Все смятение и боль, которые испытывала Элизабет, вылились в бурную со слезами ярость, относившуюся к ней самой, но которую она обрушила на него. Вырвавшись из его рук, она резко повернулась.
– Позаботиться обо мне? – воскликнула Элизабет. – Позаботиться как? Лачуга в Шотландии, где я буду сидеть, пока вы будете разыгрывать английского джентльмена так, чтобы могли проигрывать все…
– Если дела пойдут, как я ожидаю, – перебил Ян, с трудом сохраняя спокойствие, – я стану одним из самых богатых людей Англии в течение года, от силы – двух. Если же нет, ты будешь все равно хорошо обеспечена.
Элизабет схватила шляпу и попятилась, опасаясь отчасти его, отчасти собственной слабости.
– Это безумие. Чистое безумие, – повернувшись, она направилась к двери.
– Я знаю, – сказал он с нежностью. Элизабет взялась за ручку двери и рывком открыла ее. Позади раздался его голос, заставляя остановиться. – Если ты передумаешь, после того как мы уедем утром, ты найдешь меня в городском доме Хэммондов на Аппер-Брук-стрит до среды. После я намерен уехать в Индию. И не вернусь до зимы.
– Я… я, надеюсь, ваше путешествие не будет опасным, – вымолвила она, слишком взволнованная, чтобы удивиться острой боли утраты, которую почувствовала, поняв, что он уезжает.
– Если ты передумаешь вовремя, – поддразнил Ян, – я возьму тебя с собой.
Элизабет бежала в полнейшем ужасе от той мягкой уверенности, которую услышала в его ласковом голосе. Когда она неслась галопом через густой туман и мокрые ветви, то больше не была разумной, уверенной в себе молодой леди, а была перепуганной, растерянной девочкой с целой горой обязанностей и воспитанием, убеждавшими ее, что дикое влечение, которое чувствовала к Яну Торнтону, было грязным и непростительным.
В конюшне Элизабет сошла с лошади и с упавшим от ужаса сердцем увидела, что компания уже вернулась с прогулки в деревню. Она ничего не могла придумать, кроме как послать записку Роберту и попросить забрать ее сегодня вечером, вместо завтрашнего утра.
Элизабет ужинала в своей комнате, пока Берта укладывала вещи, и старательно избегала подходить к окну спальни, которое, как оказалось, выходило в сад. Дважды она выглядывала наружу, и оба раза видела Яна. Первый раз он стоял один на террасе с зажатой в зубах сигарой, смотря на лужайки. И то, что Ян был один, вызвало боль в ее сердце. Следующий раз, когда она увидела его, он был в окружении женщин, которых не было здесь накануне. Новые гости, предположила Элизабет, и, казалось, все пять находили Яна неотразимым. Она сказала себе, что это не имеет значения, не может для нее иметь значения. У Элизабет были обязанности перед Робертом и Хейвенхерстом, и это должно быть главным. Вопреки тому, что, очевидно, думал Ян, она не могла связать свое будущее с будущим беспечного игрока, даже если он, вероятно, самый красивый шотландец на свете… и самый нежный…
Элизабет закрыла глаза, стараясь отогнать эти мысли. Было ужасно глупо думать так о Яне. Глупо и опасно, так как Валери и некоторые другие, казалось, подозревали, где она провела весь день и с кем. Обхватив плечи руками, Элизабет дрожала, вспоминая, как искусно ее заманили в ловушку по собственной вине в этот день, как только она вошла в дом после поездки.
– Боже мой, ты промокла, – воскликнула Валери с сочувствием. – На конюшне говорят, что тебя не было весь день. Не говори, что ты заблудилась и провела под дождем все это время!
– Нет, я… я увидела домик в лесу и переждала там, пока дождь не ослабел через некоторое время. – Это казалось самым умным, что можно было сказать, так как лошади Яна нигде не было видно, а ее была на виду, если бы кто-нибудь захотел подсмотреть.
– Когда это было?
– Около часа, я думаю.
– Ты случайно не встретила мистера Торнтона во время прогулки? – осведомилась Валери с недоброй улыбкой, и, казалось, все в гостиной замолчали и повернулись к ним.
– Лесничий сказал, что он видел высокого, черноволосого мужчину верхом на большом гнедом жеребце, который вошел в домик. Он подумал, что это гость, и поэтому не окликнул его.
– Я… я не видела его, – сказала Элизабет. – Был густой туман, я надеюсь, ничего неприятного с ним не случилось?
– Мы не знаем. Он еще не вернулся. Хотя Хариса беспокоится, – продолжала Валери, пристально наблюдая за Элизабет. – Я ей сказала, что не стоит беспокоиться. Судомойки дали ему с собой завтрак на двоих.
Отступив в сторону, чтобы пропустить пару гостей, Элизабет объяснила Валери, что она решила уехать сегодня вечером, а не утром, и, не дав подруге возможности расспросить ее о причинах, быстро ушла под предлогом сменить промокшую одежду.
Берта только взглянула на бледное лицо хозяйки и сразу догадалась, что случилось что-то ужасное, особенно, когда та потребовала вызвать Роберта, чтобы он забрал их домой сегодня вечером. К тому времени, когда была отослана записка, Берте удалось выведать большую часть истории, и Элизабет пришлось провести остаток вечера в попытках успокоить свою горничную.
Глава 7
– Вам ни чуточки не поможет хождение туда-сюда, если вы даже протопчете дорожку на ковре, – сказала Берта. – Нам обеим достанется, когда нас поставит на ковер эта мисс Трокмортон-Джоунс, услышав что вы натворили.
– Она ничего не услышит.
В словах Элизабет звучало больше решительности, чем уверенности, и она опустилась в кресло, нервно пощипывая юбку ярко-зеленого дорожного костюма. Ее шляпа и перчатки лежали на постели рядом с уложенными саквояжами, готовыми, чтобы их отнесли вниз, когда приедет Роберт. Несмотря на то, что она ожидала его, стук в дверь заставил вздрогнуть. Когда Элизабет открыла дверь, вместо того, чтобы сообщить, что приехал ее брат, лакей подал записку.
Влажными от холодного пота руками она развернула записку, моля, чтобы это не было сообщение из Лондона, что Роберта не смогли найти и передать ему, чтобы он забрал их. С минуту она, нахмурившись, смотрела в полном недоумении на торопливо нацарапанные, почти неразборчивые слова записки, в которой говорилось:
«Приходите в оранжерею – надо поговорить».
Лакей уже спускался в холл, и Элизабет крикнула ему вслед:
– Кто дал тебе эту записку?
– Мисс Валери, миледи.
Облегчение от того, что записка не была от Яна, тотчас же сменилось чувством вины и страха, что Валери каким-то образом узнала еще что-то о сегодняшнем исчезновении Элизабет.
– Валери хочет встретиться со мной в оранжерее прямо сейчас, – сказала она Берте.
Берта побледнела.
– Она знает, что произошло, да? И поэтому хочет видеть вас? Мне не положено говорить это, но мне не нравится эта девушка. У нее злые глаза.
Никогда прежде за всю жизнь Элизабет не сталкивалась с интригами или обманом, и все происходящее казалось невыносимо запутанным и окрашенным недоброжелательностью. Не отвечая на замечание Берты о своей подруге, она взглянула на часы и увидела, что было всего лишь 6 часов.
– Роберт не сможет быть здесь раньше, чем через час. За это время я схожу и выясню, зачем Валери хочет меня видеть.
Подойдя к окнам, Элизабет, раздвинув драпировки, разглядывала гостей, стоящих на террасе или гуляющих по саду. Меньше всего ей хотелось, чтобы Ян увидел, как она входит в оранжерею, и последовал за ней туда. Такая возможность казалась крайне маловероятной, но и в этом случае было благоразумным больше не рисковать. Она почти лишилась сил от облегчения, когда увидела его высокую фигуру внизу на террасе. Ярко освещенный парой фонарей, он был в окружении трех женщин, которые кокетничали с ним, в то время как лакей ходил вокруг этой группы, терпеливо ожидая, когда его заметят. Элизабет увидела, как Ян взглянул на лакея, и тот передал ему что-то, предположительно, какой-нибудь напиток. Не обращая внимания на волнение, охватившее ее, когда она посмотрела вниз на его темную голову, Элизабет отвернулась от окон. Предпочитая не выходить из дома через задние двери, которые выходили на террасу, где, как она знала, стоял Ян, девушка прошла боковыми дверями и в стороне от горящих фонарей.
В дверях оранжереи Элизабет заколебалась.
– Валери? – тихо позвала она, оглядываясь по сторонам.
Лунный свет лился через стеклянные панели крыши, и когда никто не откликнулся, Элизабет вошла внутрь и осмотрелась. Цветущие растения в горшках стояли повсюду – аккуратными рядами на столах и скамейках. Более нежные виды украшали полки ниже столов, укрытые от прямых лучей солнца, которые проходили через стеклянный потолок в дневное время. Стараясь успокоиться, Элизабет шла по проходам, рассматривая цветы.
Оранжерея была больше, чем в Хейвенхерсте, заметила она, и часть ее, очевидно, использовалась как своеобразный солярий, так как здесь были деревья, растущие в кадках, и около них витиевато украшенные каменные скамьи с яркими подушками на них.
Элизабет шла по проходу, не замечая темной тени, появившейся в дверях и бесшумно двигавшейся за ней. Заложив руки за спину, она наклонилась, чтобы понюхать гардению.
– Элизабет, – холодно произнес Ян.
Она резко обернулась, сердце громко застучало у нее в груди, рука прижалась к горлу, колени мелко задрожали.