Глава четвертая
Когда после одиннадцати зазвонил телефон, Молли уронила на пол любовный роман, который читала, а поспешив схватить трубку, чуть не свалила стоявшую на ночном столике лампу. Никто не звонил ей так поздно. Сэм — с ним она встречалась время от времени, — как правило, успевал пообщаться с ней по телефону ранним вечером. Родители и сестры тоже периодически звонили ей, но никто из них не станет беспокоить ее в такой поздний час без крайней необходимости. И, очевидно, сейчас именно такой случай…
Едва успев поднести трубку к уху, Молли услышала голос Флинна. Он звучал тревожно:
— Я понимаю, что тебе сейчас меньше всего хотелось бы говорить со мной, и клянусь, что не стал бы тебя беспокоить, если бы мог без этого обойтись, — сказал Флинн, — но я просто в отчаянии…
Молли откинулась на подушки. Весь вечер она пыталась не думать о нем и малыше. Ей не хотелось мучиться бессонницей и искать ответы на неразрешимые вопросы. Черт бы побрал Макгэннона и его звонок! — с досадой подумала она.
В голосе Флинна звучало отчаяние:
— Дилан плачет. Я нормально уложил его, и он уже крепко спал, как вдруг проснулся и заплакал. И плачет, не переставая. Просто так, без всякой причины. Что мне делать, Молли?
— Флинн, я уже говорила тебе, что у меня нет никакого опыта по уходу за детьми…
— Но ты ведь женщина, ты должна знать больше моего. Ты только скажи, что делать, и я сделаю! — Голос Флинна по-прежнему звучал тревожно.
— О, теперь я и сама слышу, как он плачет… В чем же причина? Не думаю, что Дилан заболел: днем он был довольно энергичен… Но он всего лишь маленький ребенок. Проснулся в незнакомом месте, мамы рядом нет, ему, наверное, стало страшно, вот он и разревелся. Попробуй утешить его.
— Утешить?
— Ну да. Покачай его, поноси немного на руках, похлопай по спинке, спой песенку…
— Хорошо, хорошо. Понял тебя. Покачать. Похлопать. Спеть…
Внезапно Молли услышала громкий треск, невольно заставивший ее вздрогнуть и поморщиться.
— Флинн? Ты слушаешь?
Никакого ответа. В трубке все стихло. Похоже, Флинн бросил ее, чтобы взять Дилана на руки. Зная его, она не удивится, если он вообще забудет, что разговаривает с ней.
Она еще раз позвала Флинна по имени, но в ответ услышала лишь приглушенные звуки песенки, которую обычно поют студенты во время попойки.
Молли повесила трубку и спустила ноги с кровати. Она знала: уснуть ей теперь не удастся. Может, выпить чашку мятного чая?
Дойдя до кухни, Молли пошарила в шкафчике, нашла нужный пакетик и, опустив его в чашку, залила кипятком. Расхаживая взад и вперед по кухне, она пила чай мелкими глотками и размышляла о мужчинах.
В доме стояла полнейшая тишина. Единственным звуком, и то доносившимся снаружи, был шум ветвей росшего на заднем дворе тополя. Молли сняла верхний этаж старого кирпичного дома, принадлежащего пожилой супружеской паре Макнаттов, которые по полгода проводили в Аризоне. Они решили сдавать часть дома по единственной причине — боялись оставлять его пустующим. И у них были конкретные требования к квартиросъемщику. Никакого шума поздним вечером. Никаких попоек. Никаких ночующих мужчин. Молли, как они сказали, «подходит им просто идеально».
Ее родители вполне спокойно отнеслись к тому, что она поступила на работу к Макгэннону. Ей было двадцать девять лет, и она уже давно доказала свои самостоятельность и здравомыслие. Они знали, что не будет никаких ночных сборищ, как не будет и остающихся на ночь мужчин. Репутация разумного и ответственного человека, думала Молли с чувством легкой досады, была у нее чуть ли не с четырех лет.
Перейдя в гостиную, она поправила на стене картину, выровняла книги на полке, где и так все было расставлено с предельной аккуратностью по авторам и жанрам, отпила еще чаю. Медленно, но верно она обживала это место.
Молли обвела глазами комнату. Кремового цвета диван… Катастрофическая ошибка, потому что он пачкался от малейшего прикосновения! Но ей он очень нравился, как нравился и лежащий перед ним восточный ковер в кремово-желто-зеленых тонах. Чайный сервиз с позолотой, подарок тетушки Джин, стоял на низком столике со стеклянной столешницей, бабушкина лампа с хрустальными подвесками украшала каминную полку…
В доме было аккуратно прибрано. Никакой пыли, никакого беспорядка. Все жестянки с супами расставлены так, чтобы были видны этикетки, одежда в платяном шкафу развешена по цвету и типу. Молли с легкостью представляла себе, как Флинн, войдя сюда, сначала ухохочется до упаду, а потом будет безжалостно издеваться над ней за аккуратизм. Зато всем другим ее мужчинам такой подарок вполне пришелся бы по вкусу. А их было навалом. Целые штабеля!
В средней школе она три года встречалась со Стивом, и они остались друзьями, даже когда он поступил в семинарию. В колледже Молли встречалась с Джоном, учившимся, как и она, на дипломированного бухгалтера. После колледжа был еще один Джон, компьютерный аналитик. Все они были хорошие парни. Серьезные, преданные, славные, абсолютно ответственные, честные.
Почти святые, черт возьми!
Поднеся чашку к губам, чтобы отпить еще чаю, Молли обнаружила, что она пуста, и отправилась снова на кухню, где, торопливо ополоснув, сунула ее в посудомойку. Ни с одним из мужчин в ее жизни у нее ни единого раза не возникало никаких проблем. Она здраво судила о людях. Вот и Сэм Моррисон, к которому она иногда ходила на свидания, был из их числа. Мужчины такого сорта никогда не поставят женщину в трудное положение. Им можно доверять. Они не из тех, кто выдавливает как попало зубную пасту из тюбика или разбрасывает повсюду грязные полотенца. Правда, порой у Молли возникала мысль, что если она начнет встречаться с еще одним таким святым, то вскоре просто умрет. Вот так возьмет и умрет — от остановки сердца, наступившей в результате скуки.
В спальне она выключила свет, взбила подушку именно так, как требовалось, и аккуратно отвернула край простыни, чтобы он ровно лежал на одеяле. Закрыв глаза, мысленно повторяла себе: «Молли, постарайся заснуть!» Но сон никак не приходил.
Молли все еще бодрствовала в половине третьего ночи, когда снова зазвонил телефон.
Такой поздний звонок в другое время мог бы перепугать ее до полусмерти, но сейчас она знала, кто находится на дальнем конце провода. Еще до того, как она услышала голос Флинна ее сердце застучало в сумасшедшем ритме.
— Прости, прости, прости, — произнес он измученным тоном. (Можно было подумать, что Флинн две недели подряд рыл траншеи в джунглях!) — Я совсем не удивлюсь, если тебе захочется отругать меня, но я…
— Я слышу его.
— Еще бы не слышать! Этот ребенок плачет так громко, что, боюсь, разбудит соседей, хотя до ближайших соседей отсюда не меньше полумили. Я испробовал уже все способы…
— Ладно, хорошо, постарайся успокоиться…
— Успокоиться? Ты слышишь рев? Я думаю, Дилан болен. Он, похоже, умирает. А я не знаю, где здесь ближайшая детская больница…
— Не сходи с ума, Макгэннон! Может, Дилан действительно болен, а может, и нет. Прежде чем тащить его на холод среди ночи, присмотрись к нему получше. А вдруг он просто хочет есть?
— Вряд ли, за обедом он съел больше моего. За исключением свеклы. Ее он размазал по всей кухонной стене, и я не собираюсь предоставлять ему еще одну такую возможность…
— Ну а как насчет бутылочки?
— Бутылочки. Действительно. Помнится, где-то во всех этих сумках мне попадались какие-то бутылочки…
— Правда, я не уверена, что ребенок в таком возрасте продолжает пить из бутылочки, но, может, глоток теплого молока успокоил его. А подгузник ты проверил?
— Я надел ему свежий перед сном. Вообще-то я надел четыре. Не знаю, кто, черт возьми, разрабатывал эти штуки, но на них все эти странные ярлыки, в которых без докторской степени не разберешься…
— Макгэннон, посмотри, не мокрый ли он, — терпеливо произнесла Молли.
В трубке на том конце замолчали. Совсем как в прошлый раз. Молли, разглядывая потолок, решала, сколько минут ей подождать, прежде чем положить трубку, но тут Флинн снова оказался на связи.
— Ну и дела! — удрученно проговорил он. Она усмехнулась в темноте.
— Он был мокрый, как я понимаю?
— Хм, даже более чем мокрый. Жуть! Черт побери, любой бы так орал! Я буду тебе вечно благодарен за то, что ты правильно вычислила причину. Я люблю тебя, Молли. И клянусь, что больше никогда в жизни не попрошу у тебя помощи.
В трубке щелкнуло… очень похоже на то, как екнуло ее сердце при словах: «Я люблю тебя, Молли».
Молли, уютно свернувшись в клубочек под одеялом, закрыла глаза. Макгэннон отнюдь не святой, но сама она очень сильно изменилась с тех пор, как они с ним знакомы. Его энергия, чувство юмора, бьющая через край радость бытия были просто заразительны. Он открыл перед ней мир, — вероятно, именно поэтому она с такой неизбежностью влюбилась в него.
Но слова любви были для Флинна не более чем простым эмоциональным всплеском. Молли посоветовала себе быть все время начеку. Этот малыш мог пленить чье угодно сердце. Но вот относительно сердца Флинна она уже не была так уверена и с болью признавала, что сумела внушить себе, будто хорошо его знает. А ведь прежде Молли Уэстон славилась своей осторожностью. Ей следовало бороться с собственными чувствами, а не поддаваться им. И обязательно держаться на почтительном расстоянии от Флинна Макгэннона.
Молли налила себе третью кружку крепкого кофе. Утро и так никогда не было для нее любимым временем дня, а сегодня она готова была зарычать на всякого, кто косо посмотрит на нее. Лучше всего, если это будет Макгэннон, ведь это он виноват в том, что она полночи провела в тревоге за то, как он там справляется с ребенком.
Прихватив свою кружку и папку с документами, она отправилась в «Мозговой центр». Все сотрудники были уже в сборе. Макгэннон так искусно проводил обязательные еженедельные производственные совещания, что их никто не пропускал.
Молли поставила кружку на стол, расплескав при этом кофе, и проговорила:
— Флинна еще нет, как я вижу. Не сходить кому-нибудь за ним в кабинет?
— Да он еще не приходил. Очевидно, мне не стоило вчера брать домашний день, — заметил Дэррен, — говорят, эта женщина — настоящая красотка… Ты ее видела?
У Молли не было настроения играть в вопросы и ответы, а тем более — думать о Вирджинии как о красотке.
— Ни эта женщина, ни ее ребенок нас совершенно не касаются, — резко сказала она.
Флинн опаздывал впервые. Обычно его рабочий день начинался в пять часов утра. В офис он всегда приходил раньше всех. Очевидно, опоздание связано с малышом. Но почему в таком случае Флинн не позвонил? Обычно он всегда давал знать, если не собирался быть на работе.
С формальной точки зрения они могли бы начать совещание и без него. Флинн не раз говорил, что не считает себя руководителем, и не проявлял никакого интереса к этой роли. Целью совещания было обсудить состояние находящихся в работе проектов, выявить назревавшие проблемы, обменяться информацией и идеями, ну и прочее в таком роде. Приближался период уплаты налогов, и у Молли было несколько замечаний к сотрудникам по ведению отчетности, кроме того, она считала своим долгом в очередной раз напомнить им, чтобы проекты не превышали сметы. В отсутствие Флинна она могла прикрикнуть на них всех. И они в отсутствие Флинна могли провести свою ярмарку идей… но это было бы уже не то.