеф на нашу первую годовщину. Собирался взять котёнка, но увидел маму-кошку… и понял, что Стефани её полюбит. Кошка была тощей, как скелет, но, без сомнения, уже взрослой. Ветеринар сказал, что ей лет шесть-семь. После того мы прожили в браке ещё восемь лет, прежде чем появилась Хлоя. Так что, если это Пикси, то ей больше двадцати и она преодолела две с половиной тысячи километров.
— И ты не веришь, что это возможно.
— А ты?
Эди удивила его.
— Ученые всегда ищут объяснение явлениям, которые кажутся невероятными. — Она пожала плечами. — Иногда мы их находим, иногда — нет. В любом случае, даже если неизвестно, что лежит в основе явления или процесса, важен сам факт. Не имеет значения, верю ли я в возможность того или иного феномена. Если он существует, от этого никуда не деться.
— Знаешь, что-то подобное ответила бы и Стеф.
Джим сразу же пожалел о сказанном. Женщины не очень благосклонно относятся к обсуждению покойных жен своих кавалеров. Но Эдит снова его поразила.
— Правда? Твоя жена была прагматична? — спросила она, пока официант ставил перед ними тарелки с супом фо.
Джим рассмеялся:
— Ни в коей мере. Стефани была стопроцентным романтиком. Любила старые сады, где больше сорняков, чем цветов, кружевные занавески, фортепьянную музыку. И котов.
— Видимо, она была очень милой, — заметила Эди, и её слова прозвучали искренне, а не как дежурная фраза, подразумевающая «да-да, хватит уже о твоей чудесной супруге, поговорим лучше обо мне».
— Расскажи мне о ней, — попросила Эдит, положив локоть на стол и подперев подбородок рукой.
Рассказать о Стеф? Джим и не заикался о покойной жене несколько лет. Сестры даже имени её не произносили, как будто одно это могло причинить ему боль. Они ошибались. Воспоминания не приносили боли или сожалений. Они были прекрасны; погружаясь в них, он чувствовал благодарность за годы, проведенные в браке.
— Она обладала талантом общения с людьми, умела не только слушать, но и слышать собеседника.
И после небольшой паузы добавил:
— Понимаешь, о чем я? Она умела взглянуть на мир глазами собеседника, даже если была не согласна с ним. Такие люди нечасто встречаются. Хотя большинство хотят, чтобы их поняли.
— Да, — кивнула Эди. — Она работала?
Джим улыбнулся:
— Не полный день, по утрам пекла круассаны в маленькой кондитерской. Вставала в полчетвертого, чтобы успеть. Утверждала, что занимается этим только потому, что ей разрешают забрать домой нераспроданную свежую выпечку, но на самом деле она любила свою работу.
— Ого! Она ела круассаны каждый день? — недоверчиво уточнила Эди. — Она была очень толстой?
Неожиданное предположение вызвало у него смех. Только Эдит могла такое спросить. И Куррану очень нравилась эта её черта.
— Не толстой… упитанной. Так она говорила. А я считал её женственной. Она не ограничивала себя ни в чём: ела, сколько хотела, ругалась, как сапожник, улыбалась много и от души.
Эди задумчиво кивнула.
— А ты? — наконец прервал он молчание, разделавшись с супом. — Ты была замужем?
Она не сразу ответила, сосредоточившись на еде. Джим уже подумал, что Эди так ничего и не скажет, как она произнесла:
— Нет. Я была помолвлена с очень одарённым инженером-конструктором за два года до того, как устроилась в «Глобал Генетикс», но до замужества дело не дошло. Мы встретились в Массачусетском технологическом институте.
— Стоит посочувствовать? — спросил он.
— Посочувствовать?
— Ну, что у вас не сложилось?
— А! Ты хочешь знать, сожалею ли я о тех отношениях, чтобы определить свою линию поведения?
— Именно.
Она нахмурила брови, по привычке обдумывая вопрос.
— В браке не было смысла, мы оба с этим согласились.
— Почему? — спросил Джим, заметив какую-то тень в её обычно безмятежных карих глазах. — Прошу прощения, что лезу не в своё дело.
— Он хотел детей, а я обнаружила, что бесплодна, — спокойно ответила она, но по отведённому взгляду Джим понял, что ей больно говорить об этом. Она стала рвать бумажную салфетку на полоски.
Он хотел взять руки Эди в свои, чтобы хоть как-то утешить, но не решился.
— Вы думали об усыновлении?
— Ему это не подходило. Он полагал, что его гениальность и внешние данные — а он действительно выглядел очень недурственно, хотя до тебя ему далеко — обязательно должны найти продолжение в отпрысках. Считал это своей обязанностью перед обществом.
Она превратила один край салфетки в бахрому и принялась за другой. Джим недоверчиво уставился на Эди:
— Он не хотел, чтобы мир лишился столь выдающихся генов после его кончины?
— Да. — Она кивнула. От салфетки почти ничего не осталось. — Вполне логично. Хотя население земного шара уже сейчас испытывает нехватку суши, пригодной для жизни, но в случае бездетных союзов…
— Эди, — перебил он, — этот инженер бросил тебя потому, что ты не могла родить ему ребёнка?
— Мы расстались по обоюдному согласию, — чопорно ответила она и переключилась на третью сторону салфетки.
— Сожалею.
— Не надо. Больше всего мне в тебе нравится то, что ты не считаешь, что меня нужно жалеть.
— Я не тебя жалею, — удивлённо сказал он. — А того парня, который думает, что его сперматозоиды важнее тебя.
Несколько мгновений Эди внимательно смотрела на него, мысли отражались на её лице, будто написанные большими буквами на лбу: «Да, он надо мной издевается!»
Но Джим был совершенно серьёзен.
— Наелась? — поинтересовался он, кивнув на её пустую тарелку.
— Да.
— Тогда пошли отсюда.
Они оставили машину у небольшого парка рядом с домом Эди и долго гуляли среди деревьев, освященных мягким вечерним солнцем. Под аккомпанемент сверчков и цикад Джим с Эди увлечённо беседовали, стараясь узнать друг о друге как можно больше. Она рассказала, что любит ездить на работу на велосипеде, а Курран похвастался, что пять раз в неделю по утрам посещает бассейн. Она росла в Сиэтле, он — здесь, в Чикаго. Они обсуждали буквально всё на свете. Джим мог бы наворачивать трехкилометровые круги по дорожкам до самого рассвета, но побоялся, что ещё немного и Эди прямо на ходу свалится без сил.
Поэтому с большой неохотой проводил её до дома и неуверенно замер на пороге, удерживая взгляд и не находя слов. Рядом с ней Джиму хотелось вести себя по-рыцарски, хотя, возможно, это было всего лишь благородное прикрытие для потаённых страхов: боязни отказа, боязни нарушить границы и неуверенности в том, где эти границы проходят. Он переживал, что, если позволит себе лишнее, Эдит больше никогда не согласится пойти с ним на свидание. Он не знал, чего она от него ждёт, но её желания ставил гораздо выше собственных. Сам же он жаждал обнять её и целовать до потери чувств.
— Ну, спасибо за великолепный вечер.
— Не за что.
Она встала вполоборота, чтобы открыть дверь.
— Увидимся завтра? — спросил он.
— Нет, завтра в семь утра я улетаю в Сиэтл, рабочая командировка.
— О, надолго?
— Вернусь в субботу утром.
Эди повернула ключ и отворила дверь. Джим постарался скрыть разочарование. Три дня — это слишком много.
— Хорошо, тогда в выходные мы с Хлоей заглянем в приют?
— Конечно.
Эди повернулась к нему, обхватила его лицо ладонями и страстно приникла губами к его губам. Джим в миг и думать забыл о рыцарстве, границах или страхе. Приподнял её, прижал к себе и внёс в дом, не прерывая поцелуя. Потом захлопнул дверь ногой и слегка наклонил голову, чтобы видеть дорогу. Комната казалась калейдоскопом ярких размытых цветов: невозможно было на чём-то сосредоточиться, пока Эди дразнила его язык своим, запутавшись пальцами в волосах и одновременно прижимаясь к нему прекрасной мягкой грудью.
— Диван? — сумел прорычать Джим, чуть отстранившись.
— Кровать, — хрипло простонала Эди и указала куда-то в сторону. — Кровать.
Он огляделся, заметил открытую дверь и бросился туда, подхватив Эдит на руки. К своей радости, там он обнаружил огромную двуспальную кровать, застеленную мягким шёлковым покрывалом цвета морской волны, а не узкую односпальную лежанку, как можно было бы предположить. Он уронил Эди посреди королевского ложа и сам присоединился к ней, встав коленями по обеим сторонам её бёдер.
Она смяла его рубашку в кулаках, выдернула из штанов и, скользнув пальцами под хлопковую ткань, принялась ласкать твёрдый пресс и грудь. Джим застонал, прикрыв глаза от удовольствия. Лихорадочно пытаясь расстегнуть маленькие пуговки на её блузке — будь они прокляты — он не переставал целовать Эди.